Павел Катаев - Без собаки. Книга прозы Страница 11

Часов, наверное, в девять вечера в прихожей раздался звонок. Хотя внимание Владимира Семеновича и было поглощено чтением и одновременно размышлениями о природе готического шрифта, он все-таки расслышал предшествующую звонку в дверь возню королевского пуделя по кличке Марсик в коридоре – как он насторожился на своей подстилке, потом, скребя когтями по полу, поднялся на ноги, подошел к входной двери, и, потоптавшись, зарычал.

Когда же звонок раздался, квартира наполнилась отчаянным собачьим лаем. Пес был старый, опытный, умудренный жизнью, но ничуть не дряхлый. А ведь к тому времени ему было уж никак не меньше десяти лет. Некоторые из этой породы, считалось, чуть ли не до двадцати могли дотянуть.

Во многих домах живут собаки на правах близких существ. Дело обычное. Хозяева их даже иногда называют «наш сыночек» или «наша дочурка». Когда Владимир Семенович слышал такое, его смех пробирал. Какими нужно быть, в общем-то, мягко выражаясь, недалекими, чтобы так высоко ставить своих домашних питомцев. Но для него самого Марсик был (по признанию юного Владимира Семеновича) чуть ли не старшим братом и, может быть, даже в какой-то степени вторым отцом, потому что он испытывал к нему уважение, как к старшему. Наблюдая за своей собакой, он пришел к выводу, что по интеллекту она уж никак не уступает людям, а в некоторых случаях даже и превосходит их.

Итак, звонок в дверь и лай собаки.

– Вова, открой дверь! Это ко мне! – закричал из своей комнаты папа.

Голос отца был громкий, звонкой (не всегда, конечно, а только в определенных обстоятельствах, таких, например, как сейчас, – он ждал к себе гостей и находился в состоянии душевного подъема). Да и выражение его лица в таких случаях было особенное, восторженное: глаза сверкали, и вся его небольшая фигурка словно бы расширялась, готовая обнять весь мир.

Однако же все воодушевление быстро испарилось, лишь только он вышел в коридор и обнаружил, что это вовсе не его гостям, а какой-то незнакомый толстый мальчик, который смущенно топтался в дверях, не решаясь переступить порог.

– Кто это?

– Папа, это ко мне.

Выражение радости и доброжелательности исчезло с его лица. Оно стало напряженно выжидательным. Плечи шевельнулись, как у боксера, принявшего защитную стойку.

Словно бы внутри что-то переключилось…

Кстати, с годами Владимир Семенович и у себя стал замечать, что в некоторых обстоятельствах принимает точно такую же, как у отца, защитную боксерскую стойку.

Подобные перепады настроения были хорошо знакомы Владимиру Семеновичу, и пора было бы к ним привыкнуть. Но всякий раз они неизменно вгоняли его в ужасную тоску. Только-только почувствуешь себя любимым сыном, с которым отец делится своей радостью по поводу прихода в их общий дом гостей, только-только сердце наполнится радостью, как тут же возникнет тревога и навалится тоска, потому что становится ясно: вся эта семейная гармония лишь игра на публику, в действительности же никакой общности нет. Наоборот – есть разобщенность, и даже вражда.

Неожиданным гостем оказался Жирдяй. Не успела дверь перед ним распахнуться, как он шагнул в прихожую и выпалил:

– Ушел из дома. Теперь наступает ночь. Не знаю, что делать.

Можно было подумать, что вид отца устрашающее подействует на Вадика – Жирдяя, однако тот ничуть не испугался, а очень по-светски поклонился и чуть ли даже не спросил: «как поживаете?», но тот не заметил, или сделал вид, что не заметил, эти поползновения вежливого мальчика и скрылся в своем кабинете, за стеклянной дверью.

Кроме того, что мальчики были из одной школы, Вадик жил в одной коммунальной квартире с Аликом, одноклассником и ближайшим другом Владимира Семеновича, к которому тот частенько наведывался. Именно поэтому Вадик Шур и попал в свое время в поле зрения старшего товарища.

Семья Вадика занимала одну из трех комнат в коммунальной квартире. В двух остальных проживали Алик с мамой и еще одна семья, состоящая из яркой полной дамы и ее дочери, ровесницы Вадика по имени Таня, которая умудрялась всякий раз оказываться в тесной прихожей, когда Владимир Семенович приходил к Алику. (Он был убежден, что девочка Таня его выслеживает, посягает на него, и это было крайне неприятно, так как эта девочка ему совсем не нравилась).

Вадик был большой и толстый мальчик, за что получил прозвище «жирдяй».

Интересно: как вообще появляются прозвища? Именно в связи с Вадиком и его школьным прозвищем Владимир Семенович в свое время размышлял над этой проблемой, и таким образом Вадик присутствовал в его мыслях.

Трудно себе представить, что какого-нибудь незрелого первоклашку при виде большого толстого мальчика, с трудом помещающегося за партой, вдруг осенит, и он придумает для него прозвище, скажем, «жирдяй» (или какое-нибудь другое). Первоклашки вообще очень дружелюбный народец – во всяком случае, на первых порах – и совсем не помышляют обидеть кого-нибудь из своих, да и вообще кого-нибудь.

Однако же прозвища вдруг появляются, точно из воздуха, и прилепляются к тому или другому ученику.

Да, да – именно из воздуха.

Все эти прозвища живут в атмосфере классной комнаты, или школьного коридора, или даже в школьном дворе, куда ребятишки выбегают побеситься во время переменок.

Как именно прозвища материализуются – покрыто тайной.

Вдруг, совершенно неожиданно для всех, в шуме и гаме школьной перемены звучит вдруг смешное словцо – «жирдяй», и все почему-то точно знают, что словцо это относится именно к большому и толстому мальчику Вадику Шуру, который, кстати сказать, скромнехонько стоял в сторонке и старательно кушал бутерброд с колбасой.

И все. Прозвище прилипло!

– Эй, жирдяй!

– Жирдяй пошел!

– Жирдяй, дай колбаски!

И так далее, и тому подобное…

С течением времени одноклассники привыкли к облику толстого Вадика и перестали дразнить, а слово «жирдяй» превратилось в кличку. В старших классах и эта кличка отмерла. А новой так и не придумали.

Получилось, что вообще никакой клички у Вадика не оказалось, и его окликали по фамилии – Шур.

Правда, малыши иногда позволяли себе крикнуть: «Жирдяй идет», когда уже повзрослевшим старшеклассником Вадик случайно оказывался на этаже первоклашек. Но Вадик не сердился, даже немного гордился своей популярностью.

Впрочем, как-то незаметно это прозвище прилипло к свеженькому первоклашке, соответствующей внешности.

Владимир Семенович с Вадиком не дружил, но относился к нему с симпатией. Характер отношений между школьниками, да и вообще между детьми, подростками и даже юношами, довольно трудно определить – дружба ли это или взаимная симпатия. Во всяком случае, одноклассники или ученики параллельных классов иногда оказываются в таких ситуациях, что попросить помощи или придти на помощь друг другу можно лишь в том случае, если ты испытываешь к человеку чувство дружбы.

Владимир Семенович ничуть не удивился столь позднему появлению Вадика. Потому что ожидал нечто подобное. Сегодня днем на его глазах Вадик не то, что ушел, а буквально умчался из собственного дома. И Владимир Семенович оказался невольным свидетелем этого события.

Но это оказалось не тем, о чем Владимир Семенович подумал. То есть Вадик ушел из дома не в обычном, так сказать, повседневном смысле слова – скажем, ушел из дома подышать свежим воздухом или ушел из дома в школу или в гости. Он ушел из дома, как, например, Лев Николаевич Толстой – с концами.

Что же произошло? А вот что.

Наскоро сделав уроки, что давалось легко, Владимир Семенович отправился в гости к другу и однокласснику Алику.

Собственно говоря, это не было в известном смысле походом в гости. Понятно, что если в гости – то обязательно усадят за стол, дадут чего-нибудь вкусненького и так далее и тому подобное. В данном случае никакого угощения Владимира Семеновича там не ждало. Тем более, он с Аликом и не договаривался заранее, что зайдет к нему. Так что он вполне мог и не застать Алика дома. Такое, кстати сказать, довольно часто случалось. Один мальчик направлялся к другому и в пути разминались.

Так и сегодня получилось, но дело не в этом.

Владимир Семенович вошел в подъезд, поднялся на второй этаж и собрался, было, нажать три раза на кнопку звонка (хотя квартира и была коммунальная, но звонок был общий, так что звонить нужно было каждой семье разное количество раз), но тут увидел, что дверь квартиры приоткрыта.

Такое бывало. Но, хотя дверь и была отперта, прежде чем войти, он все равно трижды нажал на звонок, чтобы предупредить Алика о своем приходе.

Обычно, не успевал звонок прозвенеть, как дверь отворялась и в проеме показывалась рослая девочка с пушистой головой и большим глазами, которые только и можно было различить в полумраке. Это была Аликина соседка по коммунальной квартире Таня.