Игорь Сотников - Опасайся человека одной книги. В преддверии Страница 10

Ну а сейчас пьянящий воздух салона самолёта, однозначно вскружил им голову, отчего они разориентировались и никак не могли определиться, где их места. Что, конечно, очень трудно сделать, когда твоё желание сидеть со своим корешем или лучше, вон с той симпатичной девахой, не совпадает с указанным на вашем билете месте. Так что, молчание Яшки, можно вполне понять, ведь эти неопределившиеся со своими местами в самолёте, вполне вероятно, могли не обойти своим вниманием место Яшки, и поди потом докажи им, что он не козёл, да и к тому же тот тип, кто своими длинными ногами вызвал в нём этот переполох, уже успокоился. Ну и Яшка, решив быть благодушным, дал тому шанс и уселся обратно на своё место, взял журнал и принялся очень внимательно изучать, что там в нём написано.

Но если судьба решила тебя сегодня не обойти стороной, то, как бы ты там увлекательно с головой, не вчитывался во что-нибудь и даже в себя, ей, заметившей твою противную или, может, очень даже симпатичную, хотя, наверное, всё же противную физиономию, будет совершенно наплевать на твою занятость. И она без твоего разрешения и очень даже без предупреждения, возьмёт и обрушится на тебя всей своей судьбоносностью, которая почему-то всегда, чрезмерно весит и при этом любит дыхнуть перегаром тебе прямо в лицо.

– Опля, – выдохнул Яшке в лицо вместе с этим восклицанием, убийственным запахом чеснока и перегара, не дошедший до своего места, один из носителей судьбоносности и символики, однозначно самый грузный фанат своего дела (Судя по всему, распивания пива.).

– Промазал, – спустя мгновение, добавил грузный фанат, заметив перед собой раскрасневшееся трепетное лицо Яшки, который, находясь в этом прессовом ступоре, ещё не мог сообразить, как ему повести себя.

– О-ба, Семён, – грузный фанат, заметив сидящего на следующем кресле, сохранявшего сонную невозмутимость Семёна, забыв про всё, обрадовано потянулся поверх кресла к нему, в результате чего, конечно, до Семёна не дотянулся, но вот для Яшки этот новый маневр фаната, вышел пузом прямо ему в нос. А ведь он чуть не задохнулся от этого стойкого пузного запаха, которыми так обильно пропитаны все жировые складки, составляющие всякое пузо. Так что у Яшки не было другого выхода, как вывернуть шею в бок и уже там, со страданием глядя в проход, попробовать вдохнуть или найти хоть какой-нибудь помощи, даже у смотрящего на него Фомы.

– Давай, на своё место, – теперь уже не успел сообразить грузный фанат (Правда, ему сегодня, как и Яшке, редко удавалось что-либо успеть, ну а соображать он с детства не слишком торопился), как Фома, у которого, как оказалось, сил было достаточно, приподнял того с Яшки, выразительно дав понять направление своей отправки, и некоторым боком отправил вперёд к своим товарищам; они, в отличие от него, не промазали. И если Яшка определённо с благодарностью посмотрел на Фому, то этот грузный фанат, скорее всего, не испытывал таких же чувств к этому охеревшему типу, которому прямо тут, на месте, надо преподать урок вежливости, для чего, собственно, он, ища поддержки, и посмотрел на своих товарищей по фанатскому делу. Которые, конечно, когда дело касается чести, требующей своего отмщения, не против кого-нибудь попинать.

И наверное, это в скором времени, так и было бы проделано с Фомой и ими, выпнутыми службой охраны из салона самолёта обратно на оземь, если бы не появившийся в салоне самый неторопливый, внушительного мышцевого вида пассажир, приходящий и проходящий всякие регистрационные стойки в самую последнюю, но, как он говорит, в самую наиважнейшую и ответственную минуту. В такую минуту он и появился здесь, у входа, и спустя определённое им мгновение, потраченное на оценку обстановки, уже оказался рядом с этим грузным фанатом.

– А ну успокоились, – тон сказанного неторопливым пассажиром, не предусматривал возражений у мигом успокоившихся, видимо, каким-то боком его товарищей, которые тут же притихли и, решив взять пример с Семёна, занялись сонной релаксацией.

– А тебя, Борис, ждёт отдельный разговор, – эта фраза в устах неторопливого пассажира прозвучала как приговор для Бориса – грузного фаната – который, побледнев от услышанного, быстро занял своё место и уже до самого окончания полёта от него нельзя было услышать ни слова.

– Прошу прощения за своих товарищей, – отдав дань вежливости Фоме и Яшке, этот неторопливый пассажир, явно внушающий уважение, через которое, скорее всего, и пропустили через контроль эту часто не транспортабельную в самолётах пассажирскую публику, обнаружил своё место и тут же уселся. Ну а когда все возмущающие ваше спокойствие вещи наконец-то заканчиваются, то сердце обретает спокойствие, которому придаёт размеренность полётное движение. В нём ваше свободное время, от пункта А до пункта Б, ограничено только салонным пространством и на помощь вам может прийти только воображение, на которое только и приходиться надеяться и уповать в полёте. Ведь кроме сонного занятия, небольшого перекуса и почему-то быстро надоедающих технических игрушек, больше нечем и заняться-то.

Для тех же, кто впервые летел в новое место, в воображении, трансформировано под собственное «я», представало многое из того, что он дозировано получал из средств современной информации, которая, как всякий предполагавший, как, например, Фома, скорее всего, во многом искажает действительность. И, как это часто бывает, представленное им будет совершенно не совпадать со встреченным. Но, главное, его в основном волновало то, как всё-таки его встретит этот новый для него мир. А для тех, кто летел туда, как к себе домой, больше вызывали интерес вещи, относящиеся к определённому прошлому, к так называемым переживаниям пережитого, что ожидаемо, формирует его дальнейшие поступательные движения вперёд.

– Там вас в аэропорту встретит Люси, – обратился к Яшке (Чьё памятливое воображение, включило это предваряющую его путешествие прошлое), развалившийся в кресле, облизнувшийся при упоминании этой Люси, хоть и видный, но предпочитавший держаться в тени, ключевой представитель спонсорского сообщества, определяющего стратегию дальнейшего развития, так сказать, вектор направления одной из известных в кругу избранных партий одного из толка.

А вот какого, то с этим дело обстояло весьма не просто, ведь даже, наверное, сам чёрт сломит свою левую ногу, так и не поняв сути этих классификационных моделей, где правые тянутся к левизне, а левые так и стремятся, дав по рукам правым, притиснуться к центровым. Хотя, скорее всего, весь этот толк сводится к одному: левый толк, как самый невыдержанный и в некотором своем роде, идущий в авангарде всякого нового движения, близкого к революционным, обливает обвинениями в консерватизме и отсталости (Так, для примера.) правый толк. Ну а тот, дабы не прослыть бессердечным и неотзывчивым, со своей стороны не жалеет конструктивных помоев (Либералы чёртовы.), которыми он обильно поливает левый толк. А вместе они, выходит, что друг друга моют.

А Яшке, вызванному перед поездкой на инструктаж, в это какое-то левое офисное здание, где находилась спонсорская, абсолютно некоммерческая (Только ради идеи.) организация, как они называли между собой: «а-Ну КО» (Не девушки и не парни, а новое «оно». ), которой и руководил в этим мягких креслах под коньячок (Конечно, только в обед, а то мало ли ещё чего подумаете. А, они вот ведь как болеют за дело, что даже в своё личное обеденное время стараются думать не только о насыщении своего желудка, но и о том, чтобы маковая росинка появилась и в устах всех нуждающихся в пище.), этот ключевой представитель определённых структур, чьё имя было у всех на слуху и поэтому не имело большого смысла употреблять его в суе (Так сказать, ради сохранения длины вашего языка, имеет смысл помолчать.).

Правда, надо сказать, что и в этом Гранд-Опера храме, нашлись свои позиционеры, явно перебравшие духа свободы, уже и не ясно, свои или чьих будут, скрытые, либерально, со своими недопустимостями, смотрящие на либеральные идеи, которыми пропитан воздух этого гранд-офиса. Так в минуты явного неосмотрительного воодушевления, в перерыве между подачей закусок и речей видных деятелей, приглашённых сюда в последнее прибежище свободы, где-нибудь в курилке, один из этих совершенно отвязных, выбравших для себя абсолютную вне системность в этой внесистемной оппозиции начал позиционировать себя, пуская дым из сигары, которую он стрельнул у посла одной страны, с симпатией смотрящей на всякую оппозиционность, а пару других позаимствовал в неосмотрительно оставленном ящике, стоящем в нише шкафа. Так вот, сделав этот глубокомысленный выдох, такой независимый внесистемник Антон, заявляет: «Только и знают, что понукать нами». Отчего наверняка у всех стоящих рядом с ним и слышащих такие дерзновенные речи, тут же холодком обдало внутри, и дух захватило от такой уму непостижимой дерзости этого, однозначно, смельчака Антона.