Басира Сараева - Только любовь Страница 2

– Ее зовут Оксана?

– Откуда знаешь?

– Сада разнюхала.

– Так и знал, что эта назойливая муха…

Он не мог подобрать слов.

– Так оно и лучше, Фикуш. Я постоянно думаю о том, люблю ли тебя. То есть люблю как биби-оглу.

– И я люблю тебя, как дайы-гызы[5] и спрашиваю себя, имею ли право наносить новые раны на твое сердце.

Как Нелли, так и Фикрет с удовольствием разрывали помолвку, которая нужна была только их родственникам, а им – разве что для престижа.

– Это убьет нашу бабушку. Знаешь, сколько раз я скорую вызывала, – растрогалась девушка.

– А тебя не убьет, если я женюсь на тебе и через год-два всё равно брошу?

На минуту он подумал, что она предлагает брак по расчету, разведется, заполучив ребенка, сделает карьеру журналиста и заживет, как поп-звезда. Но она также держалась строгих правил и, сняв обручальное кольцо, ответила решительно:

– Я за семью, которую строится на любви.

Он снова окольцевал ее безымянный палец:

– Оставь на память. Я всегда сомневался в нашей свадьбе, поэтому не выгравировал в нём наши имена.

Парень поцеловал девушку в щеку впервые на глазах у снующей толпы во дворе ВУЗа. Слышавшие его обещания уладить проблему в сердцах восхищались заботливым женихом, беспокоившимся о невесте, завалившей экзамен.

Глава 2. Интеллигентный слуга

Абдул уже больше года жил и работал в селе Ипекйурд[6], охранял двор, убирал за скотом, обрезал деревья, а в последнее время и стирал одежду хозяина. Пожилые супруги Баладжафар-киши и Гызылгюль-хала[7] относились к нему, как к члену семьи, предлагая поселиться в доме, но он предпочитал сторожку у ворот рядом с гаражом с ветхим «Запорожцем».

Несмотря на обоюдную привязанность, жизнь слуги оставалась за туманной завесой. По словам участкового Бабира, его друг пришел в деревню, чтобы выбраться из депрессии – у него недавно погибла жена на восьмом месяце беременности, упав с обвалившимся балконом в доме брата. Мужчина в это время находился в отъезде, а когда прибыл, ее с серьёзной черепно-мозговой травмой только что поместили в реанимацию. Она умерла через десять часов, так и не придя в сознание. Ребенка изъяли путем кесарева сечения, но и он, также пострадавший от удара, не выжил. Когда Баладжафар-киши и Гызылгюль-ханум пытались спрашивать слугу о личной жизни, тот отвечал, что развелся с женой. Что бы там ни было, Бабир ручался за друга, божился, что он надежный и замечательный человек, пусть дружит с травками и иголками.

Сам Баладжафар-киши, страдавший тяжелой формой сахарного диабета (не зависящий от инсулина), доживал последние месяцы и прекрасно сознавав это. Неделю назад его выписали из больницы, где ампутировали правую ступню, а двумя месяцами ранее – большой палец той же ноги. В конце июля-начале августа старики перебрались бы к одной из дочерей, продав усадьбу людям, намеревавшимся скупить участки у нескольких соседей, чтобы построить зону отдыха. Абдул же планировал вернуться в Баку и попытаться начать новую жизнь.

– Жена, еще чаю! – приказал хозяин.

– А кто тебя в туалет поволочит? – раздался голос из кухни.

– Я не умер, отец, – произнес слуга, встав из-за стола, где играл с ним в шашки.

Когда он вернулся с чаем и медом, соперник уже убрал игру в коробку, подтрунивая:

– Проигрывал и нашел повод улизнуть.

– Сам ты проиграл, – ответила жена, достав коробку с домино. – Он же не сдался, а ты не стерпел.

Гызылгюль-хала размешала косточки домино и, обняв дворецкого, усадила перед мужем.

– Я за «спасибо» не играю, – улыбнулся Абдул. – Если проиграю, большой серый гусь – ваш.

Предприимчивый слуга не только увеличил поголовье хозяйского скота, но и завел свой, поскольку места было предостаточно. Когда он прибыл к этим людям, в просторных сараях обитали тощая корова и две козы, которых старики собирались продать; в одном из пяти курятников находилось 15 кур. Некогда богатый фруктами сад также пришел в запустение.

– Аппетит пропал. Давай договоримся по-другому, – ответил старик. – Проиграешь – отрежу ногу, жена пришьет мне.

– Сам пришью, – усмехнулся Абдул. – А если проиграешь ты?

– Встанешь и включишь видео.

После выписки из больницы дочери купили ему видеоплейер, в который он просил ставить только одну кассету – малую свадьбу[8] внука Гусейна.

Слуга выиграл первую партию и послушно пошел подключить приставку к телевизору. Он уже в третий раз ставил эту запись и хотел уйти к себе, как хозяин приказал остаться.

– Если пленка оборвется, не буду же орать на сто километров.

– С чего ты решил, что с кассетой что-то не так?

– Говорю тебе, сядь и смотри до конца. Будто не знаю, зачем смываешься. Очередная доза зовет.

Старик в чём-то был прав, но слуга не мог созерцать кадры на видео без боли: то тупо опускал взгляд, то закрывал большие серые глаза.

– Как же красиво танцуешь, отец.

– Танцевал.

– Мои ноги к твоим услугам, и ты еще повоюешь, – пошутил мужчина с печальным лицом и подавленным голосом.

Абдул выглядел лет на сорок, на несколько лет старше реального возраста. Это был статный мужчина с огромной лысиной и редко выступающей улыбкой на задумчивом лице.

Он нехотя присел на стул, устремив взгляд на пол.

– Иди за кайфом, так и быть! – произнес Баладжафар-дайы.

– Разве этот пир не кайфарики спели? У всех на лице написано «наркоман», – сказал Абдул, указывая на членов группы «Шестерка Умида».

Старик нахмурил брови, а слуга, подойдя к телевизору, ткнул пальцем в сидевшего за синтезатором Сейрана Ульви:

– А этот вылитый главарь банды.

– Зато как поет! – вставила Гызылгюль-ханум.

Абдул нажал кнопку «стоп-кадр», и пианист с локонами, спадающими на плечи, с синими глазами и выщипанными бровями на заросшем лице застыл, как Сфинкс.

– Ну, просто загляденье! Как вам настоящий азербайджанец?

– А ну, прекрати и дай досмотреть, щенок! – пробурчал хозяин.

Мужчина нажал кнопку повторно, и песня в исполнении Сейрана приласкала слух стариков. Женщина заплакала, а слуга подошел к ней, прося прощение за оскорбление памяти погибших музыкантов.

– Давно этот пир был, – протянул он, посмотрев на всплывающую на экране дату.

– Почти два года назад. Дочка в Дашкесане живет. А покойных музыкантов там любили, – напомнила Гызылгюль-ханум.

– Сынок, ни я, ни жена не забыли твою доброту к нам. Просто больно, что ты губишь себя. Если те люди кололись и нюхали, то после смерти оставили память в сердцах поклонников. А ты, дурень, даже одним пальцем на пианино играть не умеешь.

Баладжафар-киши припомнил дворецкому, как пару месяцев назад шестилетний Гусейн тщетно учил его играть на игрушечном пианино «Жили у бабуси».

– Прошу. Память о себе, когда меня заест гашиш, – сказал Абдул, вручая хозяйке покрытую лаком глиняную статуэтку девушки, похожую на ее дочь.

Изваяние было изготовлено по заказу сестер как подарок к дню рождения Перигюль, утонувшей в море семь лет назад.

Однажды, когда Абдул поехал в Баку, чтобы продать мясо, недоверчивые зятья Баладжафара (ненавидевшие сомнительного типа) потребовали открыть его каморку и вместо компрометирующих преступника улик обнаружили несколько лепок из пластилина и парафина. Когда Абдул вернулся, они как бы невзначай перевели разговор на хобби детей, а слуга охотно поделился скромными знаниями скульптора.

– В дом пионеров ходил от нечего делать, поэтому не стал ваятелем.

– Ох, дитя мое! – всхлипнула Гызылгюль-хала, обняв одной рукой мужчину и держа в другой бюст дочери.

– Отдал бы ее за тебя, – сказал старик. – Таким же романтиком была моя Перигюль.

– Умная, добрая, никого не боялась. Пряла шелк и гнала корову в загон и обратно, – добавила мать.

За работу Абдул принялся с душой, так как хозяйская дочь напоминала его погибшую жену. Если Перигюль умерла холостая в 20 лет, то Абдул был вторым мужем Джейран – беженки из Армении.

Ее первого супруга убили в 1989-м на почве межнациональной розни. Она с грудным сыночком перебралась в Баку и жила с братьями. Поскольку гуманитарная помощь и пособие не покрывали нужды, вдова работала в чужих домах: мыла посуду, окна и полы, стирала и ходила в магазин. Увидев эту хорошенькую женщину в доме друга, Абдул не упустил шанс насолить нелюбимой жене, заключил брак с любовницей перед Богом, и эта жизнь их устраивала. Он снял однокомнатную квартиру. Вскоре обе жены сообщили о беременности. Муж с трепетом ждал рождения детей, разделяя философию гражданской жены «дети – это богатство, как бы нужда не мучила».

Один из братьев Джейран, так же беженец, поселился в аварийном здании в Сумгаите. Она с разрешения мужа поехала в гости и не вернулась, потому что погибла, унеся в небеса и ребенка, который должен был родиться через полтора месяца. Сироту же взяла сестра покойной.

Абдул так и остался жить в съемной квартире, где никто не мешал ему дурачиться, приводил «наложниц» на пару дней. К законной жене приходил, когда вздумается. В связи с упадком промышленности после развала СССР его уволили с завода, в котором он дорос до начальника цеха. Полная пустота в жизни, и все увидели в нём законченного наркомана, хотя он не увеличил дозу, пусть сел на иглу намного раньше.