Сергей Дубянский - Египтянка Страница 10

Темнота успокаивала. Катя перестала дрожать и даже позволила себе вытянуть ноги. Измотанные нервы требовали отдыха. Она закрыла глаза, и будто провалилась в какое-то другое измерение, в котором не было, ни чертовых компьютеров, ни странных людей, торговавших мешками, а существовала лишь темнота и тишина. Остальное все осталось за гранью восприятия, и она наслаждалась этим состоянием, близким к невесомости. Что это было, она не могла понять, но, точно, не смерть, ведь ее сознание работало абсолютно четко, отслеживая каждый миг этого странного бытия.

– …Мама, – сказала Хетти, – а я найду дорогу в Страну Вечности?

– Глупенькая, – по тому, как изменилась интонация голоса, Хетти поняла, что мать улыбается, – тебя проводит Анубис. Он только с виду страшный, пугающий всех шакальей головой… как пугает смерть. Но он добрый. На его солнечном корабле ты переплывешь Озеро Лилий, пройдешь Поля Камыша…

– И как там все будет, в Стране Вечности?

– Никто еще не вернулся оттуда, и никто не рассказывал, что там. Но я дам тебе с собой все твои платья, мы с отцом соберем много рыбы, я напеку лепешек. И еще мы дадим тебе твою систру. И кошка Миу тоже пойдет с тобой.

– Как хорошо, что Миу пойдет со мной, – Хетти счастливо засмеялась, но тут же погрустнела, опустив лицо, – жаль только, что там не будет тебя и отца.

– Может быть, мы уже будем там и встретим тебя. В Стране Вечности тебя ждет большой город…

– Больше Буто?

– Больше. Там гораздо больше домов, и все они высокие, похожие на дворец Владыки Двух Земель; там много еды…

– И я буду все это видеть? – мечтательно спросила Хетти.

– Конечно, будешь.

– Я даже увижу, как я выгляжу… на кого я похожа…

– Может быть, ты и не будешь такой, как сейчас, ведь твой дух, твой Ка, соединится со своим хранителем. Когда это произойдет, ты станешь счастливой, как птица ибис с маленьким хохолком…

– Как все это здорово! А почему мы не можем сразу родиться в Земле Вечности?

– А тогда, как можно понять, насколько прекрасна та жизнь?

– Я уже поняла это! Что еще я могу понять здесь? Ведь такую, как я, никто не возьмет замуж; у меня никогда не будет детей, своего дома, где б я пекла лепешки, плела циновки…

– Ничего, Хетти, – мать горестно вздохнула, – зато в той стране у тебя не будет никаких забот. Только дождись часа, когда Осирис вознесет ладони, выпуская твое Ка из темницы…

После ухода Кати Андрей долго смотрел в одну точку. Сегодня, когда он увидел эту девушку вблизи, она показалась ему еще более знакомой, чем в первый раз, когда она растерянно выскочила из подъезда. Откуда это непонятное ощущение, понять он не мог. Неужели он просто видел ее в подъезде и так хорошо запомнил? Странно, ведь не было в ней ничего такого, на что обычно обращают внимание мужчины. А сегодня в этом подростковом ярком свитере она выглядела и вовсе смешно.

…Ерунда все это, – подумал Андрей, словно отряхиваясь от своих мыслей, – главное, правильно ли я сделал, обнадежив ее? Как отнесется Володя к тому, что она не умеет печатать?..

Андрей прошелся по комнате. Тишина и безделье не расслабляли, а, наоборот, требовали чем-то занять голову. О работе не думалось, потому что пока из Краснодара не придет новая партия мешков, пристраивать их – занятие неблагодарное и бесполезное. Проблемы надо решать по мере их возникновения – это являлось его принципом на протяжении многих лет. Жизнь настолько непредсказуема, что заранее подстраховаться от всех ее изгибов и изломов, просто невозможно; не стоит думать и о том, как Володя отнесется к его выбору. …Вчера я уже угробил кучу нервов, вырабатывая тактику в битве за увольнение Вики, а, оказалось, что мне еще и «спасибо» сказали…

Вообще-то Андрей знал много самых разных вещей, о которых мог бы думать, но они были совсем не тем, к чему хочется возвращаться добровольно. Например, он знал, как обшить грузовик листами брони и таким образом получить вполне приемлемый вариант легкого танка. Или, что из карданного вала КамАЗа можно выточить ствол для миномета, стреляющего штатными армейскими минами, а чтоб напугать противника, достаточно на ствол автомата подвесить обыкновенное ведро – тогда выстрел сразу станет похож на звук танковой пушки…

Для чего все это могло ему пригодиться, если война закончилась? Он надеялся, что все войны для него уже закончились, но продолжал оставаться солдатом – пожизненным солдатом на все времена, потому что ничего другого в жизни не знал. Хотя, может быть, и знал, но цена всего этого другого оказалась настолько мала, что просто потерялась в бессмысленной кровавой мясорубке.

Из другой жизни он помнил, что если хочешь, чтобы тебя заметили с вертолета, надо развести костер, называемый «индейский вигвам», а если предстоит пролежать на снегу всю ночь, то лучше разжигать «финский ракатулет» из толстых сосновых бревен. Еще он помнил до автоматизма, что надо делать, если перед тобой находится противник с ножом, два противника с двумя ножами, три противника с тремя ножами…

То есть, если анализировать прошлую жизнь, то оказывается, всю ее он готовился воевать. Война – это апофеоз его жизни. А теперь войны нет, и ему всего лишь надо решить, будет ли эта странная, неуверенная в себе девушка сидеть в их обшарпанной комнате и отвечать на телефонные звонки. Если б это была та женщина, которую он убил под Дубоссарами, то, наверное, не пришлось бы мучиться таким глупым вопросом.

Андрей вспомнил ее счастливый взгляд …Нет, той женщины больше нет, и она никогда не вернется!.. Я должен думать только об этой женщине!.. Моргнул, тяжело поднялся из-за стола и подошел к окну. Тишина угнетала, но Андрей знал, что не бывает просто тишины – бывает затишье перед боем или после боя, а просто тишины не бывает. Скорее бы вернулся Володя, с которым можно отвлечься от прошлого и решать примитивные проблемы, связанные с мешками, выполнять простейшие задания, которые он, тем не менее, считал боевыми…

Усилием воли и фантазии Андрей попытался представить новую секретаршу… как ее… Екатерину Алексеевну. Странно, но картинка не получалась. Бумажки, будто сами перекладывались на столе, сама поднималась телефонная трубка, сами собой нажимались клавиши, но за столом никого не было. Даже этот ужасный, словно извлеченный из старого чемодана, свитер он не мог представить. Над стулом витало непонятное облако, и сколько Андрей не вглядывался в него, не мог разглядеть человеческих черт. Облако колыхалось, словно от дуновения ветерка, и тогда в нем проступали, то ли ветки незнакомых растений, то ли какой-то мутный поток, который гораздо шире речки Оловянной, Днестра или даже родного батюшки-Дона. Хотя нет, это не могло быть никаким облаком или пейзажем, просто он забыл, как она выглядит и все.

…Совершенно идиотское состояние! Как я мог забыть то, что произошло час назад?.. Андрей решил проверить свою память – закрыл глаза и вжал их пальцами, пытаясь добраться до информации, которую сам для себя давно сделал запретной…

… – Выходи, сука, – услышал он собственный голос и почувствовал, что снова стоит на шаткой лестнице и обводит чердак бледно-желтым лучом китайского фонарика.

Девушка не пряталась и не пыталась бежать. Она лишь повернулась и отставила в сторону длинную винтовку с оптическим прицелом. Ее глаза смотрели совершенно безразлично, словно она не слышала приказа.

– Брось оружие и спускайся! – Андрей направил автомат ей в грудь.

Девушка неловко поднялась – низкий потолок не позволял ей выпрямиться в полный рост. На ней был тренировочный костюм; темные волосы забраны в хвост, а глаза… эти чертовы глаза… неужели она не понимает, что сейчас ее убьют?!

– Возьми. Хорошая машина. Жаль, патроны кончились, – она протянула винтовку, держа ее за ствол.

Андрей ощутил на прикладе глубокие параллельные зарубки, за каждой из которых скрывалась чья-то непрожитая жизнь. Андрею показалось, что снайперша специально отдала оружие именно таким образом.

– Сколько? – спросил он.

– Тридцать восемь, а что? – голос у нее звучал мягко, с чуть заметным южным выговором.

Андрей представил эти тридцать восемь живых, смеющихся пацанов. Что они делали? Да не важно, но они смеялись и были еще живыми. Это же целый взвод!

– Ты понимаешь, что с тобой сделают? – он взял девушку за руку, чтоб она не сумела спрыгнуть первой и броситься бежать.

– А что со мной можно сделать? Затрахаете до смерти, а труп бросите на дороге. Как Ингу. На большее фантазии вряд ли хватит. Но моя-то всего одна жизнь, а ваших было тридцать восемь! – их лица оказались совсем близко, и Андрей увидел, как поднялись уголки губ, обнажая ровные зубы, а глаза прищурились. Кажется, в них даже появился блеск… или это просто солнечный луч, заглядывающий в разбитое окно, отразился в темных зрачках. Андрей не нашелся, что ответить. Она была права, и от этого бессилия поднималась такая злоба, что хотелось тут же, немедленно всадить в нее весь магазин, но что-то мешало это сделать. Странное чувство, совсем не похожее на жалость… Он помнил похожее ощущение с детства, когда в седьмом классе их с экскурсией повезли на место Полтавской битвы, и он увидел огромный черный крест с надписью «Храбрым шведским войнам от русского царя». Лучше бы он накрыл это снайперское гнездо из гранатомета в честном бою!..