Анна Джейн - Музыкальный приворот. На волнах оригами Страница 11

– Самим собой? – продолжала я.

– Я не знаю, – было мне ответом.

Так я поняла, что совсем почти ничего не знаю об этом человеке. Что наши отношения только начинаются.

Если, конечно, они вообще возможны.

Вернулся официант, с улыбкой расставив блюда с легкими салатами, закусками и бокалы – мне для клубничного лимонада с мятой, Антону – для простой ледяной воды.

– Спасибо, – вдруг сказал он глухим голосом, когда официант, пожелав приятного аппетита, отошел.

Что же за качели у нас обоих? Теплоход плывет ровно, и волн почти нет, но в наших душах настоящая качка – после шторма.

– За что?

– За то, что вытаскиваешь меня. Смеешься. Радуешься этой безделушке. Даришь эмоции. Знаешь, когда… Когда я играл с тобой, – все же смог сказать он прямо, – пытался заставить тебя сделать выбор, я по-своему, но был счастлив. Когда ты посылала Кея к черту, когда брала Антона за руку, когда злилась из-за телефонных розыгрышей. Я никогда столько не смеялся и никогда так не ждал наших встреч. После Алины и череды всех тех девушек во мне словно что-то сломалось, и я мог наслаждаться только музыкой, но не человеческими отношениями. Долго бежал от всего этого. Не признавал, что мне кто-то нужен, хотя все мои игры были, скорее, играми не с другими, а с самим собой. Тот, кого ты знаешь, как Антона, пытался доказать тому, кто известен тебе, как Кей, одну простую вещь. Что еще не все потеряно. И что и я могу быть достойным чего-то большего, чем жадность.

– Жадность? – повторила я удивленно.

– Жадность до моих денег, славы, тела, – ухмыльнулся он и потер лицо руками.

– Что же ты сделал с собой, Антон? – спросил я вдруг печально.

– Все в порядке. Теперь все должно быть в порядке.

Ели мы молча. И стало чуть легче. Мы обменивались не словами, а взглядами, улыбками, прикосновениями. И стало не важно, что это место мне не подходит.

– Не попадает в ноты, – заметил через какое-то время Тропинин. Говорил он о пианисте, что развлекал изысканную публику этим вечером.

– Ты умеешь играть на фортепиано? – улыбнулась я. Сложно было представить Кейтона, чинно сидящего за фортепиано, а не стоящего напротив микрофона с гитарой в руках перед беснующейся толпой.

– А почему я должен не уметь? – вопросом на вопрос ответил он. – Я музыкант. Возможно, я кажусь тебе беспечным рок-стар с толпами фанаток и неадекватными поклонниками, который только и делает, что зависает в клубах и догоняется, но я много работал над собой. Да, мне легче, чем другим, даются вокал и игра на инструментах, но я много трудился, Катя, – с какой-то даже горечью поведал парень. Кажется, он не хотел, чтобы я считала его звездным бездельником. – К тому же у меня абсолютный слух, – добавил он с кеевскими интонациями. – Ловлю разницу в восьмую тона.

– Наверное, тебе нелегко, да? – недовольно поглядев на проходящую мимо девушку, которая засмотрелась на Тропинина, спросила я.

– В повседневной жизни это больше мешает, чем помогает, – не заметил он подвоха в моем вопросе.

– Бедняжечка, – склонила я голову набок. – Бремя гениального музыканта.

Мою шутку не оценили, и я осталась довольна.

Когда нам, вернее, мне подали граните – итальянский десерт, похожий на дробленый фруктовый лед, мой телефон, лежащий на столе рядом с навороченным смартфоном Антона, завибрировал.

– Это Нина, – взглянула я на экран. Антон только кивнул, поняв, что я хочу ответить на звонок.

Не успела я поднести мобильник к уху, как услышала родной голос подруги, оглушительно громкий и не особо приятный. О том, что я на свидании с Антоном, подруга уже знала – я написала ей об этом в сообщении. В ответ подруга обругала его, как дворняжку, подозреваю, ему она была куда более рада, чем Максиму – моей первой любви, с легкостью разбившей мне сердце на тысячи осколков. Я лишь недавно склеила его заново.

– Что, Радова, весело тебе там? – осведомилась трубка. – Извела блонди? Помни: твоя задача – оттроллить этого недоноска так, чтобы он плакал теми местами, которыми плакать человек в принципе не может.

– Это какими? – уточнила я. Антон весело поглядывал на меня.

– Детородными, – весело отозвалась подруга.

– Нина!

– Что Нина? – возмутилась Журавль, которая, судя по шебуршанию в трубке, разворачивала что-то съестное. – Радова, он скот, каких еще поискать. Его нужно проучить! Сотня бородатых уродов! – воскликнула она залихватски, как пират. – Жалко, я еще не в городе!

Хоть говорила Ниночка громко и уверенно, но мне казалось, с ней что-то не так. И я даже знала, что.

Во всем виноват был друг Кея – синеволосый барабанщик с развязной улыбкой и манерами, далекими от джентльменских. Он стал для Ниночки кем-то более значимым, чем кто-либо из многочисленной армии ее поклонников. А кто в здравом уме и твердой памяти не клюнет на эффектную современную девушку со внешностью ангела? Несмотря на свой несносный характер и тотальную нелюбовь к человечеству, Журавль была красива и умела обаять людей, ну а также наврать им с три короба и легко развести. Келла оказался не таким. Более того, решил развести ее сам. В итоге эти двое разругались и расстались. По сухому, как раскаленная пустыня, уверению подруги, – навсегда.

– Передай, что я его ненавижу, – сообщила скучным голосом Нинка. – Хотя нет, стой, – спохватилась она. – Он же пыль. Кто в своем уме ненавидит пыль и вообще обращает на нее внимание? Пыль стирают. Передай ему, что я сотру его с лица земли. – В голосе подруги прорезались воистину демонические нотки.

– Хорошо, передам, – согласилась я. – Как ты?

– Как хрен, – никогда не страдала любовью к изящной словесности Нинка.

– Это как? – заинтересовалась я.

– Хрен – король тени, – мрачно заявила Журавль. – А я сейчас сижу в чертовой тени! Обгорела. И хочу домой. Я столько тусовок пропустила уже! А тут еще эта старая крыса Эльза Власовна опять собирает всех моих тошнотворных родственничков в своем логове. Наверняка завещание будет писать.

– Только не говори, что ты до сих пор думаешь о ее наследстве! – в ужасе воскликнула я.

– Как я не могу не думать о таких бабках, Катька? Это ты у нас в облаках витаешь. Такие, как ты, жизнь заканчивают, слоняясь по улице с коробкой вместо дома. А я хочу жить достойно. Достойно моего уровня, разумеется, – всегда была высокого мнения о себе Ниночка. – Да-да, папочка, – повысила она голос. – Иду! Минутку! Отец мой свирепствует, – поведала она мне печально. Слово отец она произносила очень забавно, с ударением на «о». – Узнал вчера, что его деловой партнер, тот еще придурок, скажу я, купил себе на Лазурном берегу недвижимость. А у нас ее нет, – хмыкнула она. – Теперь папочка изволит гневаться, а мы все огребаем. Да-да, папа! – крикнула она вновь и вздохнула. – Я пойду. Скоро приеду. И смотри мне…

Что я должна была смотреть, я так и не узнала – связь оборвалась.

Все это время Антон смотрел на меня, почти не мигая, с самым серьезным выражением лица.

– Что? – не поняла я, кладя мобильник на стол рядом с бокалом с соком.

– Ты красивая, – сообщил он мне, кажется, совершенно не к месту. Я инстинктивно ждала, что сейчас Тропинин в лучших традициях Кея как-то изощренно пошутит, будет смеяться и гадко ухмыляться, но ничего такого не произошло.

Я нервно рассмеялась, прижав на мгновение обе ладони ко лбу.

– Кажется, я еще не привыкла.

– К чему?

– К тому, что ты можешь быть, – я замолчала, подбирая осторожно нужное слов, – нормальным.

– А я ненормальный, – вдруг улыбнулся Антон мне криво и иронично. – Ты готова быть с таким, как я, ненормальным?

– А что мне остается? – я протянула руку и коснулась его щеки. Мимолетное прикосновение – и… Нет, не ток прошелся по телу, и голова не закружилась, охваченная умопомрачительным вихрем чувств, и не захотелось падать вечность, обняв Антона…

Я просто вдруг поняла, что все сделала правильно.

Глупое чувство, не так ли?

Но я точно знала, что сейчас я тут на своем месте и со своим человеком.

И мне это нравилось.

Я забыла обо всем и поняла, что замерзла, только тогда, когда внимательный официант выдал мне слабо пахнущий лавандой клетчатый плед, который я накинула на плечи. Кей от пледа отказался – кажется, ночная прохлада реки не доставляла ему никакого дискомфорта. Лишь успокаивала и дарила умиротворение.

– Ты никогда не мерзнешь? – спросила я его в шутку. Мои руки замерзли, и я грелась о белоснежную кофейную чашку. Он отрицательно покачал головой и в знак доказательства протянул свою руку и взял мою ладонь в свою.

Дымка знакомого чувства накрыла меня с головой. Какие у него все же странные руки – я заметила это давно, когда впервые наши пальцы соприкоснулись. Не холодные, но и не горячие. Совершенно обыкновенные, с выступающими костяшками и широким крепким запястьем. Надежным.

– А ты помнишь, когда я впервые взяла тебя за руку? – чуть лукаво спросила я, наслаждаясь и шумом никогда не спящей реки, и рассыпавшимися на черном непрозрачном пластике ночного неба звездами-стразами, и нашей странной близостью, и блеском в его глазах, которые сейчас казались темно-серыми, и даже своим чуть учащенным сердцебиением.