Елена Поддубская - Возмездие за безумие Страница 10

– Достала своими капризами. Быстрее бы уже родила, – признался Виктор. За месяц, проведённый в Испании с женой, Ухов не то чтобы похудел, нет, но точно подурнел. Втихаря от Гали, Виктор уходил из дома и лопал в городке у коммерсантов без разбора шаурму, знаменитый хамон, тапасы – хлебцы, намазанные помидорами с чесноком или давлеными авокадо с табаско, паприкой и какими-то ещё приправами. Запивал съестное пивом или вином; пить при жене было нельзя, она-то это себе позволить не могла. Засматривался на смазливых раскрепощённых югом девиц и женщин всех азимутов; на эту тему дома тоже был запрет.

Рассказывая про своё житьё-бытьё, Виктор вдруг почувствовал в кармане шорт вибрацию, – О! Кажись, началось! – нервно крикнул он, увидев на дисплее мобильника номер, – Всё, мужик, я поехал. Сам до дома дойдёшь? – спросил Виктор чисто механически, вручая Игорю пакеты с купленным. Едва не заплутав, Иванов пришёл домой и вручил пакеты Лене, сообщив о последних новостях Уховых.

– Дурдом, – оценил он обстановку сам, пройдя в жилище и оглядевшись; Лена и девочки сидели на диване посреди настоящего хаоса вещей, разбросанных за месяц родителями Юли, и не знали с чего начать обустраиваться. На кухне голосила весёлая кухарка: испанка каталонских кровей, вполне способная сойти за армянку с азербайджанскими корнями.

– Турки все вы, граждане, турки, – только и нашелся, что сказать Игорь, – И на фига Галке после восьми выкидышей нужен был этот пацан? Не понимаю.

Жена подняла на Игоря удивлённый взгляд.

– Откуда ты знаешь? Я тебе про это не говорила.

– Причём тут ты? Витька проболтался… – Иванов казался беспомощным, глядя на разбросанную по мебели одежду, коробки с бытовой химией, пакеты с приготовленными памперсами, пляжный надувной матрас, зонтик от солнца, ласты.., – Бедная Юлька, – выдохнул Игорь, примеряя маску для подводного плавания.

Юля беспомощно подняла плечи; внутренне девочка предчувствовала, что появление ещё одного члена в их семье, если что и поменяет в отношениях родителей друг другу и к ней самой, то уж точно не к лучшему. Иметь братика девочке почему-то вдруг расхотелось. Зато запоздало захотелось почистить обувь губкой, пропитанной кремом, взятой в специально отведённой для этого коробочке. Юля приникла к Лене и уткнулась в плечо чужой тёти, рядом с которой вдруг стало надёжно.

– Пошли! Наша комната наверху, – потянула за руку Вера. Четырнадцатилетняя пампушка толи ревновала, толи хотела поскорее уйти от разговора в гостиной.

– Пошли, – Юля тут же подчинилась, подумав, что при случае можно будет уткнуться в плечо и подруге. Несмотря ни на что, девчонок всегда соединяло нечто большее, чем обыкновенно добрые соседские отношения.

Глава 8. «Достали бабы…»

Рождённым мальчиком оказалась Полин. На свет она появилась девятнадцатого июня. Виктору, которому сообщили про дочь, стало дурно, словно он рожал сам.

– Как это «чика»? У меня должен быть парень, чико, понимаешь? Чи-ко, – Ухов орал на улыбающуюся акушерку, которая наверняка думала, что папаша так выражает свою безумную радость. Произнеся длинную фразу, в которой стояли и «чико», и «чика», и снова «чико», медсестра пригласила Виктора войти в палату к роженице. Галя к этому времени уже вытирала лицо гигиенической салфеткой, а ребёнок лежал в красивых розовых штанишках и маечке, предоставленных клиникой.

– Галя, это шо? – Виктор посмотрел на сморщенное красное личико и сморщился сам, – Обещали парня, а это шо?

– Ты что, дебил? – Галя в выражениях не стеснялась, – Откуда я знаю, что там внутри сидело? Что получилось, то и получилось…

– Надо было в Южном рожать, – пожалел опять Ухов, продолжая глядеть на дочь с неприязнью.

– Точно спятил. Да в твоём Южном нас уверяли, что будет сын. И что?

– И шо?

– И – вот. Родилась Полин.

– Полин? – лицо папаши медленно зависло с мыслью в глазах, голова повернулась к жене, – Как жена декабриста?

Галя растянулась в улыбке. Даже после родов она была обворожительна и вызывала у мужа нестерпимое желание, особенно после столь долгих недель воздержания перед родами.

– А чё? Ничего. Полин, – Виктор произнёс будущее имя дочери, задумавшись, – Красиво. Ну, ладно, пусть будет Полин, – отец снова посмотрел на наряженный розовый комочек и наконец-то ласково ему улыбнулся. Девочка в ответ накуксилась и собралась плакать; видимо признала голос родителя. Галя зашикала на мужа и сделала нянечке, вошедшей в комнату, знак глазами. Испанка ту же стала выпроваживать Виктора из палаты.

Вечером, сидя на пляже с бутылкой водки, Виктор и Игорь обсуждали, где и как будут крестить девочку.

– В Красном соборе – не надо. Только в Белом, Екатерининском.

– Остынь. В Свято-Троицком Соборе окрестим. Там я Веру крестил, когда в Южный переехал. Батюшка там – мужик что надо. У нас тогда как пошла полоса: сестра с мужем погибли, родители уже в возрасте и больные, Вере годик, а мы с Леной – в столице. Пока узнали, пока до Тюмени долетели, пока документы на удочерение подали… Замотались совсем. А сюда приехали – тоже не легче. Вера ведь по родному отцу не христианка. Прикинь: Голдберг. А я – Иванов. Если бы не батюшка Кирилл, не окрестили бы нашу Веруню.

Игорь рассказывал Виктору историю про дочь в первый раз. Даже в дугу пьяный Ухов протрезвел.

– Не понял, так Вера не ваша дочь?

– Как это не наша? Наша.

– А ты сказал…

Игорь, видать, опомнился, стал оглядываться. На пляже неподалёку играли в футбол тоже «разогретые» негры, плевавшие на то, что мяч еле видно. Им до откровений русского мужика не было никакого дела, но Игорь зашикал.

– Да мало что я сказал? Своих, как понимаешь, нет. И уже не будет. Так что, Лена Вере – мать, каких мало бывает. А мне она никакая не племянница, а тоже дочь. Понял?

Ухов гукнул и отчего-то стал засыпать себя песком: несмотря на спустившиеся сумерки, мужики сидели на пляже в одних плавках. Песок был ещё теплый. Виктор грёб его широко, засыпая ноги полностью. Игорь просто набирал песок в руку и выпускал его тонкой струйкой, тупо глядя на неё.

– Ну ладно, если ты знаешь, где лучше, туда и пойдём, – вернулся Виктор к началу разговора.

– Ты про что? – теперь Иванов ничего не понимал.

– Про крестины. Ну, ты тупарь. Будешь у Полин крёстным отцом.

– Буду, – пообещал Игорь.

И ни один из них не вспомнил, что когда-то именно от этого зарекался.

Несмотря на некоторые проблемы бытового характера, выражавшиеся в пищащей по ночам малышке и продолжавшемся и ещё более выраженном беспорядке в доме, отпуск в Испании прошёл для Ивановых все-таки хорошо. Галя вернулась домой с малышкой через три дня после родов и постоянно торчала у колыбельки, приготовленной заранее. К ребёнку Галя никого не подпускала. Прикрепила поверх ползунков огромную булавку, от сглаза, и сторожила колыбельку как апостол Пётр ворота рая. Юле удалось пробраться посмотреть на сестру только раз, после чего мать настрого запретила даже приближаться к их с малышкой комнате. Про старшую дочь как-то сразу забыли, полностью повесив её на соседей. Ивановы были не против, понимали обстоятельства. Но, глядя, как изо дня в день Галя и Витя кружат возле народившейся девочки, а про старшую и не вспоминают, Игорь вздыхал и повторял одну и ту же фразу: «Бедная Юлька». Жена на него за это шикала, запрещала говорить такое при ребёнке, хотя сама тоже откровенно переживала за Юлю. Благо, в это время рядом с Юлей была Вера, настоящая палочка-выручалочка. Лена с самого утра брала старших девочек на пляж, и там они оставались целый день. На обед не возвращались, предпочтя пожевать что-то взятое в переносном холодильнике, сидя под натяжной палаткой, а не слушать постоянно недовольный тон Гали и огрызания Виктора. Там же спали, отдыхая от плача малышки. Игорь целыми днями на жаре не выдерживал, приходил в обед домой: поесть, поспать: ему ребёнок не мешал, хотел спать, мог уснуть под топот слонов, а потом снова шёл на берег моря к своим, и уже вечером возвращались все вместе.

Виктор за месяц после родов на пляже был не более пяти раз: у Гали вечно находились для мужа поручения. Молока у роженицы не было, пришлось с первого дня посадить Полин на искусственное питание. От него у малышки появился сначала понос, потом, после смены молока, сильное отрыгивание, до рвоты. Наконец, пятая банка оказалась более-менее приемлемой. Полин с удовольствием высасывала за раз сто граммов, вместо восьмидесяти положенных, и уже через два часа снова требовала есть.

– Да, уж, твоя дочь, сразу видно, – ворчала Галя, укачивая девочку в колыбельке размахами, проходящими по десятибалльной штормовой шкале, – Кроме как пожрать и покакать, ничего ей не интересно, – Какие ещё могли быть интересы у новорождённой, мамаша не объясняла, ссылаясь на постоянную утомляемость и недостаток сна. – Всё-таки на всё – своё время, – как-то пожаловалась она Виктору.