Заур Зугумов - Записки карманника (сборник) Страница 10

Пролежал я там довольно долго, но вокруг, как я и предполагал, все было тихо и спокойно. Мне было отлично видно все, что творилось напротив дома. Еще несколько часов назад, находясь в «красном уголке» второго отделения милиции, я точно знал, что если моя затея удастся, то именно здесь, лежа на грязном половичке балкона четвертого этажа, я и намечу план следующего этапа побега.

При моем образе жизни загадывать наперед было по меньшей мере глупо. Поэтому, обдумывая тот или иной план действий, я всегда разбивал его на этапы. Эта система помогала избежать многих ошибок, экономила поистине драгоценное время на размышления, в общем, была чрезвычайно эффективной. Теперь, укутавшись в отцовский тулуп и озираясь по сторонам, как загнанный волк, я пытался найти и сделать следующий ход. От правильности выбора зависела не только моя жизнь, но и воровская честь, что было для меня важнее всего остального.

Представляете, в каком я был положении? Этот день был поистине богат на сюрпризы. Пришедшая вдруг мысль стала не чем иным, как подарком Божьим. Откинув одну за другой все иные версии, я сосредоточился на одной. Я вспомнил частые высказывания того самого «правильного мусора», Бороды, который при случае любил подчеркнуть свою порядочность и преданность идеалам правосудия. И чем больше я думал об этой безумной на первый взгляд затее, тем больше убеждался в том, что в моем положении лучше и правильнее выхода просто не было.

Голова раскалывалась от напряжения. Я решил подождать до утра, а там, как говорится, что Бог пошлет, то и будет.

Глубоко за полночь я спустился к себе в комнату и уже подробно объяснил матери, что произошло в милиции. «Не беспокойся, сынок, – сказала она мне. – Что бы ни случилось в будущем, ты крепись и знай, что я скорей умру, чем позволю кому-то возвести на тебя напраслину и тем самым погубить тебя. Хотя, как мать, я эту несчастную девушку, конечно же, понимаю».

Всю ночь мы проговорили, обсуждая мое нынешнее положение, а под утро я уснул на диване, даже не сняв верхней одежды, но ненадолго. В десять часов утра дверной звонок исполнил свою традиционную «Калинку», оповестив о приходе какого-то раннего гостя. Гость был незваным, а значит, это был мент. Он был в штатском и провел у нас около часа, внушая все это время моей матери, как важно, чтобы я сам пришел в милицию с повинной, и прочую чушь. В конце визита он не преминул заглянуть на всякий случай в спальню, кладовку и туалет и лишь потом наконец откланялся и ушел.

Вернувшись, я поделился с матерью своим планом относительно Бороды, и она одобрила его сразу же, безо всяких оговорок, будто пророчески предвидела все наперед. Я попросил ее позвонить Нелли и объяснил, что нужно было ей сказать. Домашний телефон мог прослушиваться, поэтому мама одела детей и ушла с ними к сестре, заодно дав мне немного отдохнуть и прийти в себя. Я проспал почти до самого вечера, и никто меня не побеспокоил за это время. Это лишь укрепило мои предположения о том, что за квартирой было установлено наблюдение.

Борода приехал часов в десять вечера. Я был приятно удивлен его поведением и манерой держать себя. В присутствии матери я подробно и во всех деталях рассказал ему обо всем, что произошло со мной за последний месяц, пока еще не называя при этом ни имен, ни фамилий. Это и немудрено. Я скорее поверил бы в существование жизни на Марсе, чем в честность и порядочность местного легавого, тем более в тот момент, когда за мою голову была обещана немалая награда. А в том, что награда уже была обещана, я не сомневался ни на секунду. Кроме того, воровская этика не располагала к излишней откровенности: одно дело, если твой язык подведет лишь тебя самого, и совсем другое, когда от него будут страдать другие. Борода выслушал меня молча, ни разу не перебив, и, когда я закончил, сказал, даже не выдержав паузы: «Мне все понятно, Заур, ты действительно невиновен. Это ясно как белый день, но твою невиновность еще надо доказать. Что же касается билетов на самолет, то это, к сожалению, не алиби. Алиби, которое можно легко опровергнуть, уже не алиби, а лишь одна из версий, правда, в твою пользу, но что толку-то? Дело ведь может и не попасть в руки следователя, я уже не говорю о судебном процессе. В конечном итоге наверняка все так и будет, попадись ты им в лапы. Ну да ладно, что тут сейчас гадать, как и что, давай-ка мы лучше вот что сделаем. Оставаться здесь тебе больше нельзя, ты и сам это прекрасно знаешь, поэтому слушай меня внимательно. Недалеко от твоего подъезда, в засаде в сером «Москвиче» сидят работники милиции. Не знаю, есть ли кто-нибудь за домом, но этих я не только видел, но даже поздоровался с ними и немного поговорил, прежде чем подняться к тебе. Поэтому я проеду по улице Гагарина несколько раз в ту и другую сторону, осмотрюсь и, если все чисто, просигналю фарами прямо напротив твоего балкона, два раза дальним и два раза ближним светом с длинными интервалами. Если же я замечу засаду, то уеду и вернусь чуть позже. Ты в это время не нервничай и ничего не предпринимай, пока я не придумаю, как тебя вызволить отсюда, понял?»

Выбора у меня не было. «Да», – ответил я не задумываясь и, прежде чем Борода вышел из дома, уже лежал на балконе этажом выше. Я хорошо знал его машину. Это был «жигуленок» красного цвета, «шестерка», с номерным знаком 05–34.

Несмотря на то, что улица Гагарина освещалась относительно неплохо, ночью, как говорится, все кошки серы. Так что мне трудно было отследить именно его машину, зато когда я увидел, как напротив остановилась легковушка, то понял, что это именно он, впрочем, с окончательными выводами пока не спешил. Прошло уже несколько минут, как автомобиль остановился, но из машины никто не выходил и никаких знаков не подавал. Я уже было подумал, что обознался, как вдруг два дальних и столько же ближних лучей с длинными интервалами прорезали ночную мглу. Ни секунды не задумываясь и даже не тратя драгоценного времени на спуск, я мгновенно оказался на перилах балкона и огромным прыжком, которому позавидовал бы, наверное, даже снежный барс, перемахнул на дерево, а уже в следующую минуту, так же быстро спустившись с него, оказался на земле. Присев на корточки, я тут же огляделся по сторонам, но, слава Богу, все было тихо и спокойно.

Придя в себя настолько, насколько это было возможно, я поднялся на ноги и непринужденной походкой направился в сторону поджидавшей меня машины. Спокойно перейдя проезжую часть улицы и все еще озираясь вокруг, я поравнялся с красным «жигуленком» Бороды, резко открыл заднюю дверь и так стремительно запрыгнул в машину, будто от этого прыжка зависела вся моя жизнь. Автомобиль медленно тронулся, а затем помчался, набирая скорость, по темным улицам и грязным закоулкам в сторону Первой Махачкалы. Борода жил тогда между телестудией и городской тюрьмой. И когда, лежа на заднем сиденье машины и озираясь вокруг, пытаясь разглядеть возможных преследователей, я увидел, что мы свернули именно в ту сторону, то понял – он везет меня к себе домой. Мои последние сомнения рассеялись, и я немного успокоился. Теперь, пожалуй, можно было и передохнуть.

Магомед заехал прямо во двор и, остановившись в самом конце, возле какой-то пристройки, велел мне выходить из машины. «Все. Приехали, бродяга!»

Он поселил меня в этой самой пристройке, которая оказалась на самом деле летней кухней. В этом уютном и скромном домике, переоборудованном за несколько часов в жилище отшельника, мне пришлось провести почти месяц. Месяц тревог и ожиданий, надежды и благодарности. Разве можно забыть это время? Нет, конечно. Такое не забывается никогда. Но во сто крат оно ценнее и памятнее тем, что помогал мне во всем мент, который при других обстоятельствах, окажись я виновным в каком-либо преступлении, не задумываясь, упрятал бы меня за решетку. Но воспоминания эти были бы тусклы и неполны, если бы я не упомянул об очаровательной хозяйке этого теплого, гостеприимного дома и их маленькой красавице дочке, похожей на сказочную восточную принцессу.

Порой случается, что некогда чужие друг другу люди оказываются схожи буквально во всем: во взглядах и мнениях, в непринужденной манере держать себя в обществе и в то же время быть скромными и ненавязчивыми. Такие душевные качества присущи лишь людям с отзывчивыми и чуткими сердцами, людям прекрасно воспитанным и в высшей степени порядочным. В какой-то момент у меня даже сложилось впечатление, что это были дети одной матери. Да и по национальности оба они были кумыками. Набат, так звали супругу Бороды, была чуть ниже среднего роста. Ее отличала приветливая и мягкая улыбка и красивые зеленые глаза, похожие на два благородных изумруда, в которых почти всегда искрился лучик добра и нежности. Аккуратно причесанные недлинные темно-русые волосы делали ее похожей на Шемаханскую царицу, а природная скромность и величавая стать лишь только подчеркивали это сходство.

Когда у себя дома я рассказывал Бороде, где и как провел последний месяц, я побоялся открыться ему полностью, и читатель знает почему. Лишь теперь, находясь под его кровом и видя его красавицу жену, ее доверчивые глаза и милую, доброжелательную улыбку, я понял, что такие люди не способны на предательство. Тем более, как я успел заметить, они были действительно схожи буквально во всем. Ночью, когда Борода закончил все свои дела, по большей части связанные именно со мной, и возвратился домой, я извинился перед ним за недоверие и дополнил свой предыдущий рассказ недостающими подробностями.