Илья Бояшов - Безумец и его сыновья Страница 10

А Беспалый привез бумаги и карандашей. Дело с урожаем так и не поправлялось, хотя власть в помощь пригнала трактора даже в эти отдаленные места, и были распаханы новые пустоши. Дождей в тот год пролилось столько, что вновь почти все было загублено! Председатель не сдавался и утешал, как мог, поселенцев, Безумец же по-прежнему не выходил у него из головы.

– Я или он, – твердил Агриппе. А когда удивлялась та, почему до сих пор не посажен бездельник, объяснял: – Сама жизнь покажет, за кем будущее!

По-прежнему жили в селении скудно, аппетит же у детей был отменный, не могли их насытить ни брюква, ни репа. Школяры были постоянно голодными. Раздав им карандаши и бумагу, Председатель сказал:

– Разве в животе одном дело?! Учитесь! Пусть головы ваши забьются иной пищей – то-то она будет поважнее картошки с говядиной!

И твердил им беспрестанно:

– Сытое брюхо к ученью глухо!

И дети учились, выписывали неровные дрожащие буквы на драгоценных бумажных листах. Беспалый тому радовался и приговаривал:

– Есть вещи поважнее котелка с мучной похлебкой!

В ту осень все вроде успокоилось. Поселенцы, летом частенько навещавшие злополучный холм, угомонились с первой же распутицей, ибо дожди пошли такие, что напрочь размыло дорогу.

Школяры слушались, Беспалый тому радовался. Но однажды в окне школы показалась рыжая головенка. Явившийся Пьяница корчил детишкам рожицы и показывал им целый ржаной каравай!

Едва досидели ученики до конца уроков. Наконец ни о чем не подозревавшая Агриппа кивнула, завершая учебу, – и дети сорвались к двери. Следом за ними брел задумчивый Книжник. А Пьяница, встречая братьев у крыльца с мешком за плечами, зазывал за собой к озерцу. Там, в камышах, развязал сидор.

Дети набросились на еду и набивали рты всем, что он с собой притащил. Рыжий пройдоха, отъевшийся за дни своей пропажи, подсмеивался над прожорливыми школярами. Затем, дождавшись, когда все насытятся, вытащил отцовскую флягу. Дети глотнули обжигающую отраву – и все им стало радостно, даже унылый дождь сделался веселым.

Пьяница их поманил за собой – они и пошли за ним!

Все матери, кроме Валентины, стояли перед Беспалым.

Старенький трактор непременно завяз бы в дорожной колее, поэтому машина так и осталась под навесом. Председатель, запахнувшись в шинель, сам принялся месить дорожную глину, с каждым своим шагом вытаскивая на башмаках до пуда земли. Следом за ним, выбиваясь из сил, поспешила верная его тень – Агриппа.

Наконец в дождевом тумане дрогнул слабый огонек. Беспалый поднялся к ненавистной избе. Шинель налипла на него, полы ее напитались водой. Скользила и падала за ним Агриппа. Оказались они возле крыльца.

– Иди, – подал Беспалый голос. – Мне не о чем с ним толковать.

Агриппа послушно вступила в сени. Дождь бессильно хлестал огромную крышу. Бледная и мокрая появилась Агриппа в жарко натопленной горнице.

Трещала печь. Безумец, как всегда, валялся. И сыновья валялись возле него. И лисенковские дочки, и поселенцевы дети были с ними. Их глаза, уставившиеся на разгневанную учительницу, были бессмысленны. От них шел проклятый, тут же узнаваемый ею запах.

Лишь Владимир Книжник, забившийся в угол, сразу узнал учительницу – остальные равнодушно отвернулись к мискам и котелкам.

– Налейте ей! – развеселился хозяин, увидев, кто пожаловал. – Согрейся, Агриппа! Мои сукины сыны согрелись! – так он хохотал, почесывая грудь.

Агриппа гневно ударила руку подскочившего Пьяницы, из ковша выплеснулась водка, и собаки, лежащие вместе с детьми, вскочили, угрожающе рыча.

– Ты есть зло, – с горечью сказала Агриппа. – Как ты еще живешь?

Оттолкнув Пьяницу, бросилась она к школярам, пытаясь поднять их. И заплакала от бессилия, когда повалился даже послушный прежде Степан. Однако сыновья потихоньку стали приходить в себя от ее криков.

Безумец на все это только ухмылялся, а Пьяница, кривляясь, безнаказанно прыгал перед ней и корчил ей самые гнусные рожи. Наконец школяры кое-как встали, построились и двинулись в сени, оставляя за собой запахи водки и собачьей шерсти. А когда они выползли на дождь, всем им стало плохо. Поддерживаемые Агриппой и Беспалым, беспрестанно падая, измазавшись глиной, спускались они с холма. Лисенковские дочки заплакали, мальчишки сопели, задыхаясь от еще более припустившей небесной воды.

Лишь к утру все прибыли в деревню, измученные размокшей дорогой. Селяне встречали их возле школы. Матери подскочили к детям – но Председатель их тут же остановил. И прежде всего обратился к рассвирепевшей, скорой на расправу Наталье с просьбой не наказывать Владимира Музыканта. Затем, показывая на потрепанных, дрожащих птенцов, спросил жителей:

– Неужели променяете будущее на сивуху и ругань?

Поселенцы, ужаснувшись жалкому виду ребятишек, кричали:

– Посадить его надо! Отчего же не применишь власть?

Беспалый остался непреклонен:

– Сама жизнь его уничтожит вместе с его сивухой!

И строго наказал:

– Завтра чтобы все ребята сидели за партами!

Матери погнали беглецов домой, и вскоре отчаянно завопил в Натальином доме Музыкант. Даже Мария не могла сдержаться – беспощадно принялась пороть Степана с Отказником. А Книжник с братом Строителем, вздыхая, побрели к своей землянке – и застали ее пустой.

Валентина все чаще оставляла сыновей. В селении шептались, что окончательно повредилась она в рассудке. Несмотря на дождливую осень, уходила она далеко к дорожным перекресткам – даже тогда, когда из-за распутицы ни одна машина не могла проехать мимо нее, ни один путник не мог пройти.

Повзрослевшие братья отыскивали ее, брали под руки и отводили к землянке, и сами давали ей еды, которую приносили им другие женщины. Но однажды Валентина ушла так далеко, что Владимиры не смогли ее отыскать.

Долго бродила она в полях, огибала болотца, пока не набрела на жилище Аглаи. Над крышей, поросшей мхом, вился дымок, старуха варила свои коренья. Испугавшись внезапной гостьи, девочка вцепилась в старуху. Валентина горько сказала:

– Нет сил моих больше ждать. Думала – вот-вот Бог вспомнит о нас. Но, видно, не дождаться нам Его вестника… Кого угодно уже занесло! Один богохульник распахал всю землю, другой, все бросив, не просыхает на холме… И оба насмехаются над Ним! Неужто забыл о нас Господь?..

Старуха рассердилась:

– Молчи! Наше ли дело знать о Милости?! Жди до конца дней своих, на коленах ползай, покройся струпьями, питайся травой – но жди! Как можешь ты сомневаться в Его Благодати?.. Знай одно: явится ангел. Недолго терпеть! Бог не простит, коли в Нем усомнишься. Не гневи Его, доча… Недолго быть богохульной власти. И твоему лохматому черту достанется!.. К сыновьям своим возвращайся и не ропщи. Не гневай Господа, ибо знает Он, что творит!

И Валентина послушалась.

С тоской сиживал Книжник на Агрипповых уроках. Вечерами его братья рыскали по селению в поисках пищи, и разговоры и думы их были лишь о еде. Он же, отрешенный, бродил по улице, подстерегая Беспалого, и просил хоть каких-нибудь книг. Но тот разводил руками, не решаясь еще давать ребенку Маркса:

– Подрасти немного, тогда поймешь его науку.

И вновь тогда Книжник брался за Библию: книга, от которой отреклась Агриппа, читалась им с утра до вечера. Он грезил палестинской пустыней и с надеждой взирал на небесные горы, которые каждый день возникали перед ним и рассыпались, подобно башням Иерихона. Но когда пробуждался от грез – повсюду, насколько видели его глаза, простирались серенькие болота, холмы и камни.

Остальные ученики читали по слогам, сбиваясь и путаясь. Агриппа, стремясь привлечь их к учению, готовила им скудный обед: варила в воде капусту. Нахлебавшись пустых щей, нестройно школяры повторяли за ней: «Мы не рабы, рабы не мы». И скребли по сосновой доске кусочками угля.

Председатель, не раз навещая их и видя, как продвигается учение, твердил, потирая руки:

– Учитесь, о животе не думая! Будет крепко заботиться о вас наша Родина!

Они и учились, но в один недобрый день в окне школы вновь показалась рыжая голова. На свою беду Агриппа ее не заметила – а рыжий кривляка тряс перед школярами мешком, зазывая за собой в заснеженные камыши.

На этот раз ярость была всеобщей.

– Сажай его! – кричали бабы Беспалому. И дергали за рукав, требуя наказать растлителя. – Что же ты за власть? – кричали. – Пойдем с нами. Та м же его и повяжем, и сдадим куда надо!

Женщины поволокли с собой и своих безвольных мужей – но Председатель на этот раз остался.

– Решайте сами, что с ним делать, – отвечал. – Как поступите, так тому и бывать.

– Повяжем его, – пообещала за всех Агриппа. – И сдадим…

Валентина стояла на краю селения, засыпаемая повалившим снегом, и уставшими, воспаленными своими глазами вглядывалась вдаль, не замечая уходящую на расправу с ее бывшим мужем толпу. В ту ночь Беспалый встал рядом с нею, ветер метал шинельные полы. Сказал он несчастной женщине: