Стихотворения - Алексей Николаевич Апухтин Страница 7

смоль густые брови,Румянец молодой…Он всё бы отдал мне, всё, всё, до капли крови,Чтоб звать своей женой.Его бесстрашен дух и тихи разговоры,В щеках играет кровь…Но мне не по сердцу его живые взорыИ скучная любовь!Ну, слушай, как-то раз по этой вот дорогеЯ шла с восходом дня…Но что же, что с тобой? Ты, кажется, в тревоге,Не слушаешь меня…О Боже мой! Глаза твои как угли стали,Горит твоя рука…»И вдруг в последний раз все струны задрожалиВ душе у старика,Ему почудились горячие объятья…Всё смолкло вкруг него…Потом он слышал вздох, и тихий шелест платья,И больше ничего.1863

«Давно уж нет любви меж нами…»

Давно уж нет любви меж нами,Я сердце жадно берегу,Но равнодушными глазамиЕе я видеть не могу.И лишь заслышу звук знакомыйЕе замедленных речей,Мне снятся старые хоромыИ зелень темная ветвей.Мне снится ночь… Пустое поле…У ног колышется трава;Свободней дышит грудь на воле,Свободней сыплются слова…А то иным душа согрета,И мне, Бог знает почему,Всё снится старый сон поэтаИ тени, милые ему, —Мне снится песня Дездемоны,Ромео пролитая кровь,Их вечно памятные стоны,Их вечно юная любовь…Я весь горю святой враждоюК глупцу, злодею, палачу,Я мир спасти хочу собою,Я жертв и подвигов хочу!Мне снится всё, что сниться может,Что жизнь и красит, и живит,Что ум святым огнем тревожит,Что сердце страстью шевелит.1863?

Романс

Помню, в вечер невозвратныйПосреди толпы чужойЧей-то образ благодатныйТихо веял предо мной.Помню, в час нежданной встречиИ смятение, и страх,Недосказанные речиЗамирали на устах…Помню, помню, в ночь глухуюЯ не спал… Часы неслись,И на грудь мою больнуюСлезы жгучие лились…А сквозь слезы – с речью внятнойИ с улыбкой молодойЧей-то образ благодатныйТихо веял предо мной.1863?

К морю

Увы, не в первый раз, с подавленным рыданьем,Я подхожу к твоим волнамИ, утомясь бесплодным ожиданьем,Всю ночь просиживаю там…Тому уж много лет: неведомая силаЯвилася ко мне, как в мнимо-светлый рай,Меня, как глупого ребенка, заманила,Шепнула мне – люби, сказала мне – страдай!И с той поры, ее велению послушный,Я с каждым днем любил сильнее и больней…О, как я гнал любовь, как я боролся с ней,Как покорялся малодушно!..Но наконец, устав страдать,Я думал – пронеслась невзгода…Я думал – вот моя свободаКо мне вернулася опять…И что ж: томим тоскою, сноваСижу на этом берегу,Как жалкий раб, кляну свои оковы,Но – сбросить цепи не могу.О, если слышишь ты глагол, тебе понятный,О море темное, приют сердец больных, —Пусть исцелят меня простор твой необъятныйИ вечный ропот волн твоих.Пускай твердят они мне ежечасноОб оскорблениях, изменах, обо всем,Что вынес я в терпении тупом….Теперь довольно. Уж мне прежних дней не видеть,Но если суждено мне дальше жизнь влачить,Дай силы мне, чтоб мог я ненавидеть,Дай ты безумье мне, чтоб мог я позабыть!..1867

«Осенней ночи тень густая…»

Осенней ночи тень густаяНад садом высохшим легла.О, как душа моя больнаяВ тоске любви изнемогла!Какие б вынес я страданья,Чтоб в этот миг из-за кустовТвое почувствовать дыханье,Услышать шум твоих шагов!1868Село Покровское

К Гретхен

Во время представления «Le petit Faust»[4]

И ты осмеяна, и твой черед настал!Но, Боже правый! Гретхен, ты ли это?Ты – чистое создание поэта,Ты – красоты бессмертный идеал!О, если б твой творец явился между намиИз заточенья своего,Какими б жгучими слезамиСверкнул орлиный взор его!О, как бы он страдал, томился поминутно,Узнав дитя своей мечты,Свои любимые чертыВ чертах француженки распутной!Но твой творец давно в земле сырой,Не вспомнила о нем смеющаяся зала,И каждой шутке площаднойБессмысленно толпа рукоплескала…Наш век таков. Ему и дела нет,Что тысячи людей рыдали над тобою,Что некогда твоею красотоюБыл целый край утешен и согрет.Ему бы только в храм внести слова порока,Бесценный мрамор грязью забросать,Да пошлости наклеивать печатьНа всё, что чисто и высоко!Лето или осень 1869

А. С. Даргомыжскому

С отрадой тайною, с горячим нетерпеньемМы песни ждем твоей, задумчивый певец!Как жадно тысячи сердецТебе откликнутся могучим упоеньем!Художники бессмертны: уж давноПокинул нас поэта светлый гений,И вот «волшебной силой песнопений»Ты воскресаешь то, что им погребено.Пускай всю жизнь его терзал венец терновый,Пусть и теперь над ним звучит неправый суд,Поэта песни не умрут:Где замирает мысль и умолкает слово,Там с новой силою аккорды потекут…Певец родной, ты брат поэта нам родного,Его безмолвна ночь, твой ярко блещет день, —Так вызови ж скорей, творец «Русалки», сноваЕго тоскующую тень!Конец 1860-х годов

Огонек

Дрожа от холода, измучившись в пути,Застигнутый врасплох суровою метелью,Я думал: лошадям меня не довезтиИ будет мне сугроб последнею постелью…Вдруг яркий огонек блеснул в лесу глухом,Гостеприимная открылась дверь пред нами,В уютной комнате, пред светлым камельком,Сижу обвеянный крылатыми мечтами.Давно молчавшая опять звучит струна,Опять трепещет грудь волненьями былыми,И в сердце ожила старинная весна,Весна с черемухой и липами родными…Теперь не страшен мне протяжный бури вой,Грозящий издали бедою полуночной,Здесь – пристань мирная, здесь – счастье и покой,Хоть краток тот покой и счастье то непрочно.О, что до этого! Пускай мой путь далек,Пусть завтра вновь меня настигнет буря злая,Теперь мне хорошо… Свети, мой огонек,Свети и грей меня, на подвиг ободряя!1871

А. Н. Островскому

Лет двадцать пять назад спала родная сцена,И сон ее был тяжек и глубок…Но вы сказали ей: что ж, «Бедность не порок»,И с ней произошла благая перемена.Бесценных перлов ряд театру подаря,За ним «Доходное» вы утвердили «место»,И наша сцена, вам благодаря,Уже не «Бедная невеста».Заслуги ваши гордо вознеслись,А кто не видит их иль понимает ложно,Тому сказать с успехом можно:«Не в свои сани не садись!»18 февраля 1872

А. Н. Муравьеву

Уставши на пути, тернистом и далеком,Приют для отдыха волшебный создал ты.На всё минувшее давно спокойным окомТы смотришь с этой высоты.Пусть там внизу кругом клокочет жизнь инаяВ тупой вражде томящихся людей, —Сюда лишь изредка доходит, замирая,Невнятный гул рыданий и страстей.Здесь сладко отдохнуть. Всё веет тишиною,И даль безмерно хороша,И, выше уносясь доверчивой мечтою,Не видит ничего меж небом и собоюНа миг восставшая душа.Июнь 1873Киев

Марии Дмитриевне Жедринской

Когда путем несносным и суровымМне стала жизнь в родимой стороне,Оазис я нашел под вашим кровом,И Отдохнуть отрадно было мне.И старые и новые печали,Вчерашний бред и думы прошлых днейВ моей душе вы сердцем прочиталиИ сгладили улыбкою своей.И понял я, смущен улыбкой этой,Что царство зла отсюда далеко,И понял я, чем всё кругом согретоИ отчего здесь дышится легко.Но дни летят… С невольным содроганьемСмотрю на черный, отдаленный путь:Он страшен мне, и, словно пред изгнаньем,Пророческой тоской стеснилась грудь.И тщетно ум теряется в вопросах:Где встретимся? Когда? И даст ли БогКогда-нибудь мой страннический посохСложить опять у ваших милых ног?2 августа 1873Рыбница

Памяти Н. Д. Карпова

С тех пор, как помню жизнь, я помню и тебяС улыбкой слушая младенческий мой лепетИ музу детскую навеки полюбя,Ты знал мой первый стих и первый сердца трепетВ мятежной юности, кипя избытком сил,Я гордо в путь пошел с доверчивой душою,И всюду на пути тебя я находил,В безоблачный ли день, в ночи ли под грозою.Как часто, утомясь гонением врагов,Предавшись горькому, томящему бессилью,К тебе спасался я,