Александр Беляев - Лиана. Хроники затомиса Страница 10

Маргарита (Андрей сразу понял, что это именно та, о которой много раз упоминал Фауст) отступила на шаг назад, положила ему пальцы на губы, словно призывая помолчать, и долго вглядывалась в его красивое, мужественное лицо глазами, полными слез.

– Молчи, ничего не говори. Слова произнесенные есть ложь, – прошептала она с печальной улыбкой, продолжая разглядывать его лицо, словно это было сейчас самым важным в ее жизни. – Хочу насладиться минутой истины.

– А что есть Истина? – горько усмехнулся Фауст, повторив вольно или невольно исторический вопрос Понтия Пилата.

– А Истина, что ты жив, что я тебя вижу и глаза твои по-прежнему человеческие.

– Все еще человеческие? – опустил Фауст лицо. – Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что в твоих зрачках сегодня не играют языки адского пламени…

– Это потому, что ты снова рядом… Господи, сколько же лет? Пять? Десять? Я сбился со счета, Марго. А впрочем, надо привыкать, ведь экспедиция прошла успешно, я сумел добыть то, ради чего отправился в Гималаи… Если не считать той мелочи, что погибли все мои товарищи, – горько добавил он после некоторого молчания, глядя в никуда, словно перед его глазами стояли погибшие. – А может, и не стоит… – (Было непонятно, что именно.) – А кстати, почему ты сказала об адском пламени? Ты никогда раньше… хотя я подозревал, что это должно быть заметно.

– Дорогой мой, любимый, – сказала Маргарита с бесконечной печалью в голосе, – я видела это давно, я вижу многое, чего не видят другие. А впрочем, для этого не надо быть ясновидящей, достаточно иметь любящее сердце. ТЫ ПРОДАЛ ДУШУ ДЬЯВОЛУ?

Фауст долго глядел на свою возлюбленную.

– Ты знала… – промолвил он через некоторое время, прямо не отвечая на вопрос. – Но тогда почему ты не оставила меня, ты ведь никогда не была поклонницей князя мира сего?

– Я видела, как ты страдаешь, твое сердце никогда до конца не принимало этого договора, я пыталась, как могла, бороться за твою душу.

Андрей смотрел на эту высокую белокурую женщину с большими зелеными глазами и находил все больше неуловимого сходства с Единственной из его сновидения, как мы находим сходство в чертах взрослого человека с фотографией, сделанной в детстве. Нет, с Лианой ни в ее лице, ни в фигуре ничего общего не было. Но почему же тогда он так безоглядно влюбился в Лиану?

Фауст молча отошел от Маргариты и устало присел на край кровати.

– За мою душу… – проговорил он горько. – Поздно, Марго, Мефистофель – так зовут этого могущественного духа тьмы – словно бы оплел ее невидимой паутиной, и каждый мой шаг в нежелательном для него направлении дается мне с колоссальным трудом. Я давно уже перестал бунтовать, иногда я, правда, саботировал его планы, просто отказываясь делать что-либо, но он снова и снова выводил меня на предначертанный путь. И получалось, что очередное роковое решение принимал я сам. Но ведь замыслы его были грандиозны, в конце концов, я сам искренне желал помочь человечеству, и демон наделил меня необыкновенными возможностями для осуществления этой задачи. Он готовит меня в мировые диктаторы. Первым главным этапом (до этого было много второстепенных) было создание с его помощью философского камня первой ступени, позволяющего производить золото в любом количестве, вторым – этот этап еще далек до завершения – возможность продлевать мою земную жизнь на неограниченное время и постепенный захват влияний во всех королевских дворах Европы. Для этого необходимо создание философского камня второй ступени, что было невозможно без звездного вещества под названием «Волосы Ангела» и кристалла Чантамини. Мне удалось раздобыть их в Гималаях, так что задача, в принципе, выполнима…

– Каков третий этап? – спросила Маргарита, тревожно глядя на возлюбленного.

– Третий этап станет возможным лет через сто – сто пятьдесят: философский камень второй ступени должен самостоятельно созреть, словно плод, и превратиться в философский камень третьей ступени – это ключ к неограниченному могуществу и подчинению суммы воль человечества моей воле. Тогда я стану мировым диктатором, вернее ограничивать меня будет только воля Сатаны. За время созревания философского камня природа моего тела должна пройти определенную трансформу, оно будет меняться соответственно тем изменениям, которые произойдут в камне по мере его созревания. Я фактически оказываюсь его заложником. По крайней мере, так сказано в тайных каббалистических свитках, которые мне помог обнаружить Мефистофель, и пока все, что там записано, сбывается.

Итак, я становлюсь главным кредитором европейских династий и их вооруженных сил, все больше подчиняя своему влиянию королей и генералов. Далее я прекращаю распри и войны между европейскими государствами, и одновременно тысячи эмиссаров готовят общественное мнение для объявления Европы единым государством. На это уйдет не одно десятилетие, но когда мне удастся получить философский камень второй ступени, времени у меня будет предостаточно. Далее – бросок на восток, и, в конечном счете – мировое господство. Конечный этап будет возможен лишь когда философский камень второй ступени трансформируется в третью ступень, тогда никто не сможет противостоять воле Фауста, и я буду объявлен богочеловеком… Хотя, если называть вещи своими именами, стану дьяволочеловеком, поскольку ткани и органы моего тела к тому времени трансформируются в Каррох – демоническую материальность.

А дальше – Золотой век и процветание человечества под моим мудрым и то ли вечным, то ли очень долгим руководством. Как видишь, планы грандиозные и перспективы – небывалые, только… только ничего этого я уже не хочу. Я смертельно устал и предчувствую, что никакого счастья человечеству не принесу, а только ввергну его в еще большие бедствия. В теории все красиво, стройно и разумно, а на практике на каждом последующем этапе моего медленного восхождения для достижения очередной цели обстоятельства вынуждают жертвовать все большим количеством человеческих жизней, причем помимо моего желания: этого требует ситуация. Начиналось же все… – Фауст в порыве откровения (очевидно, он долгое время скрывал все это от Маргариты) глядел на нее жестким пронзительным взглядом. На минуту он замолчал, пытаясь справиться с охватившим его возбуждением. – Начиналось же все с убийства одного-единственного новорожденного младенца. Его я заколол над алтарем сатаны, поскольку без этой жертвы невозможно было создать философский камень первой ступени и получить доступ к золоту. Я успокаивал себя, что ребенок все равно, наверное, был больным, никому не нужным и, вероятно, бы погиб… я купил его у одной спившейся побирушки. С той поры мне каждую ночь снится сон, как стилет входит в его маленькое, беззащитное тельце. Я обманывал себя тем, что это неизбежная первая и последняя жертва… увы: количество жертв возросло непомерно. Возможно, в дальнейшем, при захвате власти, этих жертв будут легионы… Хотя погибнут они не от моих собственных рук: естественно, появится много могущественных врагов – их придется уничтожать всеми возможными средствами, и, естественно, во благо всего человечества…

Ну вот, – усмехнулся он печально, – я и исповедался моему пастырю. Сколько раз собирался, и все сил не хватало, я был уверен, что это разлучит нас с тобой, и все тянул время. Теперь же я знаю, что сам должен просить покинуть меня, иначе кровь, которой залиты эти руки, падет и на тебя, моя любовь. К тому же ты сама заговорила об адском пламени в глазах, и это подтолкнуло меня рассказать хотя бы одному человеку, кто я на самом деле, – он грустно поднял глаза на Маргариту, которая к этому времени безмолвно сидела рядом с ним, на краю кровати. – Теперь после всего, что ты узнала, хотя, возможно, о многом догадывалась сама, ты вольна покинуть меня… Или же, – он криво усмехнулся, – ты захочешь стать женой будущего диктатора? Но я не смогу сделать тебя бессмертной, это возможно лишь для того, кто подписал договор с сатаной…

– Я замужем, – печально ответила Маргарита. – Такова была воля моих родителей, все считали тебя погибшим, и, хотя я чувствовала, что ты жив, я не смогла противиться давлению. У меня двое детей, муж меня боготворит, но я все эти годы любила только тебя, прости, если сможешь, что не дождалась, – она замолчала и закрыла лицо руками. – Хотя теперь, – добавила она с тоской, – это не имеет значения. Расскажи, что произошло с твоей экспедицией в Гималаях.

– О моей экспедиции? – печально усмехнулся Фауст. – Боюсь, чтобы рассказать все, мне не хватит и нескольких дней, возможно, когда-нибудь я напишу об этом книгу. Честно говоря, я никак не рассчитывал вернуться и, пожалуй, даже искал смерти, но, – он снова криво усмехнулся, – как это ни кощунственно звучит, меня хранил сам сатана. Половина моих товарищей, с которыми я делил скудную пищу и тепло огня в страшные морозные ночи, когда к утру наши волосы и брови покрывались инеем, погибли от голода и холода уже в первый год. Немало полегло и в стычках с местными горцами-разбойниками или сорвалось с отвесных скал. Моя память хранит каждого из них, и меня не оставляет чувство, словно я виноват перед ними хотя бы уже в том, что единственный из всей экспедиции остался в живых. А ведь, пожалуй, из всех нас никто так мало не дорожил своей жизнью, как я. Я вообще уже много лет играю с опасностью и смертью, но, похоже, сама смерть меня избегает… Один мой знакомый постарался сделать, чтобы все было именно так.