Борис Егоров - Воробей в пустой конюшне, или Исповедь раздолбая – 2 Страница 11

А я вот сел. Довезли они меня до вокзала. Спрашиваю – сколько с меня? Водила говорит: «Да ничего не надо. Вот если только пузырек нам возьмешь? Вон магазин.» Я ему деньги сую – тут на три пузырька хватит. А он свое гнет – здесь, типа, мать моя работает, нам светиться нельзя, потом скандалов не оберешься. Возьми сам, если не трудно. Ну, ладно, не трудно. Взял им пару пузырей, себе в дорогу пару. А водила мне и говорит: «Может, вместе тяпнем? За знакомство? Вон Вася в этом доме живет, к нему можно зайти.» Вот что значит – репа не варит! Пошел я с ними!

Мало что я могу вспомнить из той истории. Одни обрывки…

Помню, этот Вася поставил на стол бутылку «Фанты» – запивать, говорит. У меня еще мысль шевельнулась – если она полная – почему у нее горлышко изолентой замотано?

А потом – сижу на табуретке посреди кухни. Хорошо мне. Один из них потряс меня за плечо и кивнул другому. Тот из угла кухни разбежался и зафутболил ногой мне под челюсть.

Интересно. Помню – раздвоился я. Один на полу валяется, а другой рядом стоит, все происходящее наблюдает. Эти трое нагнулись надо мной – лежащим – один сжал мне руку выше локтя. чтобы вены вздулись, а другой ввел мне кубиков пять какой-то бурды.

Последнее. что осталось в памяти – голос: «Клиент созрел. Выкинем на помойку.»

Здоровая конкуренция – основа успешного бизнеса

Очнулся я от холода. Глаза открыл кое-как, огляделся в полумраке. Лежу я на железной каталке совсем голый. В пипиську какой-то шланг воткнут с пузырьком. На соседних каталках лежали такие же… натурщики.

И тишина. Попытался я собрать мысли в кучку. Не получилось. Лежал, лежал. И крупной дрожью дрожал.

Открылась дверь и зажегся свет. Появились две женщины в белых халатах: «О, гляди, Любаша! Ожил все-таки… киндерсюрприз с помойки. Говорил же Кулагин – у него сердце на троих было рассчитано, а досталось одному.» Они взялись за каталку и, не обращая на меня внимания, покатили по коридору, болтая о своем.

Нда-а… В общем отлежаться-то я отлежался. Челюсть, сломанная в двух местах, кое-как срослась, а вот память моя стала, как у Доцента из «Джентльменов удачи» – «вот здесь помню, а вот здесь… ничего не помню.»

А когда выписали меня из челябинской больницы – как обычно, за нарушения режима – вышел я на площадь перед вокзалом, посмотрел по сторонам и… задумался. Документов – нет. Денег – нуль. Связываться с Москвой не на что, да и незачем. В моей капитально ушибленной башке хватило соображалки понять, что пока мне лучше побыть в покойниках.

Размышления прервал подошедший мужик явно кавказского типа. «Здорово. Ну, что, братан – хочешь хорошо заработать?» Я вопросительно качнул головой: «Не понял. Это насчет чего?» Кавказец усмехнулся: «Чего тут непонятного? На заработки в Казахстан поедешь?» Тут я встрепенулся… и увял. Развел руки в разные стороны: «Документы у меня – тю-тю. Так что…» Работодатель почему-то обрадовался и обнял меня за плечи: «Так это хорошо! То-есть – сделаем тебе документы! Потом…» К сожалению, я – при всем разнообразии моей жизни – до тех пор ни разу не сталкивался с подобным набором на работу и понятия не имел, что такое «камышовый рай» и его филиалы. Поэтому с облегчением вздохнул и с симпатией посмотрел на кавказца – вот и выход из положения, которое минуту назад казалось безвыходным.

Руслан – так звали кавказца – довел меня до автобуса. Когда я влез внутрь, что-то шевельнулось в ушибленной голове. Уж больно странная обстановка была в автобусе. Почти все места были заняты какими-то оборванцами, большая часть которых спала в разнообразных позах. А те, кто не спал – явно были пьяные в драбадан. В проходе между сиденьями стояло два ящика водки. Смотрел, смотрел я на эту картину – так и не понял, что мне не нравится. Махнул рукой, вытащил из ящика полную бутылку и…

Очухались вновь «завербованные» уже в Казахстане, в совхозе под названием

«Новоспасский». Как я выяснил впоследствии, обычно чеченцы покупали бичей в приемнике-распределителе, который был расположен в райцентре. А на этот раз кто—то из них посчитал, что им дешевле обойдется самим сгонять автобус в Россию и там набрать бродяг. Так они и сделали. Но при этом они не учли специфику нынешних времен. Они еще только собирались ехать в Россию, а ментам уже настучали обо всех их планах в подробностях. Поэтому чеченцы даже не успели начать распродажу живого товара – в совхоз прикатил точно такой же автобус – только с ментами – и всех привезенных бичей увезли в райцентровскую кутузку. И уже оттуда местные эксплуататоры набирали себе дармовую рабочую силу.

А насчет меня, спросите вы? А что – насчет меня? Как раз Союз нерушимый развалился, и документы восстановить возможности не было. И – забичевал я на семнадцать лет…

И не морочь людям головы

Вот интересное кино получается… Когда дубасишь кого-нибудь от всей души, еще если он здоровее тебя, или вообще их несколько – охренеть можно, какое удовольствие получаешь. Ходишь потом довольный, как слон. Ага. Но почему дней через несколько, как вспомнишь – так буквально блевать тянет? И нету таких интеллигентных мыслей в башке, типа, человек – венец творения, а я его по стенке размазываю. Нету. Просто тошно – и все тут.

Помню, как приятно было жить под крылом Шкипера. Заходишь в кабак, халдеи наперегонки несутся, коленки сшибают. Пажалста, пажалста, вот здесь вам будет удобнее, осетринка по спецзаказу, для вас придерживали, надеялись, зайдете… И тому подобное. Лабухи сразу все заказы побоку, заводили «Ваше благородие…» А уж девочки такой обстрел глазками начинали, что… мысли путались.

Но – давным-давно люди друг дружке доказывают, что в этой жизни за все приходится платить. В наши времена мобилок еще не было, поэтому связь держали либо малявами, либо… «а на словах велел передать». И вот приносит шестерка писульку от Шкипера. Там имя, фамилия и адрес. И слова «хорошо наказать».

Пошли мы с напарником. Позвонили, дверь сам клент открыл. Он явно нас ждал, потому как очень кислая морда у него была. Зашли мы в хату, а там, кроме жены его, еще двое детей. Лет восьми-десяти. Я, как их увидел, сразу клиенту сказал: «Айда прогуляемся. По свежему воздуху». А он, падла такая, возьми да ляпни: «Не пойду я никуда, убивайте здесь!» Ну, ясный пень, начался… краковяк вприсядку. Баба в ноги нам рухнула, в соплях запуталась. А пацаны отца обхватили с двух сторон молчком, и на нас, как два волчонка, смотрят.

В обшем, драться мне пришлось с напарником. После того, как он жене клиента ногой по голове заехал, а потом схватил одного пацана за волосы. Вытащил я все ж таки подельника из квартиры. Он мне всего наобещал, и мы разошлись.

Потом меня капитально отдудохали… за инакомыслие. И Шкипер на словах велел передать – лучше мне ему на глаза не попадаться.

А потом я узнал, что тот клиент с детьми – он взял бабки у… ну, считай, у Шкипера. Причем на дело. А сам их в картишки продул, свалил на ментовский шмон и думал – выкрутится. Умник, падла…

Я, когда малость выздоровел после воспитания, отловил этого кренделя. На нейтральной территории. Вломил, помню, по самые помидоры.

Это я к чему вспомнил-то? Каждому – свое. Если знаешь, что не способен отнять у ребенка конфету – дык сиди тогда в тенечке и пили лобзиком фанерку. И не морочь людям головы…

Обычный день бродяги

Тот день выдался для меня не особо веселым и удачным. С разрешения тогдашнего эксплуататора Анатолия Михалыча я калымил – штукатурил гараж на соседней улице у ингуша Руслана. Толик потом рассказывал – жалел он, что отпустил меня. Жена его Светка плешь ему переела: «Раз ты такой добрый – сам все делай!»

Сам Толик признавался по пьяни, што мое присутствие его разбаловало. То, что огород полит и прополот, поросята накормлены и у них убрано, двор чисто подметен – все это уже воспринималось, как должное. Замена розетки или выключателя, всякий ремонт – от табуретки до утюга – и даже хозяйской обуви – всем этим занимался я. Поэтому Толик прощал мне и загулы, и то, что я вполне был способен по пьянке что-нибудь спереть и пропить. (Ну, конечно, не то, чтобы совсем прощал. Морду набить – это само собой. Но – не выгонял.)

Завизжали петли железной калитки. (Вот тоже – давно уже смазать надо.) Я вошел во двор. Видок у меня был… живописный. Свежие синяки под обоими глазами; вся одежда заляпана засохшим раствором. Толик похлопал в ладоши: «Самолет летел, колеса терлися. Мы не ждали вас, а вы приперлися! Ну, не человек, а вылитый бамбуковый медведь. Чего на этот раз, Борис Федорович, изволили спереть, что вам такой макияж навели?» Я мрачно посмотрел на смеющегося Толика: «Полмешка цемента пропало, а свалили на меня.» Толик кивнул: «Ну, ясное дело. Руслан сам цемент пропил, а чтоб жена не ругалась – тебя отдубасил. Ладно. Действительно – что Бог ни делает – оно все к лучшему. Сейчас большой бак завалим на бок. Надо всю ржавчину ободрать и по новой покрасить.» Я замялся, переступил с ноги на ногу и нерешительно начал: «Толь… это… я…» Толик развел руки в стороны: «Ваша драма нам понятна. Денежки тю-тю, а головушка – бо-бо. Иди-ка ты, божий одуванчик, в душ. И переоденься. А то, как Доцент из цементовоза. А говорил – порожняком пойдет.» И Толик хохотнул.