Анатолий Шинкин - Фуфель

Фуфель

Ностальгический деликатес

Анатолий Шинкин

© Анатолий Шинкин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

«Век двадцатый стал поворотным в

истории Фуфлянии: сгорела последняя

в стране фабрика по производству ВСЕГО,

и хрен с ней!»

Фуфляния – удивительная страна, расположенная-сдвинутая-забытая-спрятанная-заброшенная-затерянная-закинутая на фиг к Северу от Мира. Жители ее не выезжают «в Зарубеж», поскольку «ленивы и нелюбопытны» (А.Ф.Фушкин – Фуфлянское все) «А зачем куда-то ехать? – резонно спрашивают они. – Ежели мы сами себе заграница; да у нас у самих все за гранью здравого смысла!» Правительство поддерживает граждан в этом вопросе: «Настоящие патриоты сидят дома, а в Заграницу летают на бомбардировщике или едут на танке!»

Фуфляне гордятся обширностью своей страны и часто приводят бесконечный список государств, которые могли бы разместиться на ее территории, в ответ им неизменно советуют поискать дураков в другом месте. (Название страны «Фуфляния» этимологически восходит к латинскому «Фукос» – накося, выкуси)

Фуфляне не любят-не хотят-не требуют-не жаждут-не ищут-не надеются-не ждут, да, просто, боятся перемен, но так случилось – не по их вине – когда один век сменял другой, задело краем.

И начались перемены!

Жить стало смешнее

Если из десяти девять заявят, что живут «по правде», восьмерым смело плюньте в глаза… девятому тоже; а с десятого убогого…

Политики не могут не врать, поэтому они врут даже когда не врут

Мафуся – гладкотелая лахудра, с отвисшей грудью девятого размера, в замызганном халате и бигудях, ласково треснула сынишку Бузика – двоечника и разгильдяя – по затылку и приторным голосом – ей «по-приколу» захотелось побыть доброй и заботливой – промявкала:

– Бузик, если ты сделаешь уроки, самый большой арбуз пафа (Некоторые слова в тексте на Фуфлянском языке – для национального колорита) сегодня украдет для тебя.

Сынок скосился угрюмо и недовольно поморщился: он так привык видеть свою похожую на хмурую клушку маманю злой, неухоженной и противной, что от липко-сладкой доброты сразу насторожился, подозревая подвох: «Чо козе надо?»

Его буравящие глазенки ушли глубже под брови, а пальцы поджались к ладоням:

– Пусть попробует не украсть самый большой, – Бузик оттопырил губы, набычился и забубнил, – вот пусть попробует, я… – он пока не придумал, чем пригрозить: поджечь плакаты в школе – старо, взорвать карбид в сарае – было-перебыло, проколоть колесо машины – оригинально, да, жаль, у бати нет машины.

Различные варианты мести, если отец будет воровать зеленые и мелкие арбузы вместо больших и красных, тяжело проворачивались в его остриженной наголо «под Крутого» (Местный фомпозитор), очень неряшливо скроенной голове дебила и недоноска.

– Я вашу дуру, тетю Кутю, раскрашу, как Чингачгук черепаху Подфартилу (Сказочный персонаж), когда она тут обколотая валяться будет.

– Прикольно! Достойный сын! – хриплым с непреходящего похмелья голосом прогудел от телевизора многодневно небритый, чрезвычайно запущенный пафаня – бывший финтеллигент из финженеров. – Только я скажу, как порядочный человек, баб – вообще женщин – надо наказывать не так, а надо…

– Научи, научи, придурок мой ласковый! – голос Мафуси сорвался на визг, но сразу и притух. – Сам забыл, как наказывать, а туда же, куда и рак с клешней.

– Убойно! Эй! Я хотел сказать, надо невниманием наказывать. А ты о чем?

– И я о том. Всю перестройку наказанная хожу, невнимательный ты мой. Давай-ка, поторопись, скоро Косой подъедет. Грузите там побольше. Что не продадим, сами съедим, – она перевела глаза на сына и проворковала. – Бузик, смотри в тетрадку, непутевенький. Будешь хорошо учиться, попрошу Косого, чтобы ролики тебе свистнул. – И, предупреждая радость сына, выписала ему увесистую плюху, в порядке профилактики, чтобы счастье ненароком не перехлестнуло через край.

Упрямый мальчишка метнул исподлобья злой взгляд и повернулся к отцу:

– Пап, наша классная мымра сегодня прошамкала-прогавкала-протявкала-пробулькала-просипела, – та еще сука!, будто от обезьян произошли фегры и заняли теплую Фафрику, а от фегров – мы, и заняли, что никто не брал.

– Захватывающе! Молодая она – не в курсе. Не произошли мы, сынуля. Так и не произошли!

– Были феграми, ими и сдохнем! – поддержала Мафуся.

Ковыляя, как перекормленная утка, она вывалилась на веранду, чтобы скурить заныканный от мужа косячок и самолично встретить Косого, который умел быть приятным, не упуская возможности ласково потискать хозяйку с разной степенью плотности, в зависи-мости от обстановки и наличия времени:

– Вот здесь особенно мягко! О-о-о!

У ворот зашумел и остановился хлебный фургон, и женщина задышала в такт работающему мотору. Здоровенный детина – водила с пищекомбината – распахнул дверь, нежно облапил за талию, колыхнул титьку, проехал рукой по животу и ниже, отчего Мафуся закудахтала, держа охнарик на отлете и прогибаясь, а Косой торопливо шепнул несколько слов, прошел в дом, поздоровался с хозяином и протянул руку Бузику:

– Здорово, Беззубый!

– Здорово, С зубами!

Мальчишка всегда так отвечал; не от природного остроумия, а Косой научил: надоело на бодрое приветствие слушать невнятное бормотание. Потратил два вечера, и парень теперь общается, как разумный человек. Приятно!

– Дядь Косой, а вы только арбузы будете брать?

– Ха! Вирус! А ты б чего хотел?

– Может в других вагонах путевое-вкусное-сладкое-жирное-красивое-эксклюзивное везут? – Бузику нельзя было отказать в сообразительности.

Косой переглянулся с хозяином и усмехнулся несколько натянуто, а рука машинально скользнула в карман – проверить, на месте ли «пушка». Днями они загрузились сахарком и решили прошвырнуться по составу. Сорвали фломбу с пульмана, размотали закрутку, привычно откатили дверь и увидели полосатую, очень большую морду Фигра, с белыми клыками и горящими глазами: «Ну, вот и все, ребята!»

Один бог ведает, какому безнадежному придурку пришла в пустую башку безобразная идея перевозить опасную зверюгу в опечатанном вагоне. (В Фуфлянии прецедент перевозки зверей в офломбированном вагоне имел место несколько десятилетий назад. Тогда это привело страну к печальным последствиям).

Хрусть, Бузькин пафаня, сплоховал: вместо того, чтобы двинуть дверь обратно, пока не очухалась бестия, бросился бежать. Фигр спрыгнул на насыпь. Пришлось «делать ноги». Мчались, аж искры из глаз, когда на деревья натыкались.

Машину только под утро смогли забрать. Вот уже третьи сутки пошли. Про Фигра пока не слышно, а страх сосет.

– Пошарим, крестник. Хрусть, ты собираешься?

– Стопудово! Новости досмотрим.

На экране распинался депуфат. Только телевизор, с виду обычный Фанфунг, начинку имел далеко не ординарную. Стоил он миллион ваксов (Фамериканская валюта) и был закуплен тайно у восточных соседей оффозиционерами в единственном экземпляре для обеспечения победы на фигурантских выборах.

Чтобы провезти крайне секретный прибор через вороватую Фуфлянию, коммерческие агенты замаскировали финостранную технику чуть ли не под кучу конского навоза, но отечественные жулики, проявив необыкновенную проницательность, это дерьмо раскопали, и Фанфунг благополучно поселился в доме Хрустя с напутствием от Косого:

– Если снова начнешь в телевизоре бутылки и сало прятать, лучше сразу вешайся.

У машинки оказался пунктик: хитрозадые и желтолицые фапонцы соединили телевизор с дефектором лжи. Человечек на экране мог врать все, что его душе угодно – подстрочник аккуратно и точно выдавал в бегущей строке его мысли: «А на самом деле я думаю:…»

Иногда получалось смешно, иногда грустно, а, коли показывали выступление Фигуранта Фигулянии, то и за «державу обидно», так как подстрочник тащил бесконечное: «Ну-у-у-уююю», – при том, что Фигурант бывал красноречив и убедителен весьма. Либо говорил с чужого голоса, либо умело свои мысли скрывал – змей-подлюга-изверг-гад-упырь-паскуда-козел-фигурант, его мать.

Осекалась фапонская машинка и на юмористических концертах, отсвечивая все сатирические изыски, юмористические слоганы, забавные анекдоты, парадоксальные сентенции и веселые разоблачения единственной фразой: «Сам дурак!». Очевидно, не дотянули фапонцы до фуфлянского юмора, но, надо отдать должное, телевизор быстро учился, и его шуточки в рекламных паузах уже почти достигали пояса:

– Хотите поднять страну? А штаны не упадут?!

Хрусть развлекался, слушая речи фандидатов в депуфаты и считывая подстрочник, содержание которого, сплошь и рядом, от речей претендентов отличалось кардинально-капитально-существенно-как небо от земли.