Александр Намгаладзе - Записки рыболова-любителя. Часть 5. Поход за демократию Страница 11

К лодочной станции мы поехали потому, что там удобно оставлять мотоцикл, да и место проверенное в части балбер, на заливе. К тому же Мите интересно корабли разглядывать, что по каналу ходят. А сама лодочная станция не должна была в этот день работать – понедельник выходной.

Однако, оказалось, что она функционирует: моложавая жена одноглазого Василия Захарыча принимала лодки у рыбачивших с ночёвкой. Я предложил Мите:

– Давай, возьмём деревянную лодку, всё понадёжней и вместительней для нашего барахла, на своей-то ещё наплаваемся.

Митя согласился.

Погода была чудесная, ветерок слабенький, волны нет, плюс 25 градусов. Переправились через канал, прошли между островами и поставили 15 балбер в заливе недалеко от прохода, на том месте, где мы с Геной Бирюковым в прошлом году удачно рыбачили, а потом причалили к острову и улеглись там загорать.

Через два часа отправились проверять балберы. Увы, нас ждало разочарование. Ни один червяк не был тронут. Вернулись на остров, но надежд я уже не питал и на вечер: похоже, что рыбы здесь вовсе нет, вода подванивает даже в заливе, а в канале аж пенится от любого гребка, не говоря уже – от винтов кораблей: за ними прямо белая дорога кружевная тянется. Опять сброс гадости какой-то учинили. Или просто ветры не позволили обычно отравленной воде стечь в Приморскую бухту.

Мимо наших балбер медленно прополз катер и сделал рядом с ними круг: похоже, рыбнадзор. Пошёл дальше вдоль острова, а потом развернулся и прямо к нам:

– Ваши балберы?

– Наши.

– Пять лишних, снимите.

– Нас же двое!

– 10 штук на лодку положено, независимо от числа рыбаков. А вот с 1 июля – по 10 штук на нос.

– Ладно. Снимем. Рыбы-то всё равно нет. Где она сейчас, не знаете?

– Неделю назад здесь была, у островов, а сейчас у Прибрежного, на той стороне, и лещ, и угорь.

– Спасибо за информацию.

В заливе у нас так никто и не тронул червей. Для очистки совести мы перед завершением рыбалки поставили на часик балберы в канале, у материкового, правого берега, но и там результат был нулевой.

Ладно. Не повезло с рыбой. Зато позагорали и на лодке покатались вдоволь.

466. 19-я партконференция. Мужество Бакланова, покаяние Ельцина и топтание его Лигачёвым

28 июня открылась долгожданная XIX партконференция. Идеалисты связывали с ней какие-то смутные надежды: вот с неё-то, мол, перестройка по-настоящему только и начнётся, она, мол, должна «дать гарантии необратимости перестройки». Волновались по поводу выборов делегатов, с экранов телевизоров Адамович возмущался тем, что настоящих «перестройщиков» на конференцию не пускают.

Делегатов выбирали на пленумах обкомов, где голосовали списком (может, не везде, точно не знаю, но в большинстве областей), который составлялся «активом», и в который чёрт-те кто только не попадал – какие-то совершенно посторонние для данной, например, области лица, в основном московские аппаратчики, военные и т. п. У нас в Калининграде на пленуме обкома делегат от АтлантНИРО предложил голосовать не списком, а за каждого кандидата по отдельности – его не поддержали.

Я удивлялся: чего народ волнуется? Коммунисты – люди дисциплинированные, в любом случае проголосуют за то, что Горбачёв предложит, так какая разница – кого выберут? Консерваторы в этом смысле даже надёжнее – в части единодушного голосования.

В какой-то степени конференция надежды оправдала. В том, во всяком случае, отношении, что следить за её ходом было интересно. По ТВ передавали, если не всё, то с неслишком большими изъятиями почти всё, что там говорилось с трибун, и развлечение получилось не хуже футбола.

Началось, как положено, с доклада Генерального Секретаря. В целом он мало отличался от опубликованных заранее Тезисов и содержал, в сущности, одно единственное новое, но оказавшееся для всех совершенно неожиданным предложение: рекомендовать, как правило, на посты председателей Советов – секретарей соответствующих партийных комитетов (городских, районных, областных и т.д.).

Делегаты, похоже, остолбенели на время от этого предложения. Столько говорили накануне конференции о разделении партийных и государственных органов, о подмене вторых первыми и т. п. – и вот на тебе! Что это такое? Разделение или слияние? Поначалу в выступлениях первых делегатов этот вопрос вообще и не затрагивался.

Упомяну выступления (в хронологическом порядке), которые мне чем-то запомнились.

Колбин – новый казахский первый секретарь – возмущался безответственной интеллигенцией, призывавшей к забастовкам и закрытию экологически вредных предприятий.

Чазов – министр здравоохранения – задал риторический вопрос – на что валюту тратить: на импортные этикетки или на лекарства? Привёл печальные цифры о детской смертности и продолжительности жизни у нас.

Академик Абалкин – директор Института экономики – заявил, что в экономике нет существенных сдвигов потому, что погнались в этой пятилетке за количеством и качеством одновременно. Первым, по-моему, высказался о предложении Горбачёва: времени, мол, мало было его обдумать, но что получается – значит, выборы из одного кандидата? И как это вяжется с разделением функций партийных и государственных органов?

И ещё один намёк слабенький у него был: справимся ли мы с задачами перестройки в рамках исторически сложившейся однопартийной системы?

На это ему на следующий день белорусская делегация в лице своего первого секретаря гневно возразила: – Какие тут могут быть сомнения?!!!

За «пессимизм» Абалкину попало и от других делегатов, в том числе и от Горбачёва, который обвинил его в «экономическом детерминизме».

29 июня – второй день.

Попов В. Ф. – Алтайский первый секретарь – накинулся на «Огонёк», который в №26 в статье «Противостояние» утверждал, что среди делегатов конференции есть взяточники.

«В докладе мандатной комиссии этого нет», – гневался Попов, – «а у Коротича в „Огоньке“ это есть!» Как, мол, так?

Председательствующий поручил мандатной комиссии разобраться с этим делом. Генералы из Союза Писателей – Карпов выразил растерянную озабоченность, а Бондарев – тот и вовсе закатил истерику – наших бьют! Гласность в разнос пошла!

Ивановский станкостроитель Кабаидзе очаровательно ругался, его выступление было самым раскованным, хотя бедняга и трясся весь – довела, видать, его борьба за самостоятельность… «У нас больше всех в мире министров, а работаем погано!»

Михаил Ульянов – артист – заступался за прессу и призывал к выборности и независимости редакторов местных газет, на что Горбачёв ему не совсем впопад отвечал, что нельзя одну монополию заменять другой.

30 июня – третий день.

Мандатная комиссия доложила, что среди делегатов нет привлечённых к уголовной ответственности за взяточничество или за что-либо ещё. Зал радостно зааплодировал. Потребовали Коротича на трибуну – пусть, мол, объяснится.

Тот вышел и доложил, что следствием неопровержимо доказаны факты взяточничества четырёх делегатов, но привлечь их к уголовной ответственности не позволяет существующее правило, по которому с ними, как с номенклатурными единицами, сначала должны разобраться в ЦК, а в ЦК это дело затягивают, и передал папку с соответствующими бумагами Горбачёву. Фамилии же назвать нельзя – по принципу презумпции невиновности. Зал смущённо притих, а Коротич с достоинством вернулся на своё место.

Фёдоров – офтальмолог-предприниматель – хорошо Бондарева лягнул. Тот сказал, что мы взлетели высоко и не знаем, где сесть. А Фёдоров ему возразил, что это он – писатель не знает, а мы знаем, мол, прекрасно.

Мельников из Коми АССР призвал гнать виновников застоя. Горбачёв попросил назвать – кого, например? Тот смело назвал Соломенцева, Громыко (сидевших в Президиуме), Афанасьева, Арбатова…

Призывы воздать по заслугам «застойщикам» звучали ещё у кое-кого (кажется, у Постникова из Ставрополья и Стародубцева из Тульской области (Подольское агрообъединение)), на что Горбачёв разъяснял, что не хочет кулаком стучать и сверху перестройку проводить, так, мол, бюрократов всех не переделаешь, их 18 миллионов. Надо систему менять, чтобы их народ обуздал. Разъяснял своё предложение (рекомендовать секретарей в председатели Советов): – мы же, мол, правящая партия, и должны править.

И последний день – 1 июля.

Мужественный Бакланов ратовал за гласность и единственный осудил Афганистан: – Решение вывести войска – это мудрое и мужественное решение, а вот на то, чтобы ввести туда войска – ни ума, ни мужества не потребовалось.

Ему устроили обструкцию, шумели, не давали говорить. Горбачёву пришлось публику утихомиривать: – Дайте высказаться писателю, участнику войны…