Лея Любомирская - И с тех пор не расставались. Истории страшные, трогательные и страшно трогательные (сборник) Страница 10

Жил он в маленькой такой развалюхе на пустыре, сам ее собрал из досок и жестяных листов, и такую же сделал будку, там у него жил пес, добрейшее создание, хоть за уши его таскай, хоть за хвост, он только улыбается и пытается в лицо лизнуть, и дон Густаво был такой же добрый, только без хвоста, конечно. Мы, дети, к нему весной бегали есть мушмулу, а летом – сливы, он на пустыре себе деревья посадил, целый маленький сад, и все так хорошо у него росло, как будто он этим всю жизнь занимался, люди даже удивлялись, надо же, говорили, трубочист, а как будто… вы правы, дона Мария да Луш, не сказала. Нет, не забыла, не забыла, а хотела вас удивить, вы бы считали, что дон Густаво был обычный садовник, хотя, зачем бы я стала рассказывать про садовника, но вы бы об этом не подумали и ждали бы про садовника, а тут я вам говорю – трубочист, и вы бы удивились, ведь удивились бы? Потому что дон Густаво был трубочист, причем потомственный, и отец его был трубочист, и дед трубочист, целая огромная семья трубочистов, и дон Густаво самый младший и самый невезучий, потому что жил он тут, у нас, а сколько у нас труб, которые нужно чистить? То-то и оно. С тех пор как ввели налог на дым, никто каминов и не разжигает, дон Густаво, бедный, остался без работы, редко-редко кто его звал вытащить из трубы голубиное гнездо или птенца, и это все равно не то же самое, что взять и всю трубу тщательно, снизу доверху прочистить. Люди думали, может, дон Густаво что-нибудь еще умеет, починить что-нибудь или газеты продавать, но дон Густаво никогда не соглашался. Не могу, говорил, помочь, не мое это дело. Вот если бы трубу почистить. И повторял, трубу бы если почистить, это тогда бы да. Даже садовником быть не хотел, говорил, что садовник должен уметь работать в саду, а он умеет только на пустыре, поэтому он пустырник. А чтобы на него не обижались за отказ, угощал всех сливами и мушмулой.

А потом в город приехал этот граф, или маркиз, или, может, он был банкир, важный такой, ужасно богатый, вы его знаете, дона Мария да Луш, его все знают, я только имя забыла. Он приехал и велел строить ему замок, как за границей, не каменный, а кирпичный, ужасно уродливый, сам огромный, окна махонькие, и много-много труб, как на фабрике. Дон Густаво, как увидел первые трубы, достал откуда-то черный костюм с жилеткой, но без пуговиц, выстирал его, высушил на яблоне и стал в нем ходить на стройку. Придет, встанет и смотрит, как юноши смотрят на возлюбленных, пока те им платочек[1] с признаниями вышивают. Каждый день ходил, строители вначале посмеивались, а потом привыкли, даже беспокоиться начали, если дон Густаво задерживался.

Когда замок был почти достроен, дон Густаво снова выстирал свой костюм, я нашла и пришила ему пуговицы, я уже тогда была очень хозяйственная, у меня всегда с собой были иголка и нитки, мало ли что, я и вам посоветовала бы, дона Мария да Луш, вон, у вас на чулке петля поехала, а была бы у вас иголка с ниткой, вы бы петлю и подхватили, и чулок спасли. А дон Густаво надел костюм с пуговицами и пошел к этому банкиру, или графу, проситься на работу. А граф его не взял. Меня там не было, но говорят, что граф даже не дал дону Густаво повторить. Сказал, я и с первого раза все понял, спасибо, не беспокойтесь. И еще сказал, что ему не нужны трубочисты, трубами будут заниматься специально обученные профессионалы с техникой, так и сказал, профессионалы с техникой, это я потом от дона Густаво узнала, мы все его ждали на пустыре, играли с псом, таскали его за уши и за хвост, а дон Густаво про нас забыл и ушел в бар к Манеле, он был очень расстроен, потому что, ну правда, разве могут какие-то там профессионалы сравниться с ним, потомственным трубочистом?

В общем, на следующий день, когда у дона Густаво перестала болеть голова, он сказал, что не хочет больше жить в нашем городе, потому что одно дело, когда труб вовсе нет, и совсем другое, когда труб полно, но чистят их какие-то профессионалы с техникой. Мы уговаривали его остаться, предлагали все вместе пойти к графу и поговорить, но дон Густаво даже слушать не стал, взял своего пса и костюм черный, а все остальное оставил, сказал, ему не нужно. И ушел. И на замок ни разу не посмотрел.

А банкир… а разве вы не знаете? Про это и в газетах писали. Банкир прожил в замке всего месяц и уехал. Он ни разу не смог развести огонь ни в одном из каминов, из трубы сразу начинала сыпаться всякая пакость, прямо на огонь, старые гнезда, перья, мокрые тряпки, один раз вода полилась и все-все загасила. Профессионалы с техникой пытались что-то сделать, но не сумели, конечно, и их всех уволили. Ну, про замок-то вы, наверняка, знаете. Как, и про замок не знаете? Это странно, дона Мария да Луш, это очень странно, вы же в этом городе родились и живете, как же можно? Замок до сих пор стоит пустой, только трубы все с него попадали.

Пирожок с повидлом

Что нам делать? Что нам делать с нашей девочкой, если она не хочет вставать?

Плотно закрой глаза, не жмурься и не подглядывай, дыши тихонечко, пальцами ног не шевели и не смейся, не вздумай засмеяться раньше времени, всю игру испортишь. Игра называется пирожок с повидлом, ты лежишь, будто сонная, будто мертвая, а тебя заворачивают в одеяло, тщательно упеленывают, катают по постели, все сюда! скорей смотрите, какой у нас вышел пирожок с повидлом! щиплют – такой мягкий! и щекочут – такой плотный! сейчас, сейчас мы его в печь! Ты не выдерживаешь и начинаешь хохотать и брыкаться, ах, кричат, повидло! повидло лезет! держи его! и запихивают обратно высовывающиеся руки, пятки, нос. Хорошее я повидло? спрашиваешь гордо, выбравшись, наконец, из одеяла. Прекрасное, отвечают тебе, самое лучшее повидло по эту сторону океана.

Так и идет. Что нам делать с нашей девочкой, если она не хочет убирать свою комнату? Что нам делать, если она не хочет мыться? Если кричит, капризничает, топает ногами, если покидала все игрушки в угол и ушла обижаться в шкаф? В тесто ее, в новое одеяло с коровами, укутать, завязать капроновой лентой, докатить по коридору до ванной, сейчас, сейчас мы ее в печь, будет у нас на ужин пирожок с повидлом! Хохочущее повидло лезет из одеяла, пустите, пустите, я сама, я больше не обижаюсь, я отличное покладистое повидло, лучшее по эту сторону океана.

Конечно, бывает по-всякому, и уходи, глаза бы мои на тебя не глядели, и я не просила меня рожать, варить, поправляют тебя, остужать и раскладывать по банкам, и ты – против воли – смеешься, но тут же сердито замолкаешь и убегаешь, хлопнув дверью, потом, конечно, приходишь мириться и живешь себе дальше, все больше девочкой, все меньше повидлом. В одеяло с коровами тебя уже, пожалуй, не завернешь, да никто и не пытается, и самой тебе тоже не до того, тебе сейчас нравятся другие игры, но однажды ты сидишь, скорчившись, на полу у кровати, не в силах ни встать, ни разогнуться, внутри все как будто свело, ты рыдаешь, пытаясь не то разжалобить, не то выплакать эту судорогу, и вдруг слышишь отчетливо, что же нам делать? как нам утешить нашу девочку, когда она так плачет? и, не думая, тянешь с кровати одеяло, и заворачиваешься в него старательно, тебе еще не смешно, но уже не так больно, ты повидло, у повидла никогда ничего не болит.

И неминуемо приходит момент, когда ты смирно лежишь с закрытыми глазами, не жмуришься, не подглядываешь, не шевелишь пальцами ног, только повторяешь навязчиво, что же нам делать? что нам делать с нашей девочкой, если она не хочет дышать? и тут тебя чем-то накрывают и во что-то старательно оборачивают, и ты понимаешь, что ты опять повидло, лучшее повидло по эту сторону океана, и смеешься, смеешься…

Чужой дедушка

…вообще-то, это не наш дедушка, а когда я говорю не наш, я имею в виду не мой, не маргаридин и не доныанын, потому что мой дедушка живет в австралии, у него кенгуриная ферма со страусами, маргаридин – в месте, которое называется пекло, он там играет с чертями в покер, я столько раз говорил маргариде, что пусть дедушка приедет сюда, я сам мог бы с ним играть, может, не в покер, в покер я еще не умею, но умею в дурака и немного в канасту, маргарида меня научила, давно еще, а раз маргарида умеет, а она девчонка, то ее дедушка умеет в сто раз лучше, но маргарида говорит, что дедушка приехать не может, он очень занят с чертями, мне, конечно, странно, все-таки, мы ему семья, и, уж наверное, лучше, чем какие-то посторонние черти, но маргарида говорит, что с чертями не все так просто, если они с кем играют и не хотят отпускать, все, никуда не денешь, и захочешь, а не уйдешь, не знаю, откуда она это взяла, ее дедушка даже писем ей не пишет, мой тоже не пишет, но шлет открытки с видами австралии, а дедушки доны аны мы не знаем, но подозреваем, что он был пойнтер, потому что у доны аны вздернутый нос, спина в конопушках и гладкие висячие коричневые уши, потому я и говорю, что этот дедушка был не наш, не родня нам, он нам достался от предыдущих жильцов, а им от предпредыдущих, и так почти до самых первых жильцов, которых никто уже не помнит, они уехали примерно сто лет назад, а дедушку забыли, потому что он читал в гостиной газету, и вначале они не хотели его отвлекать, а просто носили вещи в машину, а потом пришла полиция и сказала, чья это машина с вещами и подушками перекрывает подъезд к дому, и почему на водительском месте сидит фикус в горшке, сейчас мы вас отшрафтуем, своих не узнаете, в скобочках, маргарида говорит, что не отшрафтуем, а оштрафуем, от слова штраф, то есть, деньги заплатить, я не уверен, что она права, кто бы из-за просто денег забыл в гостиной целого дедушку, наверняка, полиция сказала, как я сказал, а жильцы испугались и ушли, а дедушку оставили, потом в эту квартиру вселились другие люди, потом еще другие, и еще, а потом уже мы, а дедушка все сидел в гостиной и читал газету, я вначале пытался с ним разговаривать, маргарида делала ему чай с молоком, кашу и бутерброды, а дона ана ставила на него лапы, но дедушка нам не отвечал, чай не пил, и даже дону ану не гладил, а у нее самая приятная для глажения голова из всех, кого я видел, в скобочках, маргарида говорит, что тут я мог бы с доной аной поспорить, но маргарида обязана так говорить, я ей сын, а дона ана просто внучка пойнтера, так что, я маргариде не очень-то верю, и потом я обиделся на дедушку за дону ану и стал реже с ним разговаривать, к тому же, какой интерес разговаривать с тем, кто тебе не отвечает, а сидит, уткнувшись в газету, и дона ана почти перестала ставить на него лапы, но маргарида все равно делала ему чай и бутерброды, каждый вечер, она ужасно упрямая, маргарида, если вобьет себе в голову, что дедушку надо кормить и поить чаем, не переубедишь, а потом она сказала, что вот, скоро ее день рождения, и она хотела бы испечь пирог с синими длинными сливами, а я сказал, что тоже хотел бы, но лучше бы с круглыми красными, а дона ана ничего не сказала, потому что ей все равно, был бы пирог, и дедушка ничего не сказал, а мы с маргаридой спорили, как сумасшедшие, хотя я знал, что сейчас нету вообще никаких слив, потому что зима, и маргарида знала, мы каждый год так спорим, а потом маргарида делает бисквит с изюмом и цукатами, тоже вкусно, хотя и не пирог со сливами, а потом утром мы пришли в гостиную, а там дедушка весь зеленый, но не плохо зеленый, как будто съел несвежую колбасу, а красиво, весенне зеленый, и на нем как будто даже трава выросла и листья, я очень удивился, и дона ана удивилась, а маргарида сказала, подумаешь, будет у нас теперь зеленый дедушка и немного полила его из лейки, и к вечеру дедушка уже цвел такими небольшими беленькими цветочками, мы с доной аной даже испугались, дона ана лаяла ужасно, одна маргарида не боялась, но она вообще ничего не боится, в скобочках, это неправда, маргарида боится мышей, тараканов, и таких красивых волосатых гусениц, потому что она девчонка, а сильней всего боится, когда я лезу на дерево или хочу прыгнуть с вышки в бассейн, хотя это очень глупо, я же ее не заставляю прыгать, а она говорит, что я ничего не понимаю, но со временем пойму, но вот цветущего дедушки она совсем не испугалась и даже смеялась над нами с доной аной, что мы боимся, а наутро цветов на дедушке уже не было, а была завязь, это маргарида сказала, завязь, я не знал, как оно называется, такое маленькое, круглое и на ножке, интересно, сказала маргарида, успеют созреть к моему дню рождения, я спросил, кто, маргарида сказала, сливы, я засмеялся, а дона ана залаяла вначале на меня, потом на дедушку в завязи, а дедушка читал газету, и я сказал, не успеют просто нарочно сказал, за то, что маргарида совсем не испугалась и еще смеялась надо мной, а маргарида сказала, что посмотрим, и я сказал, посмотрим, но сливы созрели прямо к маргаридиному дню рождения, синие длинные, и круглые красные, и еще прозрачные желтые, и другие, маленькие зеленые, маргарида сказала, что их зовут сорт королева клаудия, и сделала пирог и варенье, и еще другой пирог, и огромный кусок дала дедушке, но он и тут не отложил газету, но мы все равно сделали вид, что как будто отложил, и я с ним разговаривал, а дона ана ставила на него лапы и украдкой лизала его кусок пирога, а маргарида подливала ему молока в чай, и мы пели поздравляю тебя и зажгли свечи, а маргарида их задула и загадала желание, и все мы были семья и родня, даже дедушка, хоть он нам и достался от предыдущих жильцов.