Иван Державин - Звезды, которые мы гасим. Эхо любви

Звезды, которые мы гасим

Эхо любви

Иван Державин

Последняя повесть в духе социалистического реализма

© Иван Державин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Конец двадцатого века

1. Маршрут у него был опробован еще сорок пять лет назад с тех пор, как он переехал в этот элитный по меркам тех лет высотный дом. Трехкомнатную квартиру ему дали после получения им Сталинской премии за разработку сверхпрочной нержавеющей стали для ракет. В первое же утро после переезда сюда он выбрал себе маршрут ежедневной утренней пробежки вдоль набережной Москвы-реки. В то время длина его составляла десять километров. Сейчас она уменьшилась до двух: как – никак в следующем году ему стукнет девяносто. После этого, скорее всего, он перейдет на ходьбу, на чем уже давно настаивали врачи, каким-то образом узнававшие о его пробежках. Но он их не слушал, так как они не были для него примером, потому что сами не бегали.

Выйдя из подъезда, он вдохнул пьянящий морозный воздух и перешел улицу, следя за машинами. Их стало настолько много, что летом он был вынужден делать крюк до светофора. Но сегодня было воскресенье и проблем с переходом почти не было. Он любил именно воскресные утра, чистые и спокойные.

Теперь его бег трудно было назвать бегом, скорее это была быстрая ходьба с приседаниями или легкие прыжки не на месте, а с продвижением вперед, но и от этого он задыхался. Изменились и упражнения на площадке у самой воды, к которой вела лестница из двадцати четырех ступенек. Число приседаний он снизил до двадцати, на руках стал отжимать не все тело, а лишь туловище без отрыва колен от земли, доставая ладонями до земли, ловил себя на желании согнуть колени и так далее. Слабым утешением было то, что многие его сотрудники, которые были на двадцать лет моложе его, не могли делать и этого. Или взять того же зятя. Всего шестьдесят два, а уже жалуется на сердце, потерял к жизни интерес. И все потому, что перестал бегать и, как Вероника подозревает, начал попивать. Сама виновата: не надо было оставлять его одного за границей по полгода.

Добежав до площадки, он спустился вниз и начал делать зарядку с разведения рук в стороны, глядя на воду. Она действовала на него успокаивающе.

Услышав сзади шаги, он обернулся и успел увидеть высокого молодого человека с поднятой вверх рукой, в которой был разводной ключ. Ни отпрыгнуть, ни отвести голову он не сумел. Уже зная, что это конец, он услышал хруст черепа, но особой боли не почувствовал.

Убийца уложил на землю жилистое тело старика и, проведя руками по бокам, вынул из куртки ключи на цепочке. Сунув их себе в карман, он подтащил тело за одну ногу в кроссовке к воде и столкнул его вниз. Услышав всплеск воды, он переступил кровавый след, стараясь не наступить на него, и поднялся наверх. Там он сел в подержанную иномарку рядом с водителем.

– Надеюсь, ты его не убил? – спросил водитель, озираясь по сторонам.

Он был того же возраста, такой же большой, с тоже красивым без видимых следов интеллекта лицом.

– Надейся… Можешь не спешить. Пока бы он сделал зарядку и отсюда добежал, рассыпая песок…

– У тебя в его годы и песка не будет.

– В гробу я видел его годы. У него уже полвека шишка не стояла.

Поворачивай за красным домом и давай в объезд.

Они подъехали к дому с другой стороны. Водитель остался в машине, а убийца пошел к подъезду. Возиться с домофоном ему не пришлось, так как в ключнице оказался магнитный открыватель. Лифт стоял пустой, и на шестой этаж убийца поднялся на нем. Дверь он открыл тихо, но его все равно услышали.

– Что-то ты сегодня, Димуля, рано? – послышался из левой двери старческий женский голос.

– А-а-а, – невнятно ответил убийца и подскочил к двери.

– Что это у тебя, Димуля, с голосом? Не простудился ли?

В двери показалась тощая с редкими седыми волосами старушка в ночной рубашке. Убийца обхватил рукой ее за шею и зажал рот рукой.

– Тихо, бабка, поняла? Говори быстро, где зелень, золото и документы, а то прикончим твоего Димулю. – Почувствовав, что она обмякла и повисла на его руке, убийца уложил ее в постель и похлопал по морщинистым щекам. – Бабка, ты чего? Уже скопытилась?

Он приложил палец к ее щеке, выругался и, быстро оглядев спальню, стал рыться в прикроватных тумбочках и гардеробе. Поиски его увенчались успехом, хотя денег не было. В гардеробе он отыскал женскую сумку в виде чемодана, а в ней с десяток пакетиков с драгоценностями. Высыпав их, не разглядывая, в карман куртки, он стал просматривать бумаги, пропуская многочисленные дипломы и наградные книжки. Его заинтересовали несколько листов, которые он внимательно прочитал. Положив их обратно в сумку, а ее в гардероб на место, он прошел в гостиную и оглядел ее. Его внимание привлекли ордена и медали на подставке, обитой бархатом. Их было много. Из коридора он принес спортивную сумку с большими белыми буквами «СССР» и положил в нее ордена и медали вместе с бархатом. На мелочевку размениваться он не стал и взял лишь, на его взгляд, самое ценное: два альбома с марками, полагая, что у академика они должны быть редкими, два позолоченных подсвечника в виде женских фигур и две старинные иконы, которые снял со стены в спальне, куда перед уходом зашел проверить старуху. Увидев, что она очнулась и смотрит на него, он приподнял ее и крутанул в сторону голову.

На кухне убийца наконец нашел три сотни, лежавшие в конфетной коробке. Там же были две пенсионные книжки. Он заглянул в них и мысленно выругался: « А говорили, что он и она знаменитые на весь мир. А самого главного: денег, – не нажили». Еще раз оглядев кухню, он взял со стола яблоко и тут же надкусил его.

Перед уходом он снова заглянул в кабинет, весь в книгах от пола до потолка, и, подумав, снял со стены несколько миниатюрных картин в дорогих рамках. В сумку они не лезли, и одну картину пришлось оставить.

Покидал квартиру он в плохом настроении. Ему нужны были живые деньги, а их в квартире не оказалось. С тем, что он взял, еще придется повозиться, чтобы реализовать, и то надо подождать, пока не закроют дело.

Чтобы никого не встретить в лифте, он пошел вниз пешком, и все-таки встретил на втором этаже выходившего из двери мужика с мусорным ведром. Увидев его, мужик, вернулся к полуоткрытой двери и вытаращил на него глаза, словно увидел на лестнице спускавшуюся лошадь. Но больше он смотрел на сумку. Убийца непроизвольно сделал в его сторону пугаюший шаг. Мужик тут же скрылся за дверью и заскрипел запорами.

Усевшись в машину, убийца сказал вопросительно посмотревшему на сумку водителю.

– Мелочевка. Живых не было и на сберкнижках крохи. А так все оформлено на нее. Берлога хорошая. Может, в натуре, тонн на двести потянуть.

Когда тронулись с места, убийца нащупал в кармане драгоценности и, скосив глаз на водителя, подумал, что тому о них знать не обязательно.

2. Услышав хлопанье двери, Ларшин Андрей Иванович,!936 года рождения, русский, из крестьян, бывший член ВЛКСМ и КПСС, с тремя высшими образованиями и владеющий четырьмя иностранными языками, не привлекавшийся к суду и не имевший родственников за границей, но сам побывавший по работе в трех десятках стран, в том числе в четырех по несколько лет, отложил книгу и взглянул на настенные часы. Это уехала на работу жена Вероника с похожими анкетными данными, но происходившая из служащих, а точнее из дворянского рода, профессор и доктор технических наук. Ему на работу не надо было идти, однако он все равно поднялся и надо сказать, сделал это довольно легко, так как за последние тридцать лет почти сохранил фигуру. Лишь в последнее время стал расти живот от пива, а больше от безделья.

Полгода назад он вернулся из своей последней загранкомандировки, самой длительной и самой неприятной, совпавшей с развалом страны и начавшимся в связи с этим в ней бардаком, который напрямую отразился на внешнеторговых связях. Шесть лет Ларшин проработал в Штатах, с заданием спасти от банкротства и сохранить до лучших времен советско-американскую фирму, что он и сделал, выкручиваясь, как мог, и даже получал прибыль, но приехали из России два бугая от нового главного акционера, приказали ему срочно продать фирму, а его перебросили в Канаду спасать похожую фирму. Ему удалось продержать и ее три года, но в России опять поменялся главный акционер и опять приехали бугаи, на этот раз трое и все наголо бритые, приставили к его горлу нож и дали час на сборы домой. Он давно сидел на одном чемодане, отправив заранее вещи с регулярно навешавшей его Вероникой, и с радостью улетел домой. Но радость его сильно омрачилась и даже перешла в депрессию, когда он увидел, что сделали с его страной, второй по могуществу в мире, когда он уезжал в командировку в Штаты. Вернулся он совсем в другую страну, обкургузенную и жалкую, а главное, потерявшую свою до боли родную, отличную от других стран индивидуальность.