Татьяна Веденская - Ключ к сердцу Майи Страница 11

– Думаешь, правда подставили?

– Может быть, а может, и нет. Не знаю. Там все было очень серьезно, кто-то вроде даже погиб или калекой остался, и был суд. Он потом совершенно спятил с этим его «вешать на столбах». У него, знаешь, был взгляд человека, способного на убийство. Столько ненависти, что об нее можно было обжечься. И никакого чувства самосохранения, ни разума, ни любви. Я этого просто не понимала. Выкинуть свою жизнь на помойку, и ради чего? Ради некоей условной справедливости, до которой никому никакого дела?

– Но он же никого не убил по-настоящему, взаправду. Это были только слова? – поинтересовалась я.

После долгой паузы губы Майи искривила горькая улыбка. Майя кивнула.

– Только слова, да. Тут ты права, – повторила она. А затем добавила: – Он меня обокрал.

– Что? Кто? Сосед этот? – опешила я.

– Иван Кукош, – ответила она, и я растерялась, не зная, что сказать.

Потом я нашла слова, самые дурацкие, бессмысленные и ненужные. Я сказала:

– Не может быть.

– Не может, согласна, – рассмеялась Майя. – Это звучит, как какой-то бред. Да это и есть бред. Иногда мне кажется, что я все это себе придумала. Острый случай клинического самовнушения. Потому что – ну как так, а? Иван Кукош – он ведь хороший человек, он муж, и он – отец. В конце концов, он – звезда. Я до сих пор не могу понять, как такое возможно. И деньги у него есть, и слава. Зачем? Да? – И Майя кивнула в такт тому, как кивала я.

Я допила коньяк в рюмке и закусила кусочком сыра – последним. Майя смотрела на меня с каким-то даже сочувствием. Она налила мне еще коньяк, но не себе, так и продолжая стоять с бутылкой в руке.

– Мало ли зачем. Мы не знаем, обстоятельства бывают разные. Может, он разорился, – предположила я. – Может, он вложил все свои деньги в биткоины.

– Да к черту твои биткоины, – расхохоталась Майя. – Он меня обокрал. И это правда, которая как хлорка. От нее действительно больше вреда, чем пользы. Я не сошла с ума, но понятия не имею, что с этим делать. Только вот тоже сидеть перед телевизором и злиться. Может быть, мне начать говорить, что их всех надо вешать на столбах. – Майя подняла вверх целую бутылку, словно предлагала тост. – Вешать их, на столбах!

– А что он у тебя украл? Откуда вообще ты его знаешь? – спросила я, все еще пытаясь сбросить ощущение нереальности происходящего.

Майя задрала руку, как если бы бутылка была горном, и сделала несколько больших, шумных глотков коньяку. Она пила из горла.

– Он был моим учеником, – сказала она, когда с коньяком было покончено.

Глаза ее увлажнились, но не потому, что она собиралась плакать, это все коньяк, я видела, Майя еле выдохнула. Она же «вообще-то не пила», а тут такое.

– Учеником? – удивилась я. – Сколько ему лет, сорок? Пятьдесят?

– Ему сорок шесть. Я подтягивала его английский.

– Зачем? Ты занималась с Иваном Кукошем? Здесь, в этой квартире? – уточнила я с сомнением.

– Да, – просто ответила Майя. – Ему нужен был хороший разговорный английский, потому что его пригласили сниматься в каком-то западном сериале. Акцент допускался, потому что его роль была – русский иммигрант, но говорить все равно нужно было бегло. Иван, когда пришел ко мне, по-английски почти не говорил, а роль очень хотел получить. Это ж международная известность, туда, на большой европейский экран, прорываются единицы. Он часто говорил, что, когда переедет в Голливуд, меня тоже туда выпишет. Он вообще был таким… – Майя замедлилась, подбирая слова, – открытым и приятным, особенно с виду. Я понимаю, актеры знают, как нравиться людям, но он действительно в жизни куда приятнее, чем на экране. Странное дело. Занимался он, кстати, неистово. Всем бы моим ученикам такую мотивацию. Смотрел фильмы с титрами, заучивал целые куски наизусть. Мог мне позвонить посреди ночи, требуя объяснить какую-нибудь языковую заковырку, которая ему спать не давала. Роль он, к слову, получил.

– Он тебе до сих пор нравится, – с удивлением отметила я.

– Я уже сказала, он – хороший человек, – грустно согласилась Майя. – Как раз вот такие моменты и делают наш мир совершенно чокнутым. Хороший человек, который совершил плохой поступок.

– Ты мне так и не сказала, что он украл.

– У него трое детей, – пробормотала Майя, проигнорировав мой вопрос.

– Я думала, что чуть ли не четверо.

– Вроде трое, – нахмурилась Майя, вспоминая. – Двое совсем маленькие, а дочери двенадцать. Ах да, есть еще сын от первого брака. Точно, как это я забыла!

– Ты заявляла в полицию о краже?

– Да. В полицию, к пожарным, в «Скорую помощь» и в «Камеди-Клаб» тоже написала, чтобы они уж сразу монолог про меня писали. Обхохочешься. Будет миниатюра дня. Как бредят репетиторы по английскому языку. И что, мол, никуда нельзя пойти-податься простой скромной знаменитости, чтобы тут же на него не навели ложной тени и всякого другого несправедливого обвинения.

– Я не понимаю, что именно он у тебя украл. У тебя что, была какая-то семейная реликвия? Икона, что ли? Залежи древних монет? Чаша Грааля? Что он у тебя украл? – спросила я.

Майя посмотрела на меня с вызовом, а потом предложила почитать новости.

– Новости? – вытаращилась на нее я.

Затем я убрала с экрана компьютера фотографию Ивана Кукоша и загрузила страницу. Майя ткнула пальцем в экран.

– Вот это, – сказала она.

Статья все еще висела в первых же ссылках, стоило вбить имя – Иван Кукош, – хотя и была датирована прошлым месяцем. Заголовок новости: «Невероятный дебют Ивана Кукоша». Я посмотрела на Майю, и та кивнула. Я кликнула на новость. Выплыла большая, почти во весь экран, фотография: Иван Кукош стоит на сцене в просторной белой рубахе, подпоясанной кожаным ремнем. Его темные зеленые очки поблескивают, лицо одухотворенное, в руках он держит статуэтку.

«Литературная премия «Чистый лист» досталась известному актеру и шоумену за «Книгу брошенных камней», бестселлер № 1, продержавшийся наверху списка книжных продаж страны больше четырех месяцев».

Дальше текст пошел плотный, без абзацев, частоколом узкого шрифта, и мой взгляд стал рассеиваться, я выхватывала только круглые, типичные начала фраз. …Острый как бритва сюжет… пугающе холодный взгляд на животную природу человеческих инстинктов… история, от которой можно лишиться сна… тонкая грань между отчаянием и сумасшествием… месть, которая возвращается бумерангом… капкан… многослойный, сложный язык Ивана Кукоша… ведутся переговоры об экранизации…

– И что? Что тут смотреть? – спросила я, ощущая какой-то неприятный холодок предчувствия. Я вгляделась в фотографию, но на Иване не было никаких даже условно дорогих вещей. Ремень? Ботинки? Бред какой-то. Статуэтка?

– Его книга, – сказала Майя. Голос был какой-то ватный, проваливающийся в снег.

– Что – книга? – все еще не понимая, спросила я.

– Ты ее читала?

– Нет, а что? Хорошая книга?

– Я не читала книгу, – покачала головой Майя. – А ты о ней хоть слышала?

– «Книга брошенных камней»… – Я покрутила название на языке. – Название какое-то пафосное. Детектив?

– В некотором роде, – кивнула Майя. – В той степени, в которой детективами называют книги, где есть убийца и его нужно поймать. Ты считаешь, название слишком пафосное?

– Смотря как его повернуть. Ну, вообще-то да, пафосное. Явная отсылка к Библии. Кто без греха, пусть бросит в меня камень. Это же оттуда?

– А ты знаешь предысторию этой фразы? Побивание камнями было видом смертной казни. В том смысле, что к ней официально приговаривали, как сейчас к инъекции яда. То есть если человека признавали виновным, то выносилось решение о «лапидации» – это от латинского слова «камень». Технически исполнялось это по-разному. К примеру, в некоторых течениях у иудеев человека не забрасывали камнями, а сбрасывали вниз на камни, однако, если приговоренный не умирал сразу, его добивали – сверху на приговоренного бросали камни, достаточно большие по размеру, чтоб убить. В Исламе, напротив, необходимо, чтобы камни были определенного размера – чтобы убить приговоренного не слишком быстро. Человек, берущий в руки камень, самим этим действием выносил свой личный смертельный приговор, если хочешь, «вешал всех на столбах». В сути своей, камень в руке и есть орудие убийства.

– «Книга брошенных камней»… погоди, ты это оттуда цитируешь? – щелкнула пальцем я. – А говоришь, не читала.

– Не читала, – медленно кивнула Майя. – Я ее не читала, Лиза. Я ее написала.

Глава 6. Хороший человек

Ястояла и смотрела на Майю, открыв рот и растеряв слова. Я подумала – невозможно. Или… я опять ошибаюсь? Кто-то считает, что человек обязательно сделает то, ради чего рожден. Даже если не хочет. Даже если знает, что это неправильно. Даже если у него были другие планы. Это если, конечно, верить в судьбу. В то, что все в нашем мире предопределено – от полета фотонов света до того, во сколько сегодня с работы вернется мой муж. Особенно если он вообще не работает.