Наталья Волохина - Но здесь наша родина. Сборник рассказов Страница 2

Перемещение из дома в дом большими пьяными компаниями самое обычное дело. На подъем легки, не смотря на любую тяжесть опьянения. Постоянное озорство, балаган.

Новый год – для всех праздник, для кульков – работа, плюс «халтура», самые большие заработки в году. Бесконечные утренники и, как теперь принято говорить, «корпоративы». Вечером на последнем корпоративе перебрала, ночью продолжила с коллегами. Утром выяснилось, что выпитое колышется во мне от ротика до конечностей. Утренник первый в десять утра, у черта на куличках. На улице мороз с ветром, автобусов ни дьявола нет, такси упорно не едет. Добираюсь, все же, кое-как, еще минут двадцать хожу по ледяному насту кругами, ищу школу. Наконец, нашла. Когда меня видит мой партнер – еврейский Дед Мороз, у него только одно восклицание: «Мама дорогая!». Хорошо – не матюкается, воспитанный. Даже долгая прогулка по морозу не принесла желанного протрезвления. Гримируюсь-маскируюсь. Что делать? Обычно он за мной ходил, «работал фактурой», я все делала, а тут?! Он мужественно говорит: «Ты только ходи, я все сделаю! Ходить можешь?». Ходить я могу, но сомневаюсь, что он все сделает. Вариантов нет – пошли. Три елки (или четыре?), как с куста. К третьей сознание и речь ко мне вернулись и все, как по маслу. «Дед Мороз» – не пьющий, к тому же, не профессиональный актер, потому не понимает, как смогла мобилизоваться и работать к концу уже на полную.

Первого января Новогодний утренник в огромном ресторанном зале. Детям, кроме сладкого стола, полагается представление. Даже профессиональный «Дед» не выдержал предновогодней гонки – сошел с дистанции, Снегурочка потеряна безвозвратно где-то на их запутанном маршруте. Время 8—30, лихорадочно обзваниваю всех, кто может выручить. 9 часов – одеваю Снегуркой молодую еще, но спитую и прокуренную, тощую, страшнууую, как моя жизнь, методистку. В короне и голубенькой шубке эта прожженная б..дь смотрится фантасмагорически. 9—30. Не опохмеляющийся директор, страдающий от абстиненции жутко, нарезает круги и дергает меня непрестанно. Есть про что – дети уже переоделись в карнавальные костюмы и заполняют зал. Наконец, подъехал мой хороший друг, музыкант. Конечно, еще пьян с Новогодней ночи. К тому же, строен и юн. Как всегда, риторический вопрос: «Что делать? Черт, возьми!». Никаких «толщинок» (подкладки театральные на живот и прочие места) в помине нет, костюм-то на фактурного деда со своими собственными телесами рассчитан. Наматываем на парня максимум ресторанных скатертей. Все равно, как березка. «Чудо-Снегурочка» уже зовет с детьми: «Дедушка Мороооз!». Поехали! Что говорить не знает, лепит все подряд или просто «ходит» за Снегуркой, отвечает на её вопросы впопад и не. Отпустило.

Ко второй елке очухался «настоящий» Дед Мороз. Директор облегченно вздыхает и, подначиваемый мной, все же, решается, наконец, опохмелиться. Оказалось, зря. Кто-то на вчерашнем банкете (под гримерку используем банкетный зал) не дошел до туалета и оправился в бокал для шампанского. Неудачный опохмельщик матюгается уже громко и всерьез. Долго уговариваю его выпить водки для дезинфекции. Все же, уступает, добреет, перестает угрожать мне всеми карами – административными и небесными.

Профессиональное пьянство актеров – притча во языцех, но на Новогодних гонках иногда срывались даже они. Малорослый татарин Рафа, тоже умудрялся «халтурить» Дедом Морозом. В дефиците Деды, нарасхват, а у него голос – прекрасный, низкий баритон, как у многих недомерков, рано остановившихся в росте, но ушедших в корень. Борода, мешок с подарками, шубу длинноватую подоткнул под кушак и готово. Рафа запойный. Деду везде наливают. Десять дней до, во время и десять дней после Нового года. Остановиться уже не может, а тут репетиции, спектакли. Рафа все срывает. Вывесили приказ о всяких наказаниях. Актер решил сделать попытку работать. На вахте столкнулся с директором. Тот – импульсивный армянин, узрев доставшего его, снова пьяного Рафу, побагровел, завопил. У артиста давно тормоза отказали, а тут окончательно съехал с катушек – заорал на начальство. Начальник плюнул и пошел на выход. Рафа догнал его, прыгнул легко на спину, обхватил ногами пухлую фигуру и, хлопая по лысине, с матом стал погонять ногами в шенкеля: «Хватит на нас ездить, теперь мы на тебе покатаемся!». Кое-как сняли наездника. По всему вестибюльчику прогаллопировал пару раз. Уволили. Взяли обратно. Куда деваться, хороший характерный актер.

Иван – талантливый артист, запойный. Пора, ясное дело, коли Заслуженный. Несколько дней играл сильно выпивши. В очередной раз пришел, но уж вовсе никакой. Режиссер решительно заявил, что не выпустит, спектакль отменяет, прима не в состоянии. Вышел в зал и на взводе выпалил: «Товарищи! Спектакль отменяется по причине того, что Заслуженный артист пьяный!». В зале тишина. Из-за кулис вывалился Иван с криком: «Я не пяный! Я не пяный!». Хотел броситься на режиссера, но упал. Зал взорвался аплодисментами. Талант не пропьешь!

Свадьба у друзей. Помогаем, организуем, ведем, почти не пьем. Тамада из «наших» совсем не пьет. Один только олух «дёрнул» хорошенько и на почве ревности швырнул бокал в меня. Бокал в мелкие стеклышки, зацепившись за что-то по пути, стеклянные брызги мне на платье. Самый уравновешенный друг наш рассвирепел, вытолкнул ревнивца в коридорчик, буцнул разок и вытолкал на мороз очухаться.

Гостей проводили, сами собрались, тамада трезвая, как стеклышко, ушла проститься и договориться про завтрашнее утро с молодоженами. Не было минут двадцать, вышла пьяная в умат. За рекордный срок, почти натощак, выпила с «молодым» бутылку водки на двоих. Взор дикий, поведение буйное.

Метро, как говорится, закрыто, в такси не содют. Счастливо мигнул и замер около нас зеленый огонек. Стали грузиться. Тамада в машину не садится, по непонятной причине. Таксист сначала посмеивался, потом поматеривался, наконец, пригрозил уехать. Сгрузили силой на заднее сиденье, между мной и «спокойным» другом. Бушевала, стала закидывать ноги на плечи водителю, тот озверел. Остановился, велел выкатываться. Друг выволок тамаду наружу и второй раз за этот день провел экзекуцию протрезвления пощечинами. Не думала, что может и что так крепко шлепает. Сам белый, как мел – еще бы, для него слишком непривычное поведение. Я во время вытрезвления уговаривала пострадавшего водителя не бросать нас на произвол судьбы, мы же почти за городом. Наконец, все уговорились. Тамада села на переднее сиденье, шофер подвинулся ближе к своей двери. Кое-как доехали.

Эта же тамада еще раз получала по мордам, именно за свое буйство, когда крыша съехала от большой дозы спиртного, опять от очень приличного парня, казалось бы, неспособного поднять на женщину руку. Она самая, как-то в жажде общения и приключений, будучи подшафе, уехала в гости к незнакомому водителю троллейбуса в общежитие. Ночью постучала ко мне в дом, в лифчике и колготках. Хорошо, хоть лето было. Водитель не церемонился. Ела, пила – давай. Ну, и пришлось ретироваться в неглиже.

Будучи годов семнадцати отроду, тамада на деревенской свадьбе у родственников решила пить с ними наравне, что оказалось невозможно, даже с её подготовкой, здоровье у деревенских ого-го-го, да и закусывают они в свои крепкие желудки хорошенько. Кончилось скандалом, дракой, слезами и попытками поправить поплывшую тушь, глядя в мыльницу вместо зеркала.

Господи! Как мы пили и фестивалили! Чудо еще, что большая часть не спилась, не погибла в пьяных похождениях.

Пасха. В СССР Богат нет. И не должно быть. Потому храм окружает милиция, стоит несколько «воронков». Молодежь под разными предлогами задерживают, не пускают, тех, кто рыпается, увозят в вытрезвитель. Ребята, разумеется, хряпнули по маленькой перед всенощной.

В это время у меня был дружок – красавец, негодяй и трус. Идти в церковь наотрез отказался, не хватало, мол, чтобы из комсомола выперли. Пошли вдвоем с подругой. Приняли, конечно, слегка, для храбрости. Лет нам по восемнадцать. Я проскользнула через оцепление, подруга отстала. Ищу её, милиционеры пытаются вытолкнуть обратно, возмущаюсь и оказываюсь в машине. За активные выступления увезли в вытрезвитель. Грозили сообщением в учебное заведение, исключением из комсомола. По тем временам – конец учебе и карьере. Закрыли в камеру, но одну. Все же, это не чернушные менты из кино, понимали, что к чему. Предлагали позвонить или отвезти домой, дали таблетку от головной боли.

Подруга нашла, вызвонила, ринулась ко мне. Пока она ехала, я милиционерам рассказывала легенды старого Крыма, которые собирала прошедшим летом. Ничего нигде не написали, объяснили по-хорошему, про указания сверху и что они на работе. Волос с головы не упал, сдали с рук на руки подруге. Мистика, или действительно, Бог бережет дураков и пьяных.