Анатолий Зарецкий - Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу. Книга вторая Страница 10

Пришла мысль организовать внутреннее отопление. Зажег свечу, которая была припасена на подобные случаи. Надел два свитера, шинель и теплое пальто. Затем выпил немного спирта без закуски. Прямо в одежде лег в холодную постель.

Но уже не спалось. Я вдруг представил экспедицию полярников. Как же они там выживали? Правда, у них была меховая одежда. А где теперь наши меха? И я рассмеялся, вспомнив, как вчера бегал по казарме разгневанный майор Липинский. Оказалось, наш старшина, которым он всегда гордился, и которого во всем поддерживал, даже когда тот был абсолютно неправ, перед увольнением в запас продал все меховые комплекты команды, хранившиеся в каптерке.

– Посажу эту сволочь, чтобы другим было неповадно, – выходил из себя Липинский от бессильной ярости. А тот старшина, довольно неприятный хамоватый тип, скорее всего, уже пропивал в родной деревне немалые деньжищи, вырученные за комплекты.

– Как ты его посадишь? Украденные комплекты не существуют. Они погибли при взрыве и давно списаны. Говорил тебе, надо сразу поделить. А теперь чего кулаками махать? – успокаивал Липинского капитан Алексеев.

– Вор у вора дубинку спер, – тихо, но, как оказалось, хорошо слышно всем присутствующим, произнес старлей Шурик Шашев.

– Шашев, ты что сказал? – грозно рявкнул Липинский, услышав явно оскорбительную фразу, – Вон отсюда!

Шурик не задержался. Быстро схватив шинель и шапку, выскочил из комнаты, подмигнув мне на прощанье, и уже совсем тихо шепнув: «Пауки в банке… Жду в столовой».

Похоже, задремал, потому что проснулся от какого-то звука. Оказалось, на столе лопнул стакан, в котором оставалось немного воды, которой запивал спирт.

И тогда придумал, как разжечь костер. Благо, топлива у меня было вдоволь. И вскоре голубое пламя осветило номер. К утру стало совсем тепло, но часа за два сжег все запасы спирта. «Вот Шурик будет рад, что гидрашка закончилась», – веселился я.

С утра все обитатели ночлежки устремились в столовую. Только там было какое-то резервное отопление. И только там было тепло. Некоторые, особо шустрые, раздевшись до пояса, устроили у рукомойников водные процедуры утреннего умывания. Их, естественно, быстро разогнала администрация столовой, пораженная невиданной наглостью посетителей.

В казарме тоже было тепло. Я долго, не раздеваясь, сидел в комнате офицеров, пока окончательно ни согрелся. Согревшись, не заметил, как задремал.

Мне приснился Крым и мой первый полет. Я сижу в кокпите планера. Фонарь закрыт. Ноги на педалях, ручка управления в руке. Инструктор сзади. Его не видно. Ощущение, что пилот планера это я. Самолет-буксировщик уже готов к взлету.

И вот разгон. Планером управляет инструктор, но я чувствую на ручке и педалях все его действия во время взлета и, главное, их понимаю.

Неожиданно осознаю, что инструктора в кабине вообще нет. Тогда непонятно, откуда доносится его странный смех? И кто тогда управляет планером?

– Что-то ты, парень, не похож на новичка. Наверняка когда-то летал раньше, – вдруг говорит невидимый инструктор. Но я точно помню, что именно эти слова он сказал тогда вместо обычного поздравления. Но то было не во время полета, а уже после него. Странно все это.

С трудом смиряюсь с мыслью, что, скорее всего, именно поэтому меня уже в первый полет выпустили одного, без инструктора… Но в то лето я не летал без инструктора.

– Навыки не пропьешь, – вдруг ответил инструктору Шашев, – А этот летун весь мой спирт спалил, пока обогревался, – пожаловался он.

«А Шурик откуда свалился? Я же его тогда вообще не знал… Да он и плавать-то не умеет, не то, что летать. Он же может что-нибудь натворить здесь со страха», – мелькнула беспокойная мысль.

Внезапно обнаруживаю, что самолета-буксировщика впереди нет, а планер летит самостоятельно, причем, со значительным ускорением. Меня уже ощутимо вдавливает в спинку сидения. Оглянувшись, вижу, что такой стремительный старт обеспечивает планеру наша гигантская ракета. Она отчетливо видна позади него. Сам планер прикреплен прямо к корпусу ее системы аварийного спасения. Вижу широкий инверсионный след от работающих ракетных двигателей.

«Грохота двигателей не слышно. Значит, идем на сверхзвуке. Но планер не годится для таких полетов! У меня нет скафандра! Я же погибну в космосе! Надо срочно связаться с землей! В планере нет радио! Что предпринять?» – скачут горохом лихорадочные мысли.

– Ты же хотел стать космонавтом. Скоро будешь. И я буду гордиться тобой… А я здесь инкогнито, – вдруг сказала четырнадцатилетняя Людочка, невероятным образом оказавшаяся прямо на месте инструктора.

«Зачем она здесь? Это же опасно. А уж ее легкое летнее платьице совсем не годится для такого полета», – беспокойно соображал я, – «Еще минута-две, и нас не будет. Я летчик, смертельный риск – это издержки моей профессии, а почему должна погибнуть моя Людочка – молодая красивая девушка?» – вдруг резанула разум ужаснувшая мысль.

– Людочка-Людочка… Ну, как ты здесь оказалась? Ты должна жить! Жить, а не умереть, – заплакал от бессилия что-либо изменить в гибельной ситуации…

Очнулся весь в слезах. Хорошо, в комнате офицеров никого не было. Даже Шурика. Посмотрел на часы. Время обеденного перерыва.

Есть не хотелось. И я снова погрузился в воспоминания о далекой юности и моих первых полетах.

Эти ощущения воздушной среды, как опоры в полете, были знакомы уже давно. С того самого момента, когда попытался поднять в воздух мою первую кордовую модель.

То было довольно простое изделие. По нему руководитель кружка авиамоделистов Дворца пионеров сразу определял, кто из кружковцев чего стоил. Едва взглянув на тщательно изготовленную мотораму, тот сразу сказал: «Брось заниматься ерундой. Будешь делать таймерную модель». Это, конечно, было высшей похвалой, но мне очень хотелось доделать, что начал, а, главное, попробовать управлять моделью в воздухе.

Мой первый полет оказался коротким. Едва модель начала разгон, резко взял ручку на себя, и модель, сделав полупетлю, с силой врезалась в землю.

Через неделю, когда вновь принес отремонтированную модель на кордодром, мои представления об управлении самолетом были на высоте. Я прочел массу литературы, и буквально прочувствовал принципы управления. И мой второй полет прошел без приключений. Я не только без ошибок отлетал всю программу полета, но легко и, к удивлению руководителя кружка, правильно посадил планирующую модель с выключившимся в конце полета двигателем.

И вот я в кабине летательного аппарата и, в принципе, сам должен управлять настоящим планером, где ошибки пилотирования грозили иными последствиями, в сравнении с разбитой вдребезги игрушкой.

А потому я внимательно отслеживал все действия инструктора. Наконец мы в воздухе. Самолет летит впереди, чуть ниже планера. Мы повторяем все его эволюции, выходя в зону пилотирования. Но, похоже, слишком увлекся управлением, потому что, когда взглянул на землю, понял, что не вижу никаких ориентиров. Я просто не понимаю, где нахожусь, хотя перед этим очень тщательно изучал карту местности.

Едва обнаружил на земле что-то похожее на знакомые по карте объекты, по которым можно было определиться, как понял, что секунд на десять отвлекся от управления планером, и пропустил много интересного.

Самолет покачал крыльями, и мы отцепили буксировочный трос. Теперь мы в свободном полете. Первое, что поразило, это внезапно наступившая тишина. Но мы летели. Это было заметно по облакам, которые перемещались гораздо быстрее, чем объекты на земле. Это было видно по приборам, на которые я, наконец, впервые посмотрел. Инструктор молчал. Видимо, давал время, чтобы справился с первыми ощущениями полета, когда еще трудно одновременно контролировать все, что требуется.

Наконец инструктор спросил, где находимся и каким курсом летим. Четко, как учили, доложил. Запросил показания приборов. Поняв, что контролирую ситуацию, задал новый курс и передал управление. Плавно орудуя органами управления и сверяясь с приборами, уверенно вывел планер на заданный курс. Доложил инструктору. Судя по его интонации при приеме доклада, с первым заданием, похоже, справился. Постепенно, шаг за шагом, я быстро осваивался с управлением этой великолепной машиной. И, главное, уже четко ориентировался во всем воздушном пространстве в зоне аэродрома.

Это пространство, окружающее планер, как и сам летательный аппарат, я вдруг ощутил, как единое целое, как своеобразное продолжение моего тела во все стороны одновременно. Я был, как бы помещен в центр особого объемного мира – такого податливого, как воздух под взмахом клинка, и одновременно такого твердого, как трамвайные рельсы на крутом повороте. И я вдруг почувствовал себя в нем птицей, летящей, куда пожелаю…