Сказание о Доме Вольфингов - Уильям Моррис Страница 22

«О Лис, я получил от тебя по заслугам, ибо я родом из Илкингов и гостил за Великой Рекой у Бургундов. Римляне властвуют над ними, и они выполняют волю чужеземцев. Так поступил и я, будучи всего лишь их гостем. И вот я, человек Марки, вышел против своих соотчичей – из страха и ради денег! Ты, чужой среди родовичей, убил предателя и труса. Я получил по заслугам. Дай мне еще пить». Так я и поступил, тогда он сказал: «Не окажешь ли ты мне услугу ради своего же собственного рода?» – «Да», – ответил я. Сказал он тогда: «Я послан гонцом в Римский Острог, чтобы показать врагам дорогу в Марку и провести через чащи и пущи. За мной последуют и другие проводники, но не ранее, чем через дня три или четыре. И, пока они не придут, никто среди Римлян не будет знать, что это не я, а ты. Если согласишься, раздень меня, когда я умру. Возьми себе мое платье; сними это кольцо с моей шеи – оно служит мне знаком, – а когда спросят тебя, ответишь: „Предела нет“ – таково назначенное слово. Ступай на юго-восток вдоль долин, оставляя Бродшильдфел по правую руку, и пусть твоя мудрость, Лис, приведет тебя к стану Римлян, а потом обратно к своим родичам, со всеми вестями, которые тебе удастся собрать. Ибо Римляне пришли сюда во множестве. Дай мне пить». Испив снова, сказал он: «Обладатель сего знака среди речных Готов зовется Хросстиром. Такое имя носит он среди трусов. Укрой дерном мою голову. Пусть смертью я искуплю жизнь». С этими словами он откинулся навзничь и умер. Выполнив его просьбу, я взял его доспех стоимостью в шесть говяд и примерил. А потом укрыл убитого дерном в той долинке, спрятал свой же лук и прочее снаряжение в терновнике неподалеку и отъехал на его коне. День и ночь ехал я, а после явился к стану Римлян, а там отдался в руки дозорных и они отвели меня к своему Князю, человеку суровому и мрачному. Он сказал мне грозным голосом: «Назови свое имя». Я ответил: «Хросстир из Речных Готов». Тогда он спросил: «Какой предел?» И я ответил: «Нет предела». «Знак», – молвил он, протягивая руку. И я подал ему кольцо. «Значит, не врешь», – сказал он. В сердце своем я думал: «Ошибаешься, господин» – и веселился. Тогда он принялся задавать мне вопросы, и я отвечал на них бойко, и говорил, что хотел, не произнеся ни слова истины, если только она не могла обратиться ему в ущерб, и душа моя радовалась этой лжи. Так думал я: «Пусть приходят теперь предатели и рассказывают ему правду – он не поверит ей, во всяком случае сразу». Князь же, слушая меня, ни разу не усомнился, иначе приказал бы вызвать своих палачей, чтобы они муками вырвали у меня правду. Я сам видел такое потом, когда при мне пытали взятых в плен мужчину и женщину из Горного Народа. Оставив его, я обошел весь острог, все замечая и ничего не опасаясь; увы, там было много горестных полоненных Готов, клявших меня и называвших предателем, угадывая по одежде, что я принадлежу к их племени. Там я провел три дня и узнал все, что было можно и об остроге и о воинстве Римлян, а на четвертый день, утром, отъехал якобы на охоту, и никто не преградил мне путь, ибо не было у них сомнений. И я направил свои стопы домой, в Верхнюю Марку, а по пути гостил у Гейрингов. Хотите ли вы услышать от меня об обычаях этих Римлян из острога? Времени мало, и речь моя затянулась. Хотите ли? Тут поднялся ропот:

– Рассказывай нам все. Рассказывай все.

– Нет, – возразил Лис, – все говорить не стану, ибо многое узнал я за эти три дня. Но подобает вам знать, что люди эти думают лишь об одном – как бы им захватить Порубежье и опустошить его… убить ратников и старых кметей, а остальных – молодых и красивых – увести в полон; в особенности нужны им наши жены, чтобы взять их себе или продать. Острог их обнесен крепким тыном и свежевырытым рвом; а на валу, что возле рва, сейчас ставят стену, сделанную из глины, обоженной словно горшки в подобие тесаных камней, твердых и красных. Скрепляют же их известью. Делом этим заняты трэлы нашей крови, мужчины и женщины. Они выкапывают эту глину, придают ей форму и относят к печам, а в награду получают чуточку мяса и уйму побоев. Ибо жестоки эти люди, и чужие слезы веселят их. Воины врага вооружены хорошо и одинаковым образом: шлемы у Римлян из железа, оно же прикрывает грудь, а длинные щиты защищают ноги. Все они препоясаны саксами и имеют при себе тяжелое метательное копье. Люди они смуглые, с виду уродливые, мрачные и немногословные, пьют и едят немного. Над ними стоят сотники и десятники, всеми же командует Походный Князь; он ходит повсюду с золотом на груди и челе, а на плечах его плащ цвета журавлиного клюва. Посреди их Бурга устроен Алтарь и на нем они приносят жертвы своему Богу, и почитают они таким образом свой походный штандарт, изображающий орла с широко простертыми крыльями. Но есть у них и другой Бог, и – слушайте внимательно – это волк, словно бы они наши братья… точнее, волчица, а у сосцов ее двое детей мужеска пола. Вот как удивительно. Суров народ этот, и вот что они делают: их десятники и сотники не стесняются бить воинов палками перед всеми, когда что-то идет не так. И они, свободные и могучие воители, терпят порку и не отвечают ударом. Вот какой злой этот народ. Что касается числа их, то в Бурге в лучшем случае найдется три тысячи воинов и не больше; конных – пять сотен и только; лучников и пращников будет больше шести сотен. И говорят, что в походе на нас им помогут пять сотен Заречных Готов и другие люди их собственного племени.

Далее он сказал так:

Решайте же, люди Марки, пойдете ль на смертный бой,

Иль пуститесь в бегство, оставив лес между врагом и собой

Иль без оружья пойдете к их Бургу, взяв и детей, и жен,

Чтоб мира добиться, отдав свою кровь в полон?

Тогда погибнут не все, но смерти рад будет тот,

Кто в градах юга хотя бы два месяца проведет.