Александр Потемкин - Стол

Аркадий Львович Дульчиков провел по бровям ваткой с репейным маслом, припудрил на шее неизвестного происхождения синячок, затушевал специальной английской пудрой редкие бесцветные волосы, взглянул на себя в зеркало, сузил глаза, повесил на воротничок щеки, надел отутюженный ведомственный китель с погонами и генеральской звездой государственного советника третьего ранга, вышел из уборной служебных апартаментов в кабинет и в приподнятом настроении расположился в кресле за своим столом начальника одного из отделов очень важного российского министерства. Тут он восторженно взглянул на портрет главы государства, стоявший справа на дубовой консоли, бросил мимолетный взор на вазу со свежим букетом цветов и приказным тоном столоначальника сказал: «Да, кх-кх, голубчик, теперь ты можешь начать рабочий день. Держи в руках честь стола! Никому никакого спуску!». Эта фраза, брошенная самому себе, была вымолвлена таким повелительным тоном, что могло создаться впечатление, будто господин Дульчиков любил приказывать не только подчиненным или приглашенным на служебный ковер, но и себе самому. Аркадий Львович открыл газету с сообщением о продлении задержания под стражей известного господина Х-кого и положил ее на край стола – небрежно, но так, чтобы она тут же бросилась в глаза посетителю. С каким-то тайным умыслом он двумя руками взялся за свой дубовый стол, словно проверяя, насколько прочно стоит его стержень жизни, расцеловал его, и не просто так, формально, но с чувством, даже страстно. Потом открыл повлажневшие глаза, протер их салфеткой «Темпо» и, обратясь в чтящего закон чиновника, снял трубку прямой связи с секретарем и жестко, коротко бросил:

– Любовь Леонидовна, я начинаю прием.

– А можно мне на секунду?

– Кх-кх, валяй…

В кабинет вошла Любаша Попышева, высокая, эффектная блондинка. Ей было не больше двадцати трех лет. Короткая джинсовая юбчонка, высокие шпильки, обтягивающая лиловая трикотажная кофточка. Пухлые, цвета закисшей вишни губы плотно сжаты, большие зеленые глаза смотрят прямо на господина Дульчикова. Она подошла к нему вплотную. Легким прикосновением мягких пальцев дотронулась до висков, грудью скользнула по мужскому плечу.

– Может… сейчас… развалетитесь… Львович? – каким-то вялым тоном спросила она.

Он взглянул на нее отсутствующим взглядом, размышляя совсем о другом. В приемной первым дожидался доступа к его столу господин Махахорин. У него был очень важный разговор. Вторым шел Вадбольский, следом – остальные: Мамедов, Кузякин, Гусь и Трещалов. Потом предстоял обед, который Дульчиков часто проводил с заведующим канцелярией министра Петром Петровичем Сапегой в ресторанчике на Чистых прудах. На послеперерывное время записались Клещивцев и госпожа Елена Дмитриевна Куракина. «Всякий раз поутру много серьезных дел. Да и послеобеденную публику нельзя забывать. Их капитал звенит в ушах чиновников», – добродушно, без злобы размышлял Аркадий Львович. Впрочем, столоначальник тут же залез левой рукой под юбку секретарши и в задумчивости, с невозмутимым спокойствием, как-то между прочим, стал тискать ягодицу блондинки Попышевой. Делал он это совсем даже не эротично, а как-то спортивно, с приложением недюжинной силы. Складывалось впечатление, что сам он не понимал, чем был занят. Что происходило все это оригинальное чудачество вне его сознания, помимо его рассуждений. «Особенно надо потрясти Махахорина. Да и другую публику. Они денег зарабатывают ворох. А как дурят-то государство, как унижают матушку Россию!» – внутренний монолог генерала был напыщенно патриотичен.

– А Вячеслав Семенюра прибыл? – спросил он.

– Да! Дожидается клиентов, – бросила смиренная Попышева.

– Этот тоже мошенник высшей гильдии. Ну, ты иди, Любаша. Зайдешь ко мне с клубничным вареньем после Кузякина. Публике скажешь, что у меня телефонные переговоры с представителем правительства. На телефонные звонки отвечай, что я на совещании. Но на лист записывай, кто звонил! Что, довольна, кх-кх?

Она улыбнулась, прошептала «yеs», показала ему язычок, сжала локоть и вышла из кабинета. Закрывая дверь, устало подумала: «Ну и ладно… Да и какая разница?»

«Ей бы только того… – усмехнулся про себя чиновник. – Из женщин бюрократ никак не получится. Их мысли ломаного гроша не стоят. У них все одно в голове!» Довольный своим аналитическим рассуждением, господин Дульчиков включил агрегат обнаружения подслушивающих систем, нахмурил брови, кисло скривил рот, надел на краешек носа очки, принял усталый, деловой вид и стал ждать посетителя.

В кабинет вошел полненький, невысокий мужичок лет шестидесяти. Нос крупный, воспаленный и покрасневший на крыльях, подбородок в угрях, глаза небольшие, круглые, карие. Вишневые туфли, кремовые брюки, голубая сорочка с отвисающим от тяжести карманом на груди и торжествующая улыбка как-то сразу напрягли государственного советника третьего ранга.

– Ба, приветствую вас, дорогой Аркадий Львович! Лучшие пожелания вам от всех членов Святого Синода Русской православной церкви. Вы православный?

Вижу, что верующий. Такие люди нужны христианской вере.

Столичный бюрократ уже готов был признаться, что да, крещеный, но посетитель, похоже, спешил. Явно не собираясь его слушать, он торопливо продолжал:

– Есть уйма православных, жертвующих свои деньги на восстановление разрушенных храмов и финансовой независимости православия. Вот, буквально на днях: скончалась знатная особа, некто Амелякина. Она завещала церкви деньги, драгоценности, картины. Даже экзотических животных! Но есть ведь и люди, не располагающие капиталом, но дарящие приходам благородные поступки. Недавно…

– Так-с, никак не пойму, о чем идет речь. Что вы от меня хотите, кх-кх, благородный человек? – и господин Дульчиков наигранно зевнул.

– Я присяду?

– Да.

– Вам звонили сверху о моем визите?

– Откуда сверху?

– С самого-самого.

– Не припомню. Кто должен был звонить? Митрополит Кол-кий?

– Что вы! Берите выше, выше! – самодовольно перебил столоначальника улыбающийся посетитель.

– Простите, как ваша фамилия?

– А вы меня не признали?

– Пока нет.

– Так я же Семен Семенович Махахорин! С Соф-кого завода. Его директор и правая рука самого-самого. Ба! Обижаете. Не признать Махахорина… Я же друг вашего шефа!

– Начальника департамента?

– Министра.

– Министра? Мне никто ничего не говорил, – соврал чиновник. – Но, кх-кх, в чем, собственно, дело? Чем могу помочь такому симпатичному человеку?

Господин Махахорин взглянул на броский заголовок газеты, отодвинул ее, выпучил глаза и в гневе бросил:

– Плохо делился! Таких людей российский мир не уважает. Подумаешь, Х-кий! Вчера Х-кий – сегодня пшик. Ноль, бублик без мака! Живешь – давай жить другим. А то президентом захотел стать… Если делиться не научился, то как в президенты-то? Ба! Но вернемся к моему вопросу, – опять заулыбался Семен Семенович, да так радостно и сердечно, что вызвал недовольство чиновника.

«На самом этом директоришке пробу негде ставить, а он Х-кого поносит! Вредно это, не по-русски», – мелькнуло в голове у Дульчикова.

– Вы, конечно, знаете, с каким неимоверным трудом восстанавливается русская церковь. Сколько храмов разрушено прежним режимом, какое количество священников было замучено извергами. Но где взять деньги для воскрешения святынь? Надо же ежедневно производить все необходимое для церковной жизни: праздничные календари, свечи, иконы, стихари, потиры, кадильницы, крестики и так далее. Тут, Аркадий Львович, капитал необходим огромный. В настоящее время такую широкую номенклатуру товаров выпускать – изворотливость нужна и связи с богоугодными людьми. Ведь все это делается, чтобы в душах россиян опять воцарился дух Христов…

«Когда это он в них был? Не припомню! Но пусть туман напускает. Чем больше красивых слов, тем ближе суть дела. Видно, этот тип – пройдоха высшей гильдии. А тебе, голубчик Аркадий Львович, о другом надобно думать. О доходах! И не просто о мелочах, а о солидном капитале», – размышлял столоначальник.

– В прошлый раз церковь просила ваше ведомство об освобождении от налога на добавленную стоимость. И Бог помог: прежний руководитель департамента господин Наврайский снял с нас НДС. Ожили! Лампады и свечи, паникадила и латунные венцы озарили храмы. Слово Божье зазвучало с новой силой!

«Этого пьяницу давно сняли», – подумал генерал.

– Но теперь – новая беда. Не дает она Святому Синоду и всем православным христианам спокойствия и душевной благодати! – Тут Семен Семенович понизил голос и заговорщически прошептал: – Мы лишаемся основного символа, главного знака нашей веры – креста… – В этом месте господин Махахорин остановился и проницательным взглядом впился в невыразительные глаза столоначальника.

– Как так, упаси Бог? – почти вскричал господин Дульчиков. – Какая же вера без креста, без образа воскресения? Что, наши чиновники, кх-кх, налог или лицензию на изготовление крестов ввели? Тут, любезный, мешкать недопустимо! Пусть ваш самый главный с письмом к президенту обратится. Что за порядки вводит этот Мреф? Налог на крест! Тут я категорически против. Готов публично выступить в своем отделе: в этом законе совершенно нет никаких национальных интересов. Впрочем, может, все же есть какой-то резон. Вот в старые времена кресты делали из ткани, кожи, из рыбьей чешуи. Сегодня можно спички ниткой обмотать, смастерить крест из молодой березовой поросли, вылепить из глины, изогнуть проволоку, наколку разведенной сажей сделать. Татуаж нынче, кх-кх, в моде. Готов вам помочь советом. Или вы желаете чего-то другого? У вас имеется заявление в адрес нашего ведомства или на мое имя? Оставляйте его, симпатичный господин Махахорин, начнем работать. Старт для деятельности нашего брата чиновника – всегда письменное обращение.