Алена Даниленко - Испытание войной

Алена Даниленко

Испытание войной

Часть первая

Маша

Глава 1

Цирюльня

– Сударыня, – звучно взвизгнул главный мастер местной цирюльни, – скажите мне, по вашему мнению, за какие старания вам тут платят? – Господин этот имел два отличительных качества: крохотный рост и звонкий, режущий слух, голосок.

– Рувим Петрович, неужто поступили жалобы? – Как всегда, Машенька. Как всегда… Неужели так сложно хорошо выполнять свою работу?

Вопрос и придирки имели традиционный, риторический характер, предвещавший долгое ворчание на всех и вся. После чего, как правило, он удалялся наверх и до конца рабочего дня более не появлялся.

Машу взяли в ученики мастера совсем недавно, некоторых деталей она еще не знала, но уже успела отличиться положительными качествами. Эта хрупкая, милая девушка со светлыми ангельскими локонами, казалось, была неспособна обидеть и былинку, которую она и сама отчасти напоминала.

Девушка была в восторге от представившейся ей возможности; кроме того, работа для нее была крайне важна. Время было непростое, но, если подумать, простым оно не бывает никогда. Тетка, опекавшая девушку, никогда не переставала браниться и ворчать, поэтому работа представляла собой отличную возможность сбежать из дома на целый день.

Машенька жила в небольшой съемной квартирке на окраине города, недавно ей миновал семнадцатый год, и казалось, что мир непременно, несмотря ни на что, должен быть прекрасным. Юность замечала оттенки прекрасного практически во всех незначительных деталях этого серого, мокрого города.

Время летело неуловимо быстро, уже близился конец рабочего дня. Цирюльня опустела. Томимые скукой, мастера пытались заняться хоть чем-то.

– Маша, ты взяла зонт?

Девушка вздрогнула от неожиданно звонко заданного вопроса, беспощадно разорвавшего мертвую тишину.

– Сегодня будет дождь, – вплотную прижавшись лицом к стеклу, подметила одна из работниц.

Тем временем «пророчество» неизбежно начинало сбываться. Дождь начинался все сильнее. Он Застучал по тротуарам и крышам, как по клавишам огромного рояля. Через огромные окна было видно, как толпы людей спешат укрыться под навесами и козырьками, создали своими зонтами бесконечно разноцветный купол. Казалось, будь ты гораздо легче, непременно попытал бы счастье пробежать по его крыше.

В рабочем зале было тихо. Только нервные стрелки часов нарушали спокойствие. Кто-то шаркнул, кто-то постучался, а кто-то отворил дверь. Все трое, находившиеся в зале, вытянув шею, устремили свои взгляды в длинную темную переднюю комнату, где свет был зеленоватый, тусклый и какой-то водянистый, точно в подводной пещере. Никто не ожидал гостей перед самым закрытием, поэтому все приняли весьма расслабленное положение. Но теперь, соскочив со своих мест, выстроившись в шеренгу, они увидели старого, немощного, сгорбившегося старичка, медленно, но упорно, подобно улитке, продвигающегося к цели.

– Добрый вечер, – как можно милее и добродушнее поздоровалась Маша. В ответ не послышалось подобного пожелания. Старичок все так же невозмутимо продолжал свой путь.

– Он не очень-то хорошо слышит, судя по всему, – отметила одна из работниц. Тем временем, закончив свой путь, старичок уселся на выбранное им кресло. И чем-то они походили друг на друга – оба такие тощие и костлявые, что, кажется, сразу видны все суставы и сочленения, видно, где прикрепляются мышцы и сухожилия, а где – планки и шарниры.

– Он совсем как мертвый, – прошептала девушка.

– Маша, это он по твою душу, – разом заключили все коллеги. Подойдя к гостю, девушка поздоровалась еще раз, но уже громко и четко, с еле живой надеждой на то, что ее все-таки услышат. Старичок шевельнулся, повернув голову, подслеповато поморгал, вгляделся и расплылся в широчайшей беззубой улыбке.

Глава 2

Поезд

Шел 1941 год. СССР совершил немыслимое: объединение близлежащих стран, поднятие социалистического строя, мощное развитие экономики, исключительно сильная внешняя политика – это все давало надежды, уверенность в завтрашнем дне. Ленинград – бывший Санкт-Петербург – стоял в свой привычной вековой красоте, с привычными ему дождями и туманами. Этот «русский Лондон», казалось, сможет перенести любые трудности, сохранив свою неизменную величавую сущность. Да, Ленинград был прекрасен в эти дни. Слегка покраснев, пожелтев, в полной боевой готовности в преддверии осенней поры, неприступно и гордо стояли деревья, будто бы часовые этого города.

Сквозняк пронес по коридорам теплый дух жареного теста – это тетушка жарила оладьи. Постепенно наступал рассвет чудесного воскресного утра. Город, еще окутанный тьмой, мирно нежился в постели.

Окончательно проснувшись, девушка направилась к верхним полкам огромного шкафа, чтобы достать свою домашнюю одежду. Поднявшись на небольшой табурет, Маша наткнулась на паутину. Невидимая нить коснулась ее лба и неслышно лопнула. Откуда-то сверху посыпалась пыль, покрывая плечи девушки.

– Сегодня будет большая уборка, – бойко заключила возмущенная таким беспорядком тетушка, – к тому же завтра приедут гости.

– Маша, ты уже поднялась? Завтрак стынет, не копошись, – закричала она из кухни.

– Уже, уже иду.

После завтрака, разбирая памятные предметы и наводя чистоту, Маша, неожиданно для самой себя, погрузилась в омут воспоминаний.

– Ведь когда-то все было иначе, – еле слышно прошептала она сама себе.

Таисия Петровна – именно так звали тетку Маши – взяла девочку под опеку, когда той еще не было и десяти. Мамы Маши не стало при ее рождении, а отца – спустя десять лет. Он работал помощником машиниста и часто брал дочку с собой. С тех самых пор девочка четко решила, что у слова «спокойствие» есть синоним – «поезда». Да, именно спокойствие, неземное, окутывающее с головы до ног, так прочно ассоциировалось у нее с воспоминаниями о детстве.

Маша очень сильно тосковала по своему отцу. Даже семь лет спустя она никак не могла унять горе, поэтому тетушка частенько рассказывала Маше историю знакомства ее родителей. Девушка млела, погружаясь в свое воображение. Казалось, что рассказы тетушки – своего рода машина времени, единственная ниточка, которая может соединить прошлое и настоящее. Как только Таисия Петровна начинала свой рассказ, в голове девушки начинали вырисовываться картины. Надо сказать, что тетушка обладала уникальным даром рассказчицы.

– Тот денек выдался сухим и жарким, – начинала тетушка свой рассказ, – это один из тех деньков, которые лишают тебя силы. На небе, выбеленном яростным солнцем, не было ни облачка, и лишь спасительный слабый ветерок шуршал молодыми ростками кукурузы. Побитый и проржавевший грузовик, чихнув раз-другой, едва не заглох, когда сворачивал на грунтовую дорогу, ведущую к небольшому поселку под Ленинградом.

Помню, твой отец смачно выругался, потому что заело сцепление. Его очень огорчала эта развалюха. С силой надавив на педаль, он утопил ее в пол. Он выглядел на все шестьдесят, хотя ему не было еще и сорока. Поля его шляпы обвисли, и она вся пропиталась потом. Он снял ее и бросил на драное сиденье, между ним и мной. Раздраженно вытащил одну из своих самокруток и засмолил. Как он смолил, милая, страх да и только… Казалось, он никогда не расставался со своей страстью.

Проехав несколько миль по скверной дороге, он добрался наконец до крайнего строения села, если, конечно, можно так назвать это место. Для меня же селения – дикое место, я никогда не понимала этой колхозной романтики. Село имело выжженный и пыльный вид, краска на домах облупилась, дерево покорежилось. Прямо посреди дороги лежал симпатичный серовато-коричневый пес, задыхающийся от жары. Старательно объезжая выбоины, твой отец помахал рукой своему старому другу, владельцу единственного в этом месте гаража.

На улице в это время дня практически никогда никого не бывало. Скрипела подвешенная на ржавых цепях вывеска. Он машинально согнал с лица мух, сам того не заметив. За долгие годы жест стал механическим. Он слегка замедлил ход, заметив старый разбитый фургон, который, однако, в этих краях был новинкой. Как и все живущие среди бескрайних полей, где мало что происходило, твой отец отличался любопытством. Он с интересом следил за незнакомым человечком в мятом запыленном синем костюме, который заносил в дом небольшой прикроватный столик. Твой отец заметно затормозил и остановил свой потрепанный грузовик, но мотора не выключил.

Помню, этот небольшого роста товарищ, увидев нас, улыбнувшись своей невероятно радужной и доброй улыбкой, поспешно оставил столик и подбежал к машине поздороваться. Как выяснилось позже, это был отец Нины.

– Здравствуйте, товарищ. Вы, видимо, новоприезжий. Рад с вами познакомиться, – громко, своим басистым, слегка охрипшим голосом, пробормотал твой отец из открытого окна автомобиля.