Альберт Кайков - Черная пурга Страница 10

– Пей, моя хорошая, тебе еще расти надо, а тебя запрягать удумали…

Елисей Францевич слыл заядлым рыбаком, рыбачил сетями, неводом и вентерями, которые сам плел из ивовых прутьев. Он обмазывал входное отверстие в вентерь тестом, ждал, когда тесто присохнет к прутьям, и устанавливал в Идре, привязав шнуром к кусту тальника, который рос у самой воды. Пескарей набивалось в вентерь множество. Он иногда приносил их по полведра. Бабушка чистила и жарила, стараясь подсушить. При еде они хрустели как сухарики. Крупную рыбу дед ловил сетью в Сыде.

Однажды приходит с рыбалки возбужденный, глаза сияют, места себе не находит.

– Что случилось? – спросила Агафья Прокопьевна.

– Такой огромный ушел!..

– Кто ушел? Расскажи!

Она догадывалась, что муж упустил рыбу, а вопросы задавала, чтобы он, рассказав, успокоился.

– Ты понимаешь, – начал он повествование, – вынимаю сеть, попалось несколько рыбешек. Вдруг чувствую – сеть кто-то дергает, из моих рук вырвать старается. Начал я ее к себе подтягивать и вижу: около сети стоит таймень длиной больше метра и держится зубами за ячею. Заторопился я, захотел быстрее к нему подобраться. Тяну сеть к себе, а он от меня. Отцепился от дели и ушел. Надо было мне поднять нижнюю тетиву, чтобы он в сети оказался, а я сплоховал, в азарте сразу не сообразил…

– Не расстраивайся, – сказала жена, – в следующий раз сделаешь как надо.

– Следующего раза может не быть, – тяжело вздохнул Елисей Францевич.

Александр Елисеевич работал начальником кинофикации района. Он был прирожденным механиком, любил поковыряться в любой технике, изучить ее и при необходимости починить, мог исправить любую киноустановку. Во время войны не все села имели кинопроекторы, и ему приходилось иногда ездить по селам с передвижной киноустановкой. После кино часто устраивал концерт: играл на гармошке и пел. Для жителей его приезд всегда был праздником, они старались его чем-нибудь одарить, чтобы быстрее приехал еще раз в их село. Болезнь Александра прогрессировала, он часто пил и буйствовал. Родители увещевали его при каждом приступе буйства, но его это только раздражало. Однажды, будучи в таком состоянии, Александр схватил отцовские сети и хотел изрубить топором. Отец завернул ему руки за спину, связал полотенцем и уложил на лавку. Он долго терпел буйные выходки сына, но не мог допустить порчу рыболовных снастей.

После неоднократных ссор с отцом Александр решил отделиться от родителей. Сделал отдельный вход в горницу, пристроил сени и крыльцо.

Мать, отец и Витя стали жить в передней, а он с женой и детьми – в горнице.

Однажды Александр привез из поездки буханку хлеба и кусок сала. Лиза положила продукты в шкаф. У Вити потекли слюнки, ему очень захотелось попробовать кусочек сала, но он не смел попросить. На следующий день Глаша мела пол, Валя играла куклой, сшитой бабушкой. В горницу вошел Витя, открыл шкаф и отрезал кусочек сала. Лиза вернулась с работы раньше мужа, приготовила ужин и накрыла стол к его приходу. Все уселись ужинать. Неожиданно Валя пожаловалась:

– Папа, Витя брал сало.

– Глашка! Почему мне не сказала?

– Я подметала пол.

Отец ударил ее по виску с такой силой, что она слетела с табурета. Он не хотел ее рождения и теперь часто вымещал на ней свою злобу, словно она виновата в его страданиях.

Природа наделила Александра Елисеевича талантом, которым он не воспользовался. Он мог починить любые часы, найти неисправность в тракторе и устранить ее. Кроме этого, обладал прекрасным голосом и играл на гармошке. Этим его способности не заканчивались. На стенах комнаты висели его картины, написанные маслом и углем.

В школе ученикам дали домашнее задание: нарисовать спасение челюскинцев. Глаша нарисовала реку, на ней спасательный круг и плавающих людей. Отец посмотрел на рисунок и спросил:

– Что ты нарисовала?

– Спасение челюскинцев.

Он объяснил, что надо нарисовать. Дочь не смогла воплотить в рисунке его замысел и получила оплеуху.

Однажды раньше времени закрыли печную вьюшку. Глаша одна оставалась в комнате и угорела. С трудом надела школьную одежду и вышла на улицу. Голова болела и кружилась, в висках стучало. Появились позывы тошноты. По дороге в школу несколько раз подходила к столбам и держалась за них, чтобы не упасть. В классе она сидела рядом с двоюродным братом. Он толкнул ее локтем и прошептал:

– У тебя платье надето наизнанку.

Глаша залезла под парту и сняла платье. В это время раздался голос учительницы:

– Грудзинская! Что ты делаешь под партой?

Она промолчала.

– Грудзинская, встань немедленно!

Глаша поднялась с платьем в руках.

– Выйди из класса и оденься.

Под дружный смех учеников она проследовала к двери.

Закончилась война. Борис Артемьевич написал Маргарите письмо о своем возвращении. К его приезду она накрыла скудный стол из своих припасов. Их встреча обоим доставила огромную радость и счастье. Теперь они могут пожениться и зажить семьей. Взглянув на стол, Борис достал из походного рюкзака консервы и сахар-рафинад. Юнона смотрела на большие куски сахара и думала: «Я всю войну не пробовала сахар, наверное, забыла его вкус»…

После объятий и первого эмоционального разговора Борис спросил:

– Где моя дочь?

– Какая дочь? – удивилась Маргарита.

– Разве ты забыла Глафирку, которая купила меня за рубль? Я всю войну думал, что мы обязательно ее удочерим.

– Она живет у Грудзинских, – ответила Маргарита, – а сейчас в школе на уроках.

– Я немедленно иду в школу, отпрошу ее с урока. Мне хочется, чтобы она вместе с нами отметила мое возвращение, – произнес Борис и направился к двери.

По дороге в школу он вспоминал веселую трехлетнюю девочку, с которой ему доставляло большое удовольствие играть. Мечтал, что при встрече с ним она обрадуется и бросится ему на шею, как бывало раньше.

Войдя в кабинет директора школы, Борис поздоровался. Его хорошо знали в школе. На лице Галины Ивановны расплылась улыбка.

– С возвращением, Борис Артемьевич, очень рада вас видеть! – приветствовала она фронтовика.

– Отпустите, пожалуйста, Глашу с уроков.

– По какому случаю? – поинтересовалась директор, хотя прекрасно понимала, в чем дело.

– По поводу моего возвращения из армии.

– Кто вы ей будете? – спросила директриса, чтобы убедиться в своих догадках.

– Отец.

– Насколько я знаю, у нее другой отец.

Он рассказал историю знакомства с девочкой и добавил:

– Я собираюсь жениться на вашем педагоге Михайловой и удочерить Глашу.

– Это прекрасно, вы замечательная пара, – подвела итог разговору Галина Ивановна и вышла из кабинета.

Борис был взволнован. Чтобы успокоиться, подошел к окну и посмотрел на улицу.

При входе директора в класс ученики встали. Она поставленным голосом произнесла:

– Глафира Грудзинская, иди в учительскую, тебя ждет отец.

У Глаши оборвалось сердце. Встреча с отцом не предвещала ничего хорошего. Напуганная, готовая к любым неприятностям, она вошла в кабинет директора и мрачно посмотрела исподлобья на человека, стоящего у окна. Он был ростом ниже ее отца, в военной форме без погон, в сапогах, начищенных до блеска. На загорелом лице расплывалась улыбка.

– Здравствуй, Глашечка, – произнес он тихим приятным голосом, – ты узнаешь меня?

– Нет.

– Я твой папа, вспомни, как мы играли с тобой в саду Михайловых.

– У меня другой папа.

Борис не ожидал такой встречи. Он не мог предположить, что за пять лет девочка забудет его.

– Глаша, хочешь пойти со мной к тете Маргарите? У нас сегодня праздничная встреча.

– Не хочу.

Борис не узнавал Глашу. Перед ним стояла хмурая девочка с грустными глазами, которые старалась прятать от собеседника. Ее краткие ответы ему показались грубостью.

– Глафира, иди в класс, – сказала директриса. Она поняла, что воссоединение «родственников» не состоялось.

Возвращался Борис медленным шагом, обдумывая встречу. Он всю войну мечтал удочерить девочку. Надежда рухнула в несколько минут. Он не мог понять, почему характер девочки изменился, и не мог предположить, какие испытания ее еще ждут впереди.

Шел первый послевоенный год. Он многим вселял надежду на лучшую жизнь в будущем. В это время вышло несколько указов правительства, разрешающих ссыльным покидать места ссылки и возвращаться к местам прежнего проживания. Грудзинские были сосланы царским правительством, у них появилась надежда на возвращение в Польшу. Они часто обсуждали в семейном кругу переезд, но каждый раз приходили к выводу, что денег на поездку нет. Елисей Францевич готов был продать дом. Он узнал стоимость продаваемых домов в селе. Покупателей жилья даже за низкие цены не было. За обедом он признался жене, что продать дом им вряд ли удастся.

– Что теперь будем делать? – спросила она, посмотрев на мужа.