Великий Ван - Николай Аполлонович Байков Страница 4

длинную трубку, – следы идут сверху вниз. Теперь идти туда рискованно, так как тигрица дома. Пойдем лучше завтра вечером, с закатом солнца, когда она уйдет на охоту». «А ты знаешь эти места? – спросил его молодой спутник, ощупывая пальцами углубление следов зверя на мокром песке, – если не знаешь, то лучше поискать сегодня, а завтра идти уже наверняка».

«Ты молод и неопытен! – возразил ему старший. – Если мы теперь застанем тигрицу в логове, то не избежать нам беды: мы без оружия, она задерет нас обоих, как только приблизимся к ней. Я знаю эту тигрицу. Два года тому назад она убила моего компаньона, Ван-ка-Лина, который легкомысленно приблизился к ее логову, с целью добыть тигрят. Нет, лучше мы подождем, выследим тигрицу и зная, что она ушла, будем действовать смело и решительно. А теперь пойдем домой и осмотрим верши с рыбой, до вечера осталось уже немного».

Напившись чистой, как горный хрусталь, воды из тигрового водопоя, охотники двинулись в обратный путь вниз по ручью. Как только фигуры их скрылись в чаще леса, тигрица вышла своей засады, посмотрела пристальным взглядом им вслед, при чем, взгляд этот не предвещал ничего хорошего, так как был полон дикой злобы и ненависти. Челюсти ее открылись и две пары острых клыков сверкнули своей белизной. Из полуоткрытой пасти вырвалось глухое ворчание, в нем слышалась угроза.

Постояв еще немного на месте и обнюхав следы человека, тигрица быстро направилась вверх по ручью, в свою берлогу, где ждали ее проголодавшиеся тигрята.

Подходя к логову, она снова услышала крик несносных сорок и соек и решение ее о смене логова созрело окончательно. Лежа на подстилке из сухих листьев, она подставила детенышам свои сосцы и любовалась ими, как может любоваться мать своими детьми, которым она дает жизнь.

Окончив кормление тигрят, она уложила их спать, а сама улеглась рядом с ними.

Неугомонные сойки группами подлетали к логову и своими криками нарушали тишину догоравшего дня.

Вечерело. Солнце багрово-красным диском скрывалось за лесистыми гребнями сопок. Гранитные твердыни Татудинзы горели червонным золотом, резко выделяясь своими остроконечными контурами на темно-синем вечернем небе.

Тигрица проснулась. Осмотрелась кругом. Разбудила детенышей, толкая их своим теплым розовым носом. Те неохотно подымались. Долго потягивались, зевали и, шатаясь на своих еще слабых лапах, направились к матери, сидевшей в углу и наблюдавшей своих питомцев. Пора было приступать к выполнению плана.

V. Переселение

Перенос тигрят мать решила начать с сына, которого она взяла в свою пасть, причем, резцами захватила его за загривок, приподняла с земли, снова опустила, и, наконец, взяв окончательно, быстро вышла из берлоги, направляясь по косогору вверх, где розовела еще вершина горы в лучах заходящего солнца.

Тигренок съежился в комок в зубах матери и, как будто чувствуя необходимость происходящего, терпеливо переносил все неудобства своего положения и даже легкую боль, причиняемую его загривку острыми зубами.

Тигрица шла быстро, широко шагая, выбирая чистые места, без зарослей, и стараясь ступать не по земле, а по камням, чтобы не оставлять следов. Иногда, в силу необходимости, ей приходилось делать прыжки с камня на камень. Тигренок притаился и молчал, только во время прыжков он крякал и еще более подтягивался, и сжимался.

Два раза ей пришлось опустить его на землю, чтобы дать отдышаться и переменить положение, но звереныш героически переносил путешествие, инстинктивно чувствуя, что так надо, что это неизбежно. Через четверть часа тигрица принесла своего сына в новое жилище. Оно было менее удобно и не так комфортабельно, подстилка из травы и листьев в нем отсутствовала, ложем могла служить только голая земля.

Положив своего детеныша на землю и лизнув его несколько раз в мордочку, мать ушла назад к старому логовищу, где оставалась ее дочь. Переноска второго тигренка совершилась также благополучно и быстро, как и первого.

Новое жилище хотя и было менее удобно, но более безопасно, так как находилось почти на самой вершить горы Татудинзы, среди недоступных для человека каменных россыпей. Сюда не заходил даже дикий зверь и редкая птица залетала в эти гранитные дебри.

Сойки и сороки, лесные кумушки, сюда не показывались никогда, они не поднимались выше границы лесов. Из птиц только одни горные орлы посещали эти высоты: и гнездились в расщелинах скал.

Семья могучих хищников нашла здесь надежное убежище, вполне безопасное от всяких врагов. Охотничьи угодья отсюда были далеко. Тигрица теперь могла спокойно оставлять детей одних и удаляться на охоту в дубняки, лежащие у подножья горы.

Новое логово было расположено в большой пещере, под самой вершиной, откуда открывалась чудная панорама бесконечных лесистых хребтов, как волны застывшего моря, уходящих вдаль горизонта.

На западе, в туманной мгле голубых далей как фантастическая фата-моргана мерещилась светлая долина Сунгари. На востоке, среди темно-зеленых отрогов Лао-а-лина и Кентей-Алина едва намечалась узкая долина Муданцзяна с его изумрудными озерами и светлыми полосками пашен. С севера и юга, к подножью Татудинзы, теснились бесконечные цепи горных хребтов, покрытых темными дремучими лесами; к северу хребты эти тянулись на сотни километров, упираясь своими отрогами в устье реки Муданцзяна, при впадении ее в Сунгари, а к югу уходили к границам Кореи, сливаясь с северными отрогами Чан-Бай-Шаня.

Самая вершина горы в летнее время муссонов почти всегда бывает закутана облаками и только осенью и зимой она белеет своими девственными снегами в прозрачной синеве неба.

В этом заоблачном замке семья могучих зверей могла жить совершенно спокойно в непосредственном соседстве с беркутами. Ни один звук тайги не достигал эти каменные твердыни. Вечное безмолвие пустыни господствовало здесь и только зычный клекот горного орла раздавался над дикими ущельями и утесами Татудинзы.

В ясные солнечные дни тигрица выводила своих детенышей из глубины мрачной пещеры на горные каменные террасы и уступы, ложилась там на солнцепеке, на краю пропасти, любуясь резвыми играми своих питомцев. Они там беспечно и беззаботно предавались своим забавам и веселью, не тревожимые никем, вдали от мира, под защитой неприступных альпийских высот.

Мать не спускала глаз со своих подрастающих малышей и внимательно следила за их играми, беганьем взапуски, борьбой, игрою в прятки и шалостями. Главным объектом их забав все же был сильный пушистый хвост матери, который они старались поймать. Часами предавались они иногда этой забаве и безжалостно кусали и теребили его, но, не смотря на боль, причиняемую острыми зубами малышей, мать терпеливо и любовно играла с ними, зная, что эти упражнения развивают силу и ловкость, необходимую для будущей тяжелой борьбы за существование. Когда тигрята