К Зверю - Алексей Александрович Провоторов Страница 3

Один, потеряв осторожность, сунулся под руку, и я зарычал, швыряя его на остальных. Они отступили — моментально, и арбалетчики снова прицелились. Быстрее, чем я ожидал. Повисла секунда тишины, даже Хинга замолкла между всхлипами.

На этот раз у них получилось лучше: одна стрела обожгла мне щёку и прошила капюшон, вторая рассекла сапог, зацепив щиколотку. А стрелки уже снова взводили механизмы.

Я развернулся и бросился прочь, на ходу бросив меч в ножны: он всегда верно попадал в них, чем сильно облегчал мне жизнь.

Плащ, цвета дыма в полумраке, скрыл меня, когда я метнулся к окну, и стрелы досадливо свистнули вслед. Я сшиб клетку с Проклом и вывалился в окно, на широкий карниз. Сейчас мне следовало бежать как можно скорее. Я сунул книгу под плащ, спрыгнул вниз, прямо в обрыв перед домом, и поспешил под защиту кустарника. Клетку с ошалевшей птицей я подхватил на бегу — она застряла в промоине и далеко не скатилась.

Молнии били в шпили дома, когда я ссыпался вниз по склону и бросился бежать к лесу, прижимая к груди клетку с вороном. Ещё одна стрела пропела неподалёку, на излёте, а вторая ткнулась в защищенную панцирем лопатку так, что я чуть не полетел кубарем, но больше меня никто не преследовал. Они не хотели оказаться в Лагвуде ночью, а Хинга, наверное, пока не могла обеспечить им безопасность.

Сумерки уже затопили лес, туман разлёгся в низинах, и сапоги тонули в нём, в тонкой плёнке. Пни расчищенной опушки, подёрнутые туманом, кряжистые, казались чужеродными, исполненными какой-то странной симметрии. Это было неудивительно — лес Лагвуд рос на костях существ, которых даже мне сложно было представить. Впрочем, у Хинги были книги и о них, и о многом другом. Через несколько минут она придёт в себя, и тотчас пошлёт погоню, а ещё сообщит своему брату и Беймишу.

Итак, книга у меня, путь известен. Недоставало мне теперь лишь того, кто понесёт меня по этому пути, и ещё одной вещи. У меня было время до рассвета, чтобы вернуть себе голос и вызвать Зверя. Вызвать там, у его Башни, где всегда стоит запах пепла.

Лес сомкнулся надо мной, сухие листья шептали мне, но я не в силах был им ответить. Наступала ночь, а в темноте все мои дороги были короче.

По пути, забравшись достаточно далеко в низины — никто не тронул меня в лесной тьме, я всегда любил этот лес и никогда не причинял вреда его обитателям, — я выбрал ложбину меж огромных корней, сел и достал книгу.

Я знал, кто и как лишил меня голоса, теперь нужно было узнать, как произнести хотя бы одно слово. А лучше два.

«Воцемал», как и все подобные вещи, нельзя читать при свете дня. Вот почему у Хинги в доме всегда темно. Тут, в низинах Лагвуда, было ещё темнее, а значит, книга легче расстанется со своими секретами. Я не был таким хорошим книжником, как Хинга.

И, под чьё-то тихое рычание глубоко в лесу, согревающее моё усталое сердце, да под робкий шорох перьев Прокла, некрепко задремавшего в клетке, я стал читать. Темнота помогала знакам проникать в моё сознание. Я должен был хорошо разобраться в ритуале и найти подтверждение своим догадкам: чтобы отнять свой голос у Горна, хотя бы на несколько секунд, мне требовался голос колдуна, голос или язык мастера, изготовившего Горн; то, что сгодилось бы за мой голос или язык, и звук самого Горна. Полностью вернуть себе Голос, тот, который с большой буквы, я мог, лишь завладев Горном, а он был у Беймиша.

Прочитав всё и повторив про себя, я закрыл книгу и положил её меж корней. Лучше ей оставаться здесь.

Потом открыл клетку с Проклом и взял ворона на руки.

«Будешь говорить вместо меня, птица», — подумал я, и, да, ворон произнёс эти слова вместо меня.

Прокл согласно каркнул в ответ самому себе. Я произнёс его голосом простое заклинание, которое связало нас. Словесная магия всегда удавалась мне лучше, чем остальным. И хотя в итоге это привело меня туда, где я находился сейчас, в том числе и к потере Голоса, моей силы, возможности словом управлять всем, чем я хотел, — на такую мелкую магию, как заставить говорящую птицу произносить мои мысли, меня пока хватало. Но чувствовал я себя не очень хорошо. Саднила щека, рана на ноге до сих пор кровоточила, и ныло, не переставая, сердце — даже здесь, в середине милого мне леса.

Итак, какой-никакой голос у меня теперь был. Трубить в Горн при моём приближении Беймиш будет обязательно — без него он не сможет руководить обороной башни. Я позаботился о том, чтобы он узнал о моём приближении, оставив в живых Хингу.

Теперь уже все знали, что я иду. Если, конечно, кто-то посчитал нужным сообщить Бауту. Но Дрейн, брат Хинги, точно знал. Что ж, пришло время проведать и его — стало светлее, луна обогнала медленно наползающую грозу, зашумел в верховьях влажный ветер, и я продолжил свой путь сквозь ночной лес. Погони за мной так и не случилось.

Наступил поздний вечер, когда я вышел из леса; мой плащ цвета сумерек покрывали сор и паутина, подол был влажен, а сапоги в грязи.

Ворон сидел на моём плече и никуда не улетал.

Он был полезной находкой — предстоял разговор, не менее сложный, чем с Хингой. И мне хотелось иметь возможность изъясняться как-нибудь, кроме как знаками на бумаге. Здесь бумаги не было, здесь меня ждал металл. Что, в принципе, было бы неплохо, не поджидай меня и кузнец.

Но я должен был с ним встретиться. С тех пор, как закончился тот последний бой, в котором людские силы пали, мой конь оставался у него.

Впереди, в темноте, освещаемый сполохами горна, виднелся Двор Дрейна. Низкие крыши отсвечивали под иззубренным месяцем.

К нему легко было проникнуть: мой меч разрезал железные прутья ворот, словно заросли крапивы, и я вошёл во двор лучшего мастера магии на этой стороне мира. Кузнец был искусен во всём, что касалось изготовления вещей.

Да, это он ковал Сталь. Теперь я шёл за ним со Сталью в руке.

Да, это он подковывал моего коня. Теперь я шёл забрать его.

И, конечно, это он ковал Горн. И мне нужен был его язык.

Дрейн бил молотом по заготовке, не обращая на меня