Ирина Мясникова - Любовь по расчёту

Ирина Мясникова

Любовь по расчёту

– В Амстердаме себя демонстрируют в окнах продажные женщины, – голос свекрови прервал ход мыслей Алёны. Алёна любила вот так, как сейчас, забраться с ногами на подоконник и мечтать. Тоненькая тюлевая занавеска создавала иллюзию уединения. Она как бы отделяла Алёну от остального мира и в первую очередь от свекрови и её огромной квартиры, где спрятаться почему-то было совершенно негде. И не только спрятаться. Даже в туалет сходить или принять ванну без неусыпного контроля со стороны свекрови было невозможно. Как только Алёна поворачивала за собой замочек двери ванной комнаты, так следом тут же за каким-то бесом ломилась свекровь. Если б еще ванная комната в этой квартире была всего одна!

Алёна оглядела верхушки деревьев под окном, несущиеся по набережной автомобили и тёмные воды Невы. Противоположный берег в надвигающемся сумраке различался уже с трудом. Никого! Даже одинокого речного трамвайчика за окном не наблюдалось. Осень, навигация закончилась. Кому продаваться-то?

Скоро стемнеет, и на доме включатся неоновые буквы с рекламой «ВТБ» и «Мегафона». Вот как надо продаваться! С огнем в ночи. Интересно, что продавалось на доме военморов раньше? При Советах? «Летайте самолетами Аэрофлота» на крышу явно не поместится. Скорее всего это было что-то краткое и емкое. «Слава КПСС!», например. Точно «Слава КПСС!»

Алёна любила конец октября, это было самое загадочное и волшебное время. Еще тепло, нет пронизывающего ледяного ветра с Невы, моросит мелкий дождик и на спуске к воде между странными каменными существами Ши-цза, то ли львами, то ли собаками в неясном неоновом свете клубятся какие-то тени. За сумрачными фигурами было так интересно наблюдать, прижавшись носом к оконному стеклу.

– Кто здесь?

– А кто спрашивает? – страж Ши-цза зевнул и почесал задней левой лапой у себя за ухом.

В ответ чертыхнулись, послышалось цоканье копыт, и на ступеньки во всем своем великолепии въехал главный всадник города.

– Извините, Ваше величество, не признали, – оба стража Ши-цза почтительно склонили головы.

– Вот так, как говорят, заставь дурака богу молиться! Теперь мне ходу к собственному дому нету, – возмутился великий царь.

– Ваше величество, вы ж сами изволили переехать на другой берег, а нас-то тут уже без вашего дозволения гораздо позже поставили, – один из стражей Ши-цза подбросил кверху каменный шар. Шар крутанулся и перелетел к другому львинообразному псу, или собакообразному льву, кто ж их теперь разберет. Тот ловко поймал его лапами и прижал к постаменту, – а, где стражи Ши-цза, там никаким демоническим сущностям проходу нет! Правило такое. У нас на Петроградской стороне и без демонов всякой нечисти хватает.

– Какой же я тебе демон? – удивился царь. – Дожили!

– Печально я гляжу на наше поколенье, – из сумерек выступил щуплый молодой человек в кудрях и с бакенбардами.

– Пушкин! Бросьте, это же не ваше, – царь погрозил молодому человеку пальцем.

– Неужели? А как хорошо сказано! Я, и правда, думал, что моё, – великий поэт пожал плечами и уселся на ступеньках.

– Ничего удивительного, – из темноты материализовался невысокий мужчина в кепке и уселся рядом с поэтом. – Вся русская поэзия, батенька, родом из Пушкина. Она либо является корнями его творчества, то есть, предтечей появления солнца, либо уже следствием явления этого самого солнца. Разумеется, я говорю о солнце русской поэзии.

– Ишь ты, как культурно заговорил, – отметил великий царь. – А то всё, бешенные собаки, да бешенные собаки!

– Ну, я же всё-таки гимназию закончил, да университет, – пожал плечами мужчина в кепке и хитро прищурился.

– Ваши университеты в глубокой, заметьте, провинции, – добавил царь. – Оттого и обзываетесь в пылу полемики, как бурлак. Только и умеете, что расшатывать твердыни вами не созданные, да сеять хаос и непотребство. Революционеры, мать вашу! Вожди мирового пролетариата!

– Вот и правильно, что вас на Петроградскую сторону не пускают, да-с! – Вождь расстегнул пальтишко и сунул руки в карманы жилетки.

– Можно подумать, вас пускают?!

– Стражи Ши-цза не могут допустить подозрительные демонические сущности на вверенную им территорию, – строго провозгласил один из львиных псов. – На Петроградской стороне новых памятников не будет!

– А как же царёв двойник производства скульптора Шемякина? – удивился великий поэт.

– Ха! Посадили его, батенька, в самое узилище, Петропавловскую крепость! Так сказать, заключили в пентаграмму, – продемонстрировал невиданную осведомленность великий вождь.

– Я бы сказал, что это октаэдр, – задумчиво заметил великий царь.

– Да, какая разница, чем больше углов, тем крепче тюрьма, – вождь мирового пролетариата махнул ручкой.

– А те двое? – царь указал перстом на смутные фигуры на крыше дома военморов.

То ли львы, то ли собаки Ши-цза, как по команде, повернули головы в сторону, указанную царем.

– Ах, эти! Они высоко, за гранью сферы, – пояснил один из стражей и крутанул каменный шар.

– И кто же это там? – великий поэт прищурился, вглядываясь в сумрак. – Уж не рабочий ли с колхозницей?

– Нет, хотя эти, – страж Ши-цза кивнул головой в сторону вождя революции, – тоже по революционной части. Обычная шантрапа.

– Ничего не шантрапа, – возмутился вождь мирового пролетариата. – Это революционный военный моряк и типичный представитель революционного пролетариата – революционный рабочий!

– Дельфин и русалка, они, если честно, не пара, не пара, не пара! – пропел великий поэт. – Вот это точно не моё!

– А почему же тогда они в юбках? – ехидно поинтересовался великий царь.

– Каких таких юбках? Ну, что вы, господа, в самом деле, – возмутился великий вождь, – это у них шинели развеваются, клеши, ну, как у моряков положено, и революционные шальвары. Чего там рабочие еще носят? Я уж и не помню.

– Ну и что там, на крыше моряк с рабочим в революционных шальварах поделывают? Высматривают, где бы им еще чего пограбить? – с лица великого царя еще не сошла ехидная ухмылка, но в глазах уже нарастали молнии.

– Почему сразу пограбить? – возмутился вождь.

– А как же, по-вашему, эту столь любимую вами экспроприацию обозначить? Да еще так, чтобы такие вот морды революционные поняли, что им делать? Это ж вам не революционная интеллигенция, мать её, не Троцкий с Бухариным. Это, я вам ответственно заявляю, никакие не революционеры, а бандиты самые настоящие и место им в Сибири! – царь явно разволновался и выпучил глаза.

В это время одна из фигур на крыше наклонилась и наглым образом плюнула в сторону собравшихся на спуске к Неве.

– Видали? А говорите не шантрапа!

– Не доплюнет, – львиный пёс Ша-цзи, – сладко зевнул. – Они тут, было дело, начали в туристов камнями кидаться. Целая комиссия из охраны памятников приезжала. Даже сеткой хулиганов этих от греха накрыли. Есть мнение, правда ещё весьма слабое, перенести их куда-нибудь.

– Правильно! К девушкам с веслами, им там самое место будет, – царь показал кулак распоясавшимся хулиганам, а вождь пролетариата погрозил пальцем. В ответ находчивые «Моряк и рабочий» состроили страшные рожи.

– Нам без разницы, лишь бы подальше от вверенного нам острова, – заметил один из охранных львиных псов Ши-цза.

– Тогда отвечайте, как на вверенный вам остров Горький с Добролюбовым просочились? – грозно поинтересовался великий царь.

– А еще пионеры-герои и собака Павлова! – добавил вождь мирового пролетариата.

– Пионеры-герои не считаются! Другие бюсты и барельефы тоже. Это же просто говорящие головы и от них никакого вреда, – пояснил один из стражей Ши-цза. – Они по дворам не шляются, как у вас у демонов принято, алкашей не пугают. А собака Павлова, разумеется, по блату. Собака всё-таки. Некоторым образом нам родня. Она, между прочим, на закрытой территории установлена. Кому плохо, если животное лапы разомнет, да оросит близлежащие кусты? Кроме того, она обычная собака, хоть и натерпелась при жизни всякого. А обычные собаки в основном молчат, или, в крайнем случае, просто говорят «гав-гав».

– Это несомненный плюс, хоть не философствуют, как некоторые, – царь строго посмотрел на вождя мирового пролетариата.

– Ну, а Добролюбов с Горьким просочились в смутное время, еще и с противоположной стороны. Так сказать, зашли с тыла, – второй страж Ши-цза тоже довольно строго посмотрел в сторону великого вождя. – Безбожники установили. Они ж не верят ни во что. Безбожникам стражи Ши-цза не указ. Посему памятники эти смирные, с постаментов не слезают, помалкивают, разве что глазами вращают слегка, и то иногда. Сейчас-то, конечно, ситуация круто переменилась, все кругом верующие стали. Если не в бога верят, то в Будду, или еще в кого. Нам без разницы, потому что от любой веры нам сила только прибавляется. И вообще, Ваше величество, а как вам удается столь надолго оставлять свой пост?