От А до Я. Избранные рассказы русских писателей - Коллектив авторов Страница 46

Произошло взаимное представление. Молодая женщина оказалась женой Соловцова. Завязался оживленный разговор и, в конце концов, я попал к Соловцовым и просидел у них целый вечер, вместо того, чтобы быть у нотариуса.

Я никогда не видал Соловцова таким веселым и довольным, как в этот вечер. Он рассказывал мне историю своей любви, не мог нахвалиться своей женой, говорил про счастье, которое она дала ему, восхищался ее красотой и наивностью, словом, вел себя, как настоящий влюбленный. Потом он рассказал мне план своего нового романа, прочел несколько действительно блестящих глав из него и, наконец, со счастливой улыбкой сообщил мне, что призрак, «тот смешной призрак обезьяны», со времени его женитьбы не является ему больше.

Мы засиделись далеко за полночь, и я уверился, что мой симпатичный друг нашел, наконец, свое счастье. Уезжая из Ментоны и прощаясь с Соловцовым, я ощущал, однако, какую-то странную тревогу за это лихорадочное счастье. Я несколько раз начинал искать причины моих опасений и всегда приходил к жесткой улыбке и фальшивому взгляду молодой жены Соловцова.

Прошло еще несколько лет. Житейский вихрь закружил меня, развеял старые воспоминания, заживил старинные раны и заставил забыть прежних друзей.

Прошлой осенью я ехал по какому-то делу через Петровский парк, ранним утром. Погода, после двухнедельного дождя, была теплая и ясная. Я велел кучеру ехать шагом и о чем-то крепко задумался; когда же очнулся, мы почти выезжали из парка. На одной из скамеек, находящихся недалеко от ворот сада, я заметил старческую фигуру, показавшуюся мне знакомой. Странная поза, которую принял этот старик, заставила меня остановиться и выйти из экипажа. Старик сидел, широко расставив свои руки, как будто обнимая кого-то. Он лепетал бессвязные речи и, с видом глубокой нежности, делал гримасы, могущие выражать поцелуй.

— Что вы здесь делаете? — спросил я.

— Я с обезьянкой своей… с обезьянкой разговариваю, — отвечал он разбитым голосом и поднял на меня свои робкие глаза.

— Соловцов!

Я предположил, что имею дело с человеком, потерявшим рассудок. Ласками и убеждениями я заставил его сесть в экипаж и отвез его к себе.

По приезде домой я поколебался в убеждении, что Соловцов сумасшедший. Он рассказал мне события последних трех лет своей жизни так связно и просто, мотивировал свое настоящее положение так естественно, что я до сих пор не знаю, был ли он маньяком, или только человеком глубоко несчастным.

— Помните, вы встретили меня в Ментоне, — говорил он. — Я праздновал тогда свой медовый месяц. Моя жена была прежде актрисой и до замужества носила фамилию Мерцаловой. Этой фамилией полны скандалезные хроники многих провинциальных городов. В 18 лет она перебывала в десятках мужских рук, и все эти руки оставили на ней свои грязные следы. К сожалению, я узнал об этом слишком поздно. Я пережил много тяжелых минут, но никогда не напоминал ей ее прошлого. Первые полгода своей супружеской жизни я прожил, однако, спокойно и счастливо. Потом, мало-помалу, стали проявляться ее грязные инстинкты, ее пошлые убеждения и позорные привычки. Еще в Ментоне поднялись слухи, неудобные для моей супружеской чести. Тщетно я уговаривал ее, мать моего будущего ребенка, пощадить свою репутацию, напрасно я окружал ее всей добротой, на какую только был способен, ее неотразимо тянуло к себе болото, в котором она выросла. Чувство горячей любви к ней заменялось во мне чувством презрения и отвращения. Она возвращалась домой с своих оргий пьяная и утомленная, но я не имел права расстаться с нею, потому что ждал от нее ребенка. Это время, наконец, наступило.

Ненавидя меня, она перенесла свою ненависть и на ребенка. Однажды, возвратившись домой, я увидел, что она била его, восьмимесячную крошку! Я не буду говорить вам, что я с ней сделал. К моему отвращению присоединился ужас. Тело малютки было покрыто синяками. Ребенок умер, когда у него начали прорезываться зубки. Я захворал и, когда пришел в сознание, то узнал, что моя жена уехала с лакеем из гостиницы, в которой мы жили… Вот тогда-то я и понял, что…

Соловцов остановился.

— Что же вы поняли?

— Что муки и ужасы, которые причиняла мне когда-то эта фантастическая, омерзительная обезьяна, ничто в сравнении с муками, которые может доставить — венец создания — человек, женщина, почти ребенок.

— С тех пор, — продолжал Соловцов, — вы, может быть, не поверите мне? — я всей душою, безумно полюбил мой фантастический призрак, — мою обезьяну, но она не являлась ко мне. И только недавно… месяц тому назад… она пришла ко мне… пришла разделить мое одиночество. Если бы вы знали, как я был рад ей! Я отдал ей всю любовь и всю ласку, которые накопились в моем сердце. Когда она со мной, мне становится легче. Я знаю, что у меня есть друг, безмолвный и беспомощный, но который зато не принесет мне и огорчений, который не разорвет в клочки моего сердца.

Соловцов замолчал.

— Да, — сказал он потом, — к такой нежной деликатности никогда не была способна моя жена. Когда мне грустно, обезьяна не смеется и даже, — прибавил он шепотом, — я заметил однажды на ее глазах… слезы!

Пантелеймон Романов

«Черные лепешки»

I

Когда до Москвы оставалось тридцать верст, Катерина уже не могла спокойно сидеть в вагоне. Ей казалось, что она никогда не доедет. И с каждой верстой сердце билось все сильнее и сильнее.

Вчера она узнала, что Андрей, работавший уже пять лет на заводе, сошелся и живет с другой женщиной. Сам он ничего не писал ей и ни в чем не изменился по отношению к ней: к празднику по-прежнему присылал деньги, изредка писал письма. Говорили, что он теперь каким-то председателем и хорошо живет. Может быть, ему ничего и не стоит посылать ей те сто рублей, которые он посылает, а остальные четыреста — пятьсот с той проживает. И, казавшаяся ей прежде большой, сумма в сто рублей теперь вдруг представилась оскорбительно маленькой.

Что ей сделать, когда она приедет в Москву? Ворваться к нему, застать его на месте, устроить скандал?.. Пусть люди видят, что он подлец и негодяй. Стекла еще побить… нарочно голыми руками, чтобы в крови были. А эту стерву за косы!

«Ах, пралик, пралик, что наделал!»

Все эти красные ленточки… А давно ли они вместе по-хорошему жили, в лощину к речке по