Басира Сараева - Только любовь

Басира Сараева

Только любовь

Басира Сараева – член Союза Писателей Азербайджана, доктор философии по филологии, старший научный сотрудник института Языкознания им. Насими НАНА. [email protected]

Глава 1. Сирень Неувядаемая

Из телецентра девушки вышли удрученные. Обе не прошли в финальный этап конкурса дикторов-ведущих. Несмотря на дядин звонок, Садагят не пробилась из-за ярко выраженного провинциального выговора, Нилуфар – просто из-за отсутствия связей в руководстве телерадиокомпании. Подруги расстались на автобусной остановке: Сада пошла домой – Нелли села на маршрутку и поехала на работу, где ее ждали клиентки.

– С чем тебя поздравить, тезка? – спросила главный редактор газеты и журнала «Частица сердца».

– С тем, что еще не раз буду обслуживать Вас, – ответила девушка женщине, подставившей волосы на укладку.

– Жалко, твоя мордашка прям напрашивается на экран, а голос – в микрофон.

– Конкурс и азербайджанизм – несовместимые понятия, – добавила другая клиентка, ожидающая очереди на стрижку.

– Причем тут азербайджанизм? Я ее без конкурса возьму.

Парикмахерша не ожидала предложения устроиться корреспондентом в газете от самого редактора. Для нее дикторство представлялось проще простого. Подают готовый материал – тебе только начитать в эфир, а журналист должен нести ответственность за каждое слово.

– В школе любила сочинения на свободную тему?

– Еще как!

– Тогда напиши пилотную заметку, например, о бабушке Солмаз, – сказала Нилуфар-ханум и передала привет своей воспитательнице. – Жду тебя в понедельник.

Через три дня Нелли пошла в редакцию «Частица сердца» с набитой на машинке историей жизни. Задание немного расходилось с предполагаемым замыслом. Девушка рассказывала о том, как ее воспитывали обе бабушки/ Пробегая по тексту, редактор не скрыла доброжелательную улыбку, но, увидев подпись «Нилуфар Закир-гызы», подняла голову, сделав неясную гримасу:

– Та-та-та-там! Две Нилуфар нам не нужны.

Мастер красоты разочарованно поднялась, но не успела вымолвить слова на прощание, как тезка произнесла с ухмылкой:

– Не ждала такого ответа? Журналист всегда должен удивлять читателя или зрителя. Сядь, малышка!

Нелли опустилась на стул, а женщина продолжала:

– Я же и тогда знала, как тебя зовут. Зачем мне ранить твою душу? Просто имела в виду псевдоним.

Молодая Нилуфар тупо уставилась на бумаги. Редактор сказала, что берет ее внештатным корреспондентом, обещала дать удостоверение и письмо, если потребуют респонденты, но трудовую книжку пока не открывала.

– Дальше всё будет зависеть от тебя. Вызовешь сенсацию, поднимешь свой и наш рейтинг – посмотрим.

– Раз две Нилуфар Вам не нужны, тогда Нелли Закир подойдет? – отважилась девушка.

– Красиво, но Закир – мой сын, а Нелли… Времечко такое, – возразила Нилуфар-ханум.

Этот разговор состоялся весной 1994 года, когда националистические веяния имели большой вес, хотя ко власти вернулся толерантный Гейдар Алиев.

Шеф-редактор улыбнулась, протянув девушке руку:

– Виват моя Сирень Неувядаемая – Ясемен Солмаз!

Это удачное сочетание она придумала экспромтом от имен обеих бабушек собеседницы: Ясемен, что означает «сирень» и Солмаз – «неувядаемая».

Новоиспеченная журналистка с упоением перечитывала свою пилотную заметку, уже сидя в автобусе.

«Родители собирались назвать первенца, если бы родилась девочка, Ясемен в честь папиной мамы, но смерть матери через два дня после родов изменила планы, и отец дал мне имя любимой жены. Новую семью он не создал и воспитывал меня, как мог. Не смирившись с потерей своей Нилуфар, Закир ушел в запой и сел на иглу. Через четыре с небольшим года не стало и его. С тех пор я живу то у бабушки Ясемен, то у Солмаз. Первая – скромная домохозяйка, мать четверых детей – проживает в одноэтажном доме вместе с семьей старшего сына, другая тоже с сыном – в трехкомнатной квартире в девятиэтажке.

Дома бабушек находятся в пяти минутах от школы, но в разных направлениях. Мои родители учились в одном классе в той школе, которую я окончила пять лет назад, до семилетнего возраста ходила в садик бабушки Солмаз.

Сделав три безуспешные попытки поступить на факультет журналистики, я наконец-то, смирилась с вечерним обучением на филологическом факультете Бакинского госуниверситета. Днем подрабатываю в салоне красоты, делая модные и простые стрижки, укладывая волосы, иногда выщипываю брови. Клиентки довольны, мне приятно».

– Детсковато получилось, – тихо усмехнулась автор.

Фикрет приехал за невестой к их общей бабушке Ясемен. Девушка, собирающаяся на занятия, сияла от радости – жених старался поддержать ее настроение:

– Горжусь, что буду возить звездное перо.

– Теперь буду смотреть на тебя в телевизоре, – добавила бабушка.

Внучка сообщила о фиаско на ТВ, но обрадовала, что будет писать в газете и журнале под именем бабушек. Ясемен-ханум обняла Нелли, попросив подарить ей сиреневую шаль на первый же гонорар.

– За шалью помчусь хоть завтра. Сейчас гонорары не дают. Каждый автор сам платит редактору за публикацию.

– Эх, что тогда тебе остается? – развела руками женщина.

Фикрет пояснил, что его невеста будет брать деньги у тех, про кого напишет:

– Например, как я везу своего лидера, интересно только мне и родне. Мама заплатит Нелли – она известит публику, и твой внук станет самым популярным водилой в городе.

– И за сколько это обойдется?

– За 20 долларов в среднем, половина мне, половина редакции.

Но девушка не сказала, что не будет брать плату за статьи, а напишет их для души, требуя взамен только читательскую симпатию. Повезет, а там и на экране появится. Десять долларов она оплатит из выручки в салоне красоты. Никто из родных никогда не спрашивал, сколько она зарабатывает. На клиентов мастер не жаловалась. Некоторые, зная, что она сирота и собирается замуж, не брали сдачу и платили сверх положенного. Если чаевые в парикмахерской она принимала как должное, то плату в творчестве считала предвзятостью.

Фикрет возил Нилуфар в университет четыре раза в неделю. Будучи шофером председателя одной из политических партий, в свободное от работы время он распоряжался автомобилем как такси.

Молодые простились с Ясемен-ханум. Усадив рядом невесту, парень молча благодарил ее за то, что отвлекла бабушку от назойливого вопроса «когда ремонт закончится?». Девушка уже сыграла свадьбу[1] тогда, как жених медлил.

Фикрет был сыном ее тети по отцу, по-азербайджански, биби-оглу. Согласился на помолвку по просьбе матери. Кузина приняла предложение, потому что все ее одноклассницы уже вышли замуж, а большинство однокурсниц носили обручальные кольца.

Единственной свободной подругой была неудачница Садагят, учившаяся на дневном отделении филфака госуниверситета. Ей не везло во всём. Каждую сессию она сдавала через знакомых, а если просьбы не проходили, студентка прибегала к зеленым, которые добывала только у клиентов. Сада писала в четырех газетах и делала сюжеты для радио. Она и ввела Нилуфар в курс дела внештатного корреспондента, не видя в вымогании денег ничего зазорного.

Парень вышел из машины и побежал к таксофону, вернулся через несколько минут с искренней радостью на лице, что не ускользнуло от внимания невесты. Жених не впервые заставлял ждать себя, отвлекаясь на телефон-автомат. Сев за руль, он включил магнитофон, в котором зазвучал известный блатной (без ненормативной лексики) хит «Доля воровская».

– Кто только не исполнял эту песню, – произнесла Нелли.

– Один покойный сочинил, другой поет, – ответил Фикрет.

– А именно?

– Говорят, автор – маштагинец Эльчин. Его ножом пырнули, умер от кровотечения[2].

– Это я знаю. А кто поет?

– Кто-то из «Шестерки Умида»[3].

Нелли взяла из бардачка подкассетник и прочла цветной вкладыш:

– «Доля воровская» – Сейран Ульви.

Не раз видевшая фотографию группы на страницах газет и экране, она поставила палец на изображение упомянутого исполнителя:

– Страшило какой! По голосу не скажешь, что это он.

– Хотя они жили в Баку, выступали на свадьбах в районах и там же все погибли, – продолжил жених.

– Кажется, в Геранбое на мину наехали.

– Точно, – кивнул парень.

Они вспомнили историю, всколыхнувшую прессу больше года назад, но сразу же ушедшую в забытье.

Машина остановилась перед БГУ имени М.Э. Расулзаде[4]. Жених и невеста вышли одновременно. Он пожал ей руку, не собираясь проводить до аудитории, как в первые месяцы помолвки. Будучи старомодным коренном бакинцем, он не любил целовать невесту в коридоре, а просто шел рядом. Но за последнее время держался с ней крайне холодно.

– Ты любишь ее?

– Кого?

– Кому звонишь всегда.

Парень растерялся, но не солгал:

– Мы не дети, родная моя. И если хочешь правду, нам с ней хорошо.