Алексей Шалыгин - Вехи творчества одного поэта

Вехи творчества одного поэта

Алексей Шалыгин

И в этих тонкостях теней

есть яркий свет грядущих дней!

© Алексей Шалыгин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– О чем эта книга? Что в ней необычного? – спросите вы.

– Не знаю. Простых ответов для вас у меня нет. Хотя постойте, версия «Carpe Diеm» (моего давнего друга – Горация), возможно станет и не такой уж безнадежной.

Глоток воздуха у моря, двойной эспрессо натощак, прохлада осеннего утра, «Вокзал Сен-Лазар» (в палитре импрессионизма Жана Клода Моне), ослепительный снег горных вершин в синеве чистого неба – подобные впечатления (и не только), на разных жизненных этапах позволяют человеку вырываться из цепких лап материальной предопределенности. Некогда утраченная целостность взглядов восполняется состоянием внутренней свободы. В эти мгновения причастность к творчеству становится неоспоримой, выбор сердца – моментом истины. Светлые мысли, вжатые в грубую оболочку текста, дают уникальный шанс – «идти глубже поверхности».

Эта книга о лучшем, что может сделать человек для своей внутренней свободы

– Хотели бы вы никогда в жизни не работать? – Конечно, но как?

– Очень просто: влюбиться в то, что вы будете делать…

Первый осознанный творческий момент в моей жизни произошел, когда мне было около трех. В осенний вечер 1982 года, находясь на верхней полке купе поезда «Ужгород – Киев», через окно я внимательно разглядывал окружающий мир. Сумерки сгущали краски. Последние просветы неба смиренно покорялись неумолимо наступающей темноте. Дотлевающие лучи заката и стук колес несущегося поезда умиротворяли. В поле зрения все время попадала близлежащая железнодорожная колея. В движении, ее шпалы и рельсы теряли четкие очертания, сливаясь с все более темным фоном земли.

Однако не только этим объяснялось романтическое состояние моей души. Мечтательные образы завладевали моим внутренним миром еще задолго, до того момента, когда поезд тронулся. В возрасте маленького ребенка любая поездка представляется целым приключением. Неожиданно для себя я произнес вслух слова: «Земля – темна». Казалось, в них не было ничего особенного (гораздо позже я понял, что слова – слишком грубая оболочка для тонких внутренних смыслов), однако с удивлением я обнаружил, что эта невольно вырвавшееся фраза произвела переполох. Манера ее произнесения и серьезная задумчивость, читавшееся в мимике детского лица, добавляли «мистики» происходящему. Глаза родителей недвусмысленно намекали на то, что произошло нечто неординарное. То, что от меня совершенно не ожидали.

Попытки докопаться до сути причин, доведших их сынишку до состояния столь «глубокой» драматургии, не принесли результата. Тайна не раскрывалась еще долго и состояние неопределенности длилось вплоть до старших классов школы, когда случилось событие, впервые заставившее меня задуматься над ценностью открытых в себе талантов.

В 11 классе, на уроке русской литературы, в присутствии всего класса меня попросили встать. Написанное на одном духу, сочинение на тему рассказа Михаила Шолохова «Судьба человека» стало причиной столь радикальных действий учителя. Я обвинялся в плагиате. Использование материалов критиков в тексте работы, по ее мнению, было несомненным. Судья, заранее знавшая приговор (сообщать читателю о том, что это была не самая любимая учительница – было бы лишним), не желала и слышать о каких-то оправданиях. Более того, список пополнился новым обвинением. Мое оспаривающее роптание (я имел все основания защищаться) стало причиной крайнего эмоционального возбуждения женщины. Войдя в раж, не на шутку разбушевавшийся педагог предположила, что автор сочинения даже и не читал упомянутый рассказ. Однако учитывая особую тяжесть второго обвинения, оно, по ее мнению, все-таки требовало проверки. Получив исчерпывающие ответы на все вопросы, касающиеся тонких деталей сюжетной линии рассказа (поразившего меня в 16 лет до мозга костей), убедившись в бесперспективности своей затеи, педагогу ничего не оставалось, как оправдать меня по второй части обвинения. Отступать дальше было некуда. Дело было в репутации. Признать свою неправоту еще и по первой части обвинений – означало капитулировать – нанести непоправимый урон авторитету.

Ретируясь, значительно ослабшими децибелами и уже более дружелюбным тоном педагог оставила обвинение в плагиате в силе. Мои дальнейшие попытки апеллировать и возражать остались без внимания, от моих аргументов отмахнулись рукой.

Честно признаться – я не был особо расстроен. Обижаться было некогда – я был на взлете. Меня радовало то, что я узнал столько нового об авторе сочинения (по крайней мере, он мог спокойно записать себя в ряды критиков!). Впервые, сильное вдохновение позволило мне подкрепить мои давние амбиции на одаренность реальными действиями и вырасти в своих глазах. Кроме этого, будучи оптимистом и впечатлительным человеком я помнил фразу из любимого фильма «Индиана Джонс. Последний крестовый поход»: «Сегодня, сынок, ты проиграл, но это совсем не означает, что ты должен умереть».

Проявляя сильный интерес к теме, проигранной мною баталии (полагая, что справедливость должна все-таки восторжествовать), некоторые из друзей одноклассников проявили естественное желание ознакомиться с оригиналом рукописи. К моему изумлению вердикт, вынесенный учителем, был ими подтверждён. Никто из них не смог поверить в оригинальность мыслей автора.

Впрочем, теперь можно признаться, что плагиат в каком-то виде все-таки имел место. Мама, обычно черкавшая мои сочинения и вдоль и в поперёк, на этот раз, заменила в тексте сочинения одно единственное слово.

Ранее, механическая память, работавшая при переписывании отчеканенных мамой текстов, способствовала приобретению навыков простоты изложения мыслей. Однако школьное событие стало переломным моментом. Точка невозврата была пройдена. Начинался мой самостоятельный путь к вершинам творчества.

Взгляд через века

Каждый человек имеет талант. Иногда и не один, но ощущение творческого голода испытывается не всеми. В итоге лучшая приправа к блюду «жизнь» остается неиспробованной.

Бывает, люди ограждаются рядом вымышленных проблем, оправдывая свое бездействие и лень. Аргументы в духе: «я и так не успеваю, а где взять время ещё и на творчество?», «в жизни и других проблем хватает», «а отдыхать когда?» наряду с самым веским аргументом: «Я и так Гений!» кажутся нам весьма убедительными. В таких случаях, происходит то, о чем Франц Кафка выразился приблизительно так: «Стоит только прислушаться к злу, как оно уже не просит, чтобы ему верили».

Иногда человек убежден – жизнь удалась. Случай этот, как говорят – «тяжелый». Будучи относительно благополучными в карьере и в начинаниях, приносящих стабильный доход, люди едва ли готовы идти на риск развития своих истинных (самых ярких) талантов ради высших идей, благ и целей. Если человек талантлив, он и так в той или иной мере используют творчество в решении повседневных задач. При этом глубоко в него не погружаясь, он вряд ли отдает себе отчет в том, что уровень раскрытия его талантов остается посредственным.

Что же иногда заставляет людей рисковать, идти глубже поверхности1? Не привязываться к социальным стереотипам (карьера, статус, престиж), мешающим творческому продвижению. На это есть простые ответы: «Очень опасно утратить ощущение духовной радости, разменять его на медные пятаки животного наслаждения2». Без духовной радости не будет внутренней свободы. Исключительного состояния, когда мечты находят продолжение в любимом деле человека, нераздельно связанным с его творческим потенциалом. Когда этот потенциал в течении жизни раскрывается все больше и больше.

Высокие цели не принесли несметных богатств Гансу Себастьяну Баху или финансовую беззаботность Вальтеру Скоту. Однако пожелтевшие страницы «Айвенго» и звуки органной музыки еще не раз освежат бытность человека мыслями о вечном.

Архитектор Антонио Гауди, на каком-то этапе кардинально изменив отношение к жизни, не придавал значения одежде. В итоге, когда его сбил трамвай, его ошибочно приняли за бродягу, не оказав должной медицинской помощи. Случай печальный, но красота мечты гениального архитектора в сочетании с благородными стремлениями, воплощенными в La Sagrada Familia3, на фоне солнечного неба Барселоны дарят этому вероломному миру еще один шанс искупления пороков.

Путь творчества (погружение на глубину) это всегда риск. Риск остаться без денег, утратить лоск внешнего вида и безоблачность взгляда. Но пожалуй это и единственная возможность спасти себя.