Валерий Ковалев - Золото по ленд-лизу Страница 10

– Господин старший фельдфебель! – донеслось от жилища, и к Кранку поспешил один из егерей.

– Вот, нашел в их конуре – протянул рваные кирзовые сапоги. – Такие носят «иваны».

– А это что? – кивнул фельдфебель на сапоги и, не получив ответа, ударил охотника кулаком в лицо. Коротко и сильно.

Саам покачнулся, но устоял на ногах и схватился за висящий на поясе нож. Успев выдернуть наполовину.

Тут же прогремели несколько выстрелов, и он, вместе с хрипящей лайкой, которая попыталась вцепиться Кранку в горло, покатился наземь. В руке хищно ощерившегося Ланге, дымился парабеллум.

– В отношении туземца, ты несколько поторопился, Фриц, – бросил ему Кранк, бесстрастно наблюдая, за рыдающей на груди мужа женщиной и онемевшими от ужаса детьми. С широко распахнутыми глазами.

– Ничего, баба нам все расскажет, – ухмыльнулся унтер-офицер, и схватив мальчика за шиворот, приставил ему к голове ствол люгера.

Ребенок стал вырываться и визжать, а мать, оторвавшись от мужа, поползла к немцам на коленях, заливаясь слезами и что-то бессвязно лепеча трясущимися губами.

Из ее слов выяснилось, что неделю назад у саамов останавливались на ночь двое чужих людей. Утром они собрались и ушли на восток.

– Как выглядели эти люди, и было ли у них оружие? – обратился Кранк к Ланге.

Через проводника тот установил, что они были измождены, в рваной одежде и с оружием.

– Расстрелять, – бросил фельдфебель Ланге, и тот с одним из солдат потащил обезумевшую женщину в ближайший кустарник.

Спустя минуту оттуда донеслась короткая очередь, и егеря ввернулись к костру. С чувством выполненного долга.

Все это время Мунк сосредоточенно почмокивал своей трубкой и, щуря узкие глаза, равнодушно наблюдал за происходящим. Ему это было безразлично. Проводник думал о награде.

Между тем солдаты сняли с догорающего костра благоухающий свежей рыбой котел, поставили его на аккуратно расстеленную у бронетранспортера пятнистую плащ-палатку, с блестящими на ней коробками консервов и ломтями тонко нарезанного хлеба. Затем, по знаку командира все уселись вокруг, поджав под себя ноги, и принялись с аппетитом хлебать из котла складными алюминиевыми ложками наваристую уху. Свою долю, в чашке из бересты, получила и овчарка

Одиноко сидящему по другую сторону костра Мунку, кто-то со смехом бросил пачку черствых галет. В яркой упаковке.

После обеда, а точнее ужина, поскольку незакатное солнце весело у западной кромки горизонта, егеря разморено сидели на плащ-палатке, дымили сигаретами, передавая по кругу флягу, и лениво переговаривались.

Основным предметом разговора являлись несколько связок найденных в саамском жилье песцовых шкурок, среди которых имелись три необычно редких – коричневых с серебристым отливом.

Это были, так называемые «голубые» песцы, при виде которых даже невозмутимый Мунк оживился и зацокал языком. Выражая восхищение. Их уже упаковали в кожаный мешок, и по указанию Кранка поместили в кабину бронетранспортера. Егеря гадали – поделится с ними прижимистый фельдфебель или нет. За шкурки в лапландской столице можно было достать хорошую выпивку.

А тот, провожаемый их завистливыми взглядами, уже неспешно шагал к чуму, в котором спрятались оставшиеся в живых дети. Подойдя, он наклонился, откинул полог и исчез в темном проеме.

Через минуту из жилища донесся громкий ребячий плач, а чуть позже душераздирающий крик девочки.

– Ну и хваткий парень наш командир, – ухмыльнулся громадный ефрейтор. – Даже в тундре найдет, где поразвлечься. Солдаты загоготали и стали отпускать сальные шутки.

Спустя некоторое время крики в чуме прекратились, и оттуда появился довольный Кранк. Застегивая штаны и блаженно щурясь на солнце.

– Ланге, твоя очередь. Ты сегодня заслужил! – бросил он резво вскочившему унтер-офицеру и, присев на корточки у костра, подбросил в него несколько сухих веток.

Затем, приказав одному из егерей сварить кофе, забрался в кабину бронетранспортера, пихнул себе под голову мягкий мешок с пушниной и, развалившись на сидении машины, погрузился в приятную истому.

Очнулся Кранк от металлического щелчка. У открытой бронированной дверцы стоял Ланге.

– Кофе с ромом готов, Ирвин, прошу. И протянул ему кружку с ароматно дымящимся напитком.

Фельдфебель поднес ее ко рту, сделал глоток и довольно прищурил глаза:

– Настоящий бразильский.

– Да, – ответил Ланге. – Как в старые добрые времена на Крите.

Допив кофе, Кранк отдал кружку унтеру, закурил и выбрался из кабины.

Белесый шар солнца совершал свое обратное путешествие по высокому небу в сторону востока. На плащ-палатках, вповалку, храпели его солдаты, а из чума доносились приглушенные всхлипы и рычание ефрейтора.

– Это наш Гюнтер ублажает саамскую девку, – рассмеялся бодрствующий Ланге…

Рано утром идущая след в след цепочка людей, в сопровождении навьюченных ранцами двух оленей, удалялась в безмолвие тундр, а у бронетранспортера остался пожилой хмурый водитель, провожавший ее взглядом.

Когда последний олень исчез в туманном мареве, он забрался в кузов, проверил установленный в нем станковый пулемет «МГ», поправив вставленную в приемник ленту, спрыгнул на землю и сутуло пошел к чуму.

Тела мужчины и трупа собаки у костра уже не было – егеря оттащили их в ближайшие кусты.

Солдат хмуро посмотрел в ту сторону и сплюнул. – Герои Нарвика, черт бы вас побрал…

Потом, откинув полог, шагнул внутрь чума, щелкнул зажигалкой, выставив ее перед собой, и осмотрелся.

У наклонной стены, вцепившись ручонками в деревянную жердь остова и поскуливая, комочком сжался мальчик; а ближе к центру, у холодного очага, на кипе вытертых оленьих шкур раскинулось обнаженное тело девочки, с широко открытыми глазам и застывшей струйкой крови на прокушенной губе.

Солдат нагнулся, коснулся худенького тела рукой и отдернул ее. Потом снял с перекладины какое-то тряпье и накрыл им девочку.

Постояв несколько секунд неподвижно, он сделал шаг к мальчику, вынул из кармана плитку шоколада и протянул ее ребенку.

Глава 6. Находка

Высоко в арктическом небе парил старый кречет – небесный хозяин этих мест. Он изредка взмахивал широкими крыльями и вглядывался все еще зоркими глазами в проплывающую под ним тундру.

Вся мелкая живность – полярные куропатки, зайцы, песцы и лемминги, спешили укрыться в камнях, щелях и норах при появлении бесшумно несущейся по земле тени громадной птицы.

На очередном витке своего полета хищник что-то заметил у далекой гряды сопок и спланировал к ней. Затем мгновенно взмыл ввысь и заскользил обратно.

За свою долгую жизнь кречет не раз встречал то, что увидел. Это были двое бескрылых существ, способные метать громовые молнии в птиц. Одна такая, давным – давно, сразила его подругу. И хозяин небес помнил это.

– Санек, смотри какой обед летает, – с тоской поглядел вслед удаляющейся птице, бредущий впереди Тим, волочащий за собой по мху давно бесполезный «Суоми». Плетущийся сзади продолжал слепо двигаться, пока не уткнулся ему в спину и упал. На изумрудный мох. Такой мягкий и пахнувший свежестью.

– Все, Тим, я больше не могу, – прошептал он, закрыв глаза. В которых все плыло и кружилось.

Старшина устало сел рядом, утер изодранным рукавом ватника вспотевшее, лицо и уронил голову на грудь. Несколько минут в тишине слышалось только их хриплое дыхание да мучительный кашель Сашки. Свистящий и надсадный.

За прошедшую неделю ребята еще больше осунулись и почернели – рыба в мелких озерцах больше не попадалась, да и ловить ее было не на что, кончилась наживка. Питались молодым ягелем, изредка встречающейся прошлогодней вымороженной морошкой и вызывающими тошноту сырыми грибами. Сырыми. Потому, что варить их было не на чем.

Выбираясь из зыбкого болота, куда они ненароком забрели, беглецы едва не утонули и лишились котомки с огнивом, кресалом и котелком. К тому же Сашка вывихнул ногу, которая посинела и опухла, а Тим, постоянно жующий всякого рода зелень и даже кору деревьев, мучительно страдал животом. То и дело отходя в сторону, сдергивая штаны и приседая.

Все эти дни, неторопливо и упорно, за ними следовали волки. Теперь их было двое. Близко звери не приближались, но то и дело возникали на дальних сопках и марях.

Через некоторое время Сашка со стоном приподнялся, морщась от боли в ноге сел, бросил мутный взгляд на поникшего головой Тима и прислушался.

Откуда-то издалека, с простирающегося справа плато, едва различимо доносился волчий вой. Низкий, протяжный и тоскливый.

Сашка вздрогнул и повернул на него голову. В самом начале уходящего к горизонту массива, белело какое-то пятно. И не такое, как остатки снега, тающего в его складках. Яркое и серебристое.