Последний дар утраченного рая. Поэты русской эмиграции 1920–1940-х годов - Оксана Вениаминовна Смирнова Страница 3

Но это было так давно.

1918

Иван Бунин

(1870–1953)

«И цветы, и шмели, и трава, и колосья…»

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной…

Срок настанет – Господь сына блудного спросит:

«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я все – вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав —

И от сладостных слез не успею ответить,

К милосердным коленам припав.

1918

«У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…»

У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.

Как горько было сердцу молодому,

Когда я уходил с отцовского двора,

Сказать прости родному дому!

У зверя есть нора, у птицы есть гнездо.

Как бьется сердце, горестно и громко,

Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом

С своей уж ветхою котомкой!

1922

Лидия Бердяева

(1874–1945)

Сон

Мне снилась русская зима,

Сугробы снега в переулках.

Полозьев хруст морозно-гулкий,

Москва, укутанная в снег.

И я иду и вспоминаю

Былые зимы, былые дни,

А хлопья снега завевают

Мои шаги…

 Вот Кремль! Вот башни вековые,

Часовни Иверской уж нет,

 Но золотом развалины сияют.

Вся в золотом снегу,

Иду и вижу:

Косматая клячонка, сани,

Ванька в шапке меховой

Кнутом мне машет:

«Барыня? А, барыня!

Садись! Куда везти велишь?»

Куда? Пока – в Париж!

Сентябрь 1939

Встреча

Месяц рогатый

Над хатой горбатой

Обгорелой, осиротелой.

Воет у хаты

Пес бесприютный,

Осиротелый…

Слышит месяц рогатый:

«Вставайте, родные! Вставайте!

Сына, солдата встречайте!

В жарком бою убитого,

В поле зарытого».

Видит месяц рогатый:

Один за другим

Выходят из хаты

Встречать солдата.

Скрылся за гору месяц рогатый.

Воет, воет у хаты

Пес бесприютный,

Лохматый…

Ноябрь 1943

Георгий Голохвастов

(1881–1963)

Свеча

Благой со строгими глазами

Темнеет Спас: благая Русь.

Я вновь в былом… Опять молюсь

Я пред родными образами.

Молитвы детские шепча…

О чем же крупными слезами

Так плачет белая свеча?

(Из сборника «Полусонеты», 1931)

Вьюга

Всю ночь мело. Бил ветер ставней

И жутко плакал у окна…

И, одинокая, без сна

Душа томилась болью давней,

Молясь все ярче, все страстней,

Чтоб эта вьюга замела в ней

И самый след минувших дней.

(Из сборника «Полусонеты», 1931)

«Всем жизнь моя была богата…»

Всем жизнь моя была богата:

Любовью, песней и вином, —

Так пусть же вечер за окном!

Полны живого аромата

Былые сны, и их красу

С собой, под грустный блеск заката,

Я в сон последний унесу.

1929

Владислав Ходасевич

(1886–1939)

«Я родился в Москве. Я дыма…»

Я родился в Москве. Я дыма

Над польской кровлей не видал,

И ладанки с землей родимой

Мне мой отец не завещал.

России – пасынок, а Польше —

Не знаю сам, кто Польше я.

Но: восемь томиков, не больше, —

И в них вся родина моя.

Вам – под ярмо ль подставить выю

Иль жить в изгнании, в тоске.

А я с собой свою Россию

В дорожном уношу мешке.

Вам нужен прах отчизны грубый,

А я где б ни был – шепчут мне

Арапские святые губы

О небывалой стороне.

23 апреля 1923

Берлинское

Что ж? От озноба и простуды —

Горячий грог или коньяк.

Здесь музыка, и звон посуды,

И лиловатый полумрак.

А там, за толстым и огромным

Отполированным стеклом,

Как бы в аквариуме темном,

В аквариуме голубом —

Многоочитые трамваи

Плывут между подводных лип,

Как электрические стаи

Светящихся ленивых рыб.

И там, скользя в ночную гнилость,

На толще чуждого стекла

В вагонных окнах отразилась

Поверхность моего стола, —

И, проникая в жизнь чужую,

Вдруг с отвращеньем узнаю

Отрубленную, неживую,

Ночную голову мою.

14–24 сентября 1922

Перед зеркалом

Я, я, я. Что за дикое слово?

Неужели вон тот – это я?

Разве мама любила такого,

Желто-серого, полуседого

И всезнающего, как змея?

Разве мальчик, в Останкине летом

Танцевавший на дачных балах, —

Это я, тот, кто каждым ответом

Желторотым внушает поэтам

Отвращение, злобу и страх?

Разве тот, что в полночные споры

Всю мальчишечью вкладывал прыть, —

Это я, тот же самый, который

На трагические разговоры

Научился молчать и шутить?

Впрочем – так и всегда на средине

Рокового земного пути:

От ничтожной причины – к причине,

А глядишь – заплутался в пустыне,

И своих же следов не найти.

Да, меня не пантера прыжками

На парижский чердак загнала.

И Вергилия нет