Галина Маркус - Сказка со счастливым началом

Галина Маркус

Сказка со счастливым началом

Непростые «если» одной сказки*

Сентиментальный роман часто путают с мелодрамой, ожидая жалостливой истории, где идеальные влюблённые красиво изображают чувства, а злодеи отвратительны от природы и не способны ни на что человеческое. А ведь классики жанра считали способность глубоко переживать и, главное, – сопереживать – самыми главными чертами, определяющими Человека. Что будет, если наделить всех героев способностью жить только своими чувствами, отдаваться им целиком: уж любить – так любить, ненавидеть – так всей душой?

Что, если героиня, рассудительная максималистка, которая старалась всегда всё делать правильно, становится вдруг – «пропащей»? Собирается замуж за «приличного человека», а оказывается в постели с бандитским наследником, ещё и возмутительно младше себя?

«Всё счастье, и всё горе, которые мне выделили в жизни…» – благодарно произносит сгорающая Снегурочка.

Что, если брак, заключённый на небесах, приносит одни только беды и проклятия близких, каждый из которых считает своим правом и долгом требовать – «отступись!» Стоит ли бороться с судьбой, и как не перепутать судьбу с чужой волей? Найдётся ли тот, кто скажет: «Ну, пошли жить дальше…», – когда твоя жизнь кажется тебе пепелищем?

В романе Галины Маркус «Сказка со счастливым началом» много непростых «если».

Это глубокий и честный разговор о настоящих мотивах наших поступков. Об ответственности за выбор, который мы делаем каждую минуту. Тем более, если это выбор «между порядком и хаосом, рассудком и сумасшествием, спокойствием и страхом, счастьем и пучиной бед».

И ещё эта удивительная книга – о самом главном родстве, которого одинаково жаждут богатые и бедные, счастливые и несчастные, все-все-все – о родстве душ. И о сказке, вера в которую это родство являет.

Какой же конец должен быть у «Сказки со счастливым началом»? Не спешите ответить…

Руководитель издательских программ продюсерской компании «Артбухта», редактор одноименного литературного интернет-журнала, прозаик

Екатерина Злобина.

…Читая книгу на пенькеЗимующим звериным чадам,Я оглянулась – по щекеТы проскользнул горячим взглядом.

И, в неизбежное маняОт лешачихиной опеки,Коснулся тайного огняМоей лесной библиотеки.

Я с полки зимний день брала.Вставали белые просторы;Играющие зеркала;И звери обживали норы.

Твой взгляд – последний мой костёр,И перепрыгнуть мне придётся,Чтоб стать как сто моих сестёр,И без опаски встретить солнце.

Я вдруг увидела: живу!Не узнавала, замирая,В дупле сидевшую сову —Остаток детства – или рая?

Я выросла не по годам;И, плача, спать пошли лисицыОбратно по моим следам —В те, позабытые страницы…

Поклонник женской красоты,Не тяготись своей виною.Подумай, суженый, что тыИскуплен лучшею ценою.

Всё отдала я за листокВ той книге, где прикосновеньеПроизошло за гранью строк —И явью стало сновиденье.

… Весной предстану во плотиРучьём, звенящим и… бесследным:Я на воздушные путиСтуплю почти что незаметно;

Ты за окном увидишь свет:То я прошла стопою смелой,И леший мрак сошёл на нет……Ни шага вслед за мной не делай.

Нижеприведённый текст является литературным произведением. Все совпадения фамилий, имён, отчеств, ников и названий, так же, как и описываемых персонажей и событий, с реальными являются случайными.

Борис предупреждает…

– Что ты тут делаешь? – растерянно спросила Анька.

Присутствие старшей сестры на вечеринке в её планы, разумеется, не входило. Кроме досады и недовольства в Анькином голосе звучало смущение. Несколько месяцев назад она заявила, что имеет право делать всё, что ей вздумается. Но одно дело – сказать, другое – решиться. К свободе Анька ещё не привыкла, и в глазах её читалась опаска, как в детстве, когда она разбивала дорогую вазу или убегала гулять без спроса.

Прошло уже минут пять, как на дачный участок ввалилась шумная студенческая компания. Примерно столько понадобилось Соне, чтобы одеться, спуститься со второго этажа и обозначить своё присутствие. Окошко её выходило на лес, а то, что калитка не заперта на висячий замок, Анька, похоже, и не заметила.

Нотации, вопреки её опасением, Соня читать не собиралась, но и прыгать от радости тоже – час назад она устроилась на диване под тёплым светом ночника с книжкой в руках и собиралась провести тихую мирную ночь. Ни странные шорохи, ни тёмные, полные воспоминаний комнаты, ни чернота за окнами не пугали её так, как два десятка варваров, собирающихся осквернить своим присутствием их маленький старый домик.

Стоял спокойный осенний вечер – один из последних погожих вечеров в этом году. Завтра, в субботу, Соня мечтала в одиночестве побродить по опустевшим дорожкам посёлка, посидеть под любимой рябиной, тяжёлые гроздья которой предсказывали морозную зиму, и подумать – ещё раз хорошенько подумать. Вечером она сходила бы в старинную местную церковь с чудом сохранившейся колокольней, поставила бы свечки, помолилась за упокой души Мары и настроилась прожить, протерпеть, прокантоваться ещё неделю – до нового выходного. Последнее время почему-то казалось, что каждый следующий выходной должен принести какое-то облегчение или событие, которое выведет её из этого тягостного состояния.

В этот раз решение поехать на дачу пришло неожиданно. Накануне, в преддверии пятницы, Соня ясно представила себе новый день. Вечерние перепалки с сестрой у телевизора, телефонные переговоры с Женей: «Ты где?» – «Еду с работы». – «Позвони, когда приедешь». – «Я приехал. А ты что делаешь?» – «Ничего, а ты?» – всё, как обычно. Утром она прихватила сумку (зубная щётка, пачка чая, хлеб, сыр, и, конечно, Борис) и сразу после работы отправилась на вокзал.

Жене она позвонила прямо с платформы и только оттуда сообщила про поездку – чтобы не успел составить компанию. Сказала, что едет укрыть кусты перед заморозками и забрать из подпола яблоки. Женя уже поужинал и собирался лечь спать. Соня боялась, что он предложит помочь и рванёт в Малую Сторожевку, но Женя отмолчался – наверное, самому хотелось отдохнуть после тяжёлого дня. Он обещал заехать за ней в воскресенье и забрать – и Соню, и яблоки, и банки с вареньем. В этот раз заготовок сделали мало. После смерти Мары огородничество затухло – ни Соня, ни тем более Анька не горели желанием продолжать дело матери, мечтавшей досыта накормить семью витаминами.

Всё на даче напоминало о ней, и, казалось, Соня должна была чувствовать себя здесь печальной или подавленной. Но так мог подумать только тот, кто не знал Мару. На даче царил вечный беспорядок – сколько ни перекладывала она за свою жизнь вещи с одного места на другое, выглядели они так, словно их только что раскидал тайфун. Благодаря этому в комнатах оставалось ощущение наполненной событиями жизни, её безостановочного процесса.

Этот странный, недостроенный домик являлся как результатом, так и свидетелем не слишком удачных попыток матери жить как все, приземлиться на эту планету, притвориться, что разговариваешь на языке аборигенов, интересуешься их заботами – проведением газа, покраской забора, борьбой с сорняками. У Сони, правда, налаживать быт получалось ещё хуже. Они с Марой были родственными душами, хотя никогда по этим самым душам и не беседовали.

Разговаривать в их семье было принято громко. Очень громко. Честно сказать, в доме постоянно стоял крик. Вовсе не истерики или скандалы (ну, кроме разборок с Анькой), чаще – вполне мирное общение. А уж когда начинали спорить… Громче всех вопила, конечно же, Мара, ей вторила Анька, но иногда выходила из себя и Соня, особенно когда её сильно доставали и мешали читать.

Дача всегда была до предела наполнена этим общением. Вот и сегодня вечером, готовя себе чай, Соня разговаривала с матерью. Отбрасывая неизвестно как попавшую на кухонный стол тяпку, она произносила: