Наталья Волохина - Но здесь наша родина. Сборник рассказов

Но здесь наша родина

Сборник рассказов

Наталья Волохина

– Там хорошо, но здесь – наша Родина!

© Наталья Волохина, 2016

ISBN 978-5-4483-5370-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

У кошки родились котята. Как только они подросли, стала мамка уходить по кошачьим делам, а деткам строго наказывала: «За порог – ни шагу!». Сядут котята у двери смотрят на улицу. Очень хочется пойти, а не велено. Как-то нарушили приказ. Баловались, играли, обследовали все кругом, но до кошкиного возвращения в дом юркнуть успели. Вот и спрашивают мамашу:

– Отчего нам нельзя за порог? Там так хорошо!

Кошка подумала – подумала и ответила со вздохом:

– Там хорошо, но здесь – наша Родина!

Господи, как мы жили?!

Господи, дай же ты каждому

Чего у него нет.

(Булат Окуджава)

Как мы пили! Господи! Как мы пили. Что пили, спросите вы? Всё! Все подряд, много, регулярно и все. Неизбалованное послевоенное поколение покупало к столу «красненькую» и «беленькую», а мы имели возможность к чистейшей водке и разнообразнейшему портвейну добавить сухое красное – «Монастырскую избу», «Медвежью кровь», сухое белое – «Семиреченское», «Фитяско», «Рислинг, да бренди «Плиска», венгерский вермут, коньяки из братских республик – «Арагви», «Белый аист». И много еще чего.

Как выбирали? По состоянию кошелька на момент покупки. Общего кошелька. На протяжении периода от аванса до зарплаты его содержимое менялось пропорционально количеству дней оставшихся до получки. Соответственно, скидывались по множко и по немножко, следовательно, выпивка по статусу разная. А по качеству всегда приличная. Как не критиковали советское качество, а отравиться портвейном «Семеркой» или «Таласом» было трудно – столько не выпьешь.

Чаще всего – это были не попойки, а кухонные салоны, в которых и происходила настоящая жизнь. Если на работе было пить удобно и возможно, жизнь переносилась туда. Не знаю, когда появилась поговорка «как ни бьемся, к вечеру напьемся», но она полностью отражает моё время. Позже, наблюдая за спившимися соседями – хроническими алкоголиками, убеждалась, что разница между нами всеми была только в том, что мы в свое время все ходили на работу, независимо от степени алкогольной зависимости, а после перестройки, когда тунеядство сменила безработица, алкоголики не работали на законных основаниях. Мы скидывались на спиртное из кровно заработанных, а вот откуда брал деньги на круглосуточное ежедневное питие мой сосед Наиль – загадка. В воровстве уличен ни разу не был, сестра ему денег не давала уже давно, тем не менее, начиная с шести утра, Наилька опохмелялся до тех пор, пока мы могли его видеть и слышать. Тайна источника их похмельной складчины напоминала старый анекдот про Абрама, Сару и тумбочку, в которую неизвестно, кто кладет деньги. Как-то Наильку узрели за сбором бутылок, но это, скорее, было исключение. Наилька с дружком-собутыльником Славиком тоже вели постоянные разговоры, не кухонные, а лавочно-скамеечные. Не знаю, чего там было больше – философии или матов.

О чем говорили за столами застойно-советские обыватели? О работе, бабах, мужиках. Интеллигенция о материях высоких – культуре, искусстве, политике, антисоветщине и… о работе, мужиках, бабах. Те и другие прелюбодействовали под шумок, по случаю или постоянно, иногда влюблялись по-настоящему, и это было событие в жизни всей компании. Ерофеевские «Москва – Петушки» – не бред исключительного алкоголика, а общее состояние советского народонаселения. Так что, его подвиг заключается, в том, что он сумел записать свой бред. А получилось – так, по тому грамотно – талантливому времени, ничего удивительного. Очень было серо, сдавленно, бедно, потому внутри кокона и кипело, подогреваясь спиртовыми градусами. От скуки и сопротивления народ «фестивалил».

Как мы фестивалили! Господи! Как мы фестивалили! Сидим на скучном дне рождения. Две тетки и их взрослые дети. Мужья пьяные уже отвалились – спят. А нам скучно. Все переделали, переговорили, пошли «в разгуляево», на улицу. Конец сентября. Остатки травы, лужи, астры. Орем песни на всю ночную улицу, танцуем в лужах. Умаявшись, укладываемся на газон в рядок, считать звезды. Периодически запеваем не стройно, но вдохновенно. Подморозив задницы, встаем и обнаруживаем, что лежали у входа в вытрезвитель. Не угомонились, конечно, но обошлось.

Все везде подрабатывали. В силу профессии имела свободный график, когда у всех выходной, у меня работа и наоборот.

Выходной. Спонтанно кучкуемся с близкими по духу и делу из своего окружения и, непрестанно выпивая, перемещаемся по городу. В какой-то момент вспоминаю, что сегодня кровь из носу нужно получить зарплату на «халтуре», им ведомость закрывать. Сделав максимально трезвое лицо, иду в кассу, благополучно получаю, ухожу в дальнейшее плавание. «Разнос» растет синхронно с градусами. Ставим ящики на заднем дворе ресторана, в котором нас знают даже тараканы и, как Наилька, предаемся пьянству, болтовне, не обращая внимания на окружающих. Работники ресторана выходят на крыльцо завистливо полюбоваться пикником. К ночи им становиться некогда бегать на наблюдательный пункт, а нам веселее. Половина компашки музыканты – поем вполне профессионально. Главное! Пока не стемнело, и рабочий день не кончился, выполнить обещание кассирам – получить зарплату. Чересчур ровной походкой пьяного человека снова иду в кассу. Называю фамилию, кассирша смотрит в ведомость и каменеет, там стоит подпись – выдала. «Вы разве не получили?» – спрашивает она. «Нет», – уверенно отвечаю я. Женщина в трансе. «Значит, это не вы подходили, – всматривается, шевелит онемевшим мозгом. – Нет, не вы!». Я такая пьяная, что она меня не узнала. Тут вваливается моя подруга и громким шепотом в нецензурных выражениях интересуется, что я тут делаю, если зарплату уже получила. Кассир пьет корвалол и облегченно вздыхает. «Вы же вместе заходили. Вас я узнала, – обращается она к подруге, – а её нет. Как же вы забыли, вы же получили?» Как – будто неясно, что я пьяная в дымину. Кстати об этом она не сказала ни слова. Массовая солидарность пьющих трудящихся. Вот про что праздник «1-е мая».

Понятный только русским «Старый Новый год» – четырнадцатый день массового, повального, официального, немыслимого по размерам, пьянства. Последний рывок на последние деньги – завтра четырнадцатое января. Хорошо, хоть ноне аванс. Вся кодла в сборе. При тотальном дефиците продуктов – полные холодильники и полные столы. Как говорил мой маленький сын: «Будем делать припасы». Остается добавить: «И будем их есть». Дикие игрища с переодеванием, раскрашиванием, песнями и плясками. После полуночи полный экстаз, места мало – идем по соседям и знакомым «посевать». Яркая, шумная компания. Гармонист наяривает, народ подает на колядки: мелочь, еду спиртное. В ответ сыплем крупой, конфетами. В очередной квартире выясняется, что одна калядовщица уже несколько часов ходит по снегу в тапочках на босу ногу, поверх которых, почему-то, надеты капроновые колготки. На другой из одежды только шелковое платье, безрукавка и корона Снегурочки. На улице сибирская зима, но ни одна не простыла.

Работа авральная на праздники, с 1-го по 9-е мая, огромная нагрузка «до», «во время» и «после». Девятого «отстрелялись» и отметили, сначала на работе, как водится, потом в ресторане, где и «озарила» гениальная мысль – переходить из ресторана в ресторан на центральной улице и непременно дойти до последнего кабака на ней.

В ресторане огромной гостиницы не сиделось, переместились в бар. По пути поспорили, что один из парней не сможет меня переносить из ресторана в ресторан на руках. Запер на восьмой этаж с первого, по лестнице. В следующий трактир нес по улице, довольно далеко. Народу, ясно дело – валом, всем развлечение. Финал в моей квартире – она, как раз, в конце маршрута.

Песни. Само – собой, орали всегда и пели, и подпевали. Танцы с фендибоберами.

Поспорили о чем-то на ящик «Медвежьей крови» с одним музыкантом. Он проспорил. Купил. Днем, с обеда до вечера, выпили втроем, сходили за добавкой. Ему вечером на работу – пошли провожать. По пути кум меня перехватил, но двое других благополучно добрались до работы и, таки, отработали.

Новый год. Дикое количество предновогодней работы и дикое же количество выпиваемого в каждый предновогодний день. В канун – сам Бог велел. Спать легли в шесть утра, в семь встали и на работу. Долго искали одежду, перешагивая через спящих. На улице минус двадцать пять, транспорт ходит условно. Добрались, сняли верхнюю одежду, подруга оказалась в свитере, колготках, но без юбки, соорудили нижнюю часть из большого платка. Когда она сняла сапоги, выяснилось, что носки от разных пар. Один – свой, другой – чужой. Слегка опохмелились, пошли работать. После работы снова отметили, поехали на общую явку, там все уже веселые. Парень в одном носке, хоть и пьяный, но узрел свой второй носок на подруге. Ругался, что не мог из дома выйти. Утешили – к лучшему, мороз на улице.