Владимир Буров - Стометровка Страница 11

– Правда?

– А что я должен с ним цацкаться?

– Поверните назад. Разворачивайтесь, я сказала! – И Та кинула таксисту десятку.

– Не разворачиваться, – сказал Оловянный.

– Хорошо, – сказала Та. – Тогда платить будешь ты, козел.

– Я козел, но платить я не буду, – сказал Оловянный. И это было правдой. Ибо он не платил никогда. Такая у него была натура. Да и откуда деньги у бедного капитана? Те, что ему подкидывал Юрист, он копил на гражданские вещи. Как-то:

– На костюм адидас, на фирменные кроссовки, на дорогую рубашку. Хотел выглядеть не как недоделанный второразрядник, а как мастер спорта. Хотя до мастера спорта ему было, как до полковника. Так ему и сказала Та, когда он пришел к ней переспать. Он так и сказал:

– Хочу с тобой переспать.

– Нет, – ответила она. Я сплю одна

– Я знаю, что на прошлой неделе ты спала здесь с барменом ресторана.

– Нет, я с ним не спала.

– Сказки, я подсматривал за вами через окно. Там занавеска была не полностью задернута.

– Да?

– Да,

– Тогда ты должен был видеть, что я с ним не спала, а трахалась. А ты, к сожалению, до сих пор не понимаешь этой разницы. Дорос до капитана, а разницы не понимаешь.

– Между чем и чем?

– Между сном и реальностью.

– Пойму, когда буду полковником, – сказал Оловянный.

– Ты никогда не будешь полковником, – сказала Та.

– Почему?

– Потому, что ты свинья.

– Я свинья?! – И Оловянный хотел провести ей удар в солнечное сплетение. Так это, правой между ребер. Но быстрая официантка взяла со стола утюг и нанесла сильный удар по руке боксера. На следующий день в ресторане она поставила Оловянному бутылку водки. Он ей сказал, что теперь руку могут отнять.

– Повреждены сухожилия.

– Ладно, – сказала она, – выпей, чтобы быстро срослись. Как у Ахилла.

– Он пил водку?

– Я ты думал, я налью тебе брусничного ликера. Или Белой Лошади?

– Нет?

– Нет.

– А когда нальешь?

– Когда оторву ноги.

– Ладно, буду ждать.

Оловянный хотел было протестовать, когда таксист повернул назад к вокзалу, но решил пока больше не спорить с Та. Может не пустить на свою хату. А так хотелось небольшого продолжения банкета. Всем хотелось. Ведь рестораны закрывались очень рано. Вроде бы:

– Только начинать надо в этом время. – А они уже закрывались. Представляете? Официанты снимали кассу в десять вечера.

Леньку они нашли недалеко от того места, где киллер упал в лужу мочи. Ведь не все подходили к стенке, как это положено мужчинам. Некоторые делали это, не доходя до стены дома. Тем более, здесь могли быть и женщины. А куда? Куда ходить в туалет после ресторана? Только во двор дома на противоположной стороне улицы. Ну, те, кто переходил улицу. А те, кто оставался, то и здесь был большой дом, где можно было сходить в туалет, а на не запирающемся большом балконе потрахаться.

Таксист сказал:

– Я такого обоссанного не повезу.

– Двойной счетчик, – сказала Та. Она помогала Сильвио тащить этого гада до машины. Оловянный принципиально отказался.

– Да мне легче пристрелить его совсем. – сказал он.

– Тройной, – сказал таксист. – И добавил: – И только в багажнике.

– Что?

– А то. Я обоссанных вожу только в багажнике. – И добавил: – И только за тройной счетчик. – Потом опять добавил:

– Да не беспокойтесь вы! Это Волга. У нее багажник специально для этого предназначен.

Та никак не могла поднять ноги Леньки. Она попросила Оловянного:

– Помоги. Не видишь, у меня уже сил нет после работы.

– Чирик, – сказал Оловянный из окна.

– Хуирик, – как обычно ответила Та. Оловянный понял, что спорить бесполезно. Пришлось поднимать Леньку Пантелеева в багажник Волги.

– У тебя водка есть? – спросил он Та. – Не пить – на руки полить. Нет, честно, его ссанье плохо пахнет.

– Своим полей, – только и ответила Та.

И они опять поехали.

Все вошли в квартиру.

– Задержись на минуту, – сказал Оловянный, Они вышли из дома, Оловянный осмотрелся.

– Вот задание, – сказал он и вынул бумажку. Сильвио хотел взять ее, но капитан смял бумажку и опять убрал в карман. – Я скажу на словах. Нельзя оставлять никаких улик. Конспирация. Ты понял?

Сильвио пожал плечами.

– Ты не согласен?

– Согласен на что, или не согласен на что?

– Повтори, я не понял, – Оловянный потряс головой.

– В другой раз.

– В другой раз? Ну, хорошо. Тогда слушай. Клиент приезжает на вокзал. У него за подкладкой пиджака двадцать пять тысяч. Возьмешь и передашь мне.

– Я никого грабить не буду, – сказал Сильвио. – Я не бандит.

– Окей. Тогда сядешь за нападение на сержантов и на меня. И это еще не все. Милиции уже известно, что ты ограбил склад. Продал два Камаза тушенки и сгущенки, которой у нас осталось и так не так много.

– Один был Студебеккер.

– Что?

– Второй был Студ.

– Студ? Ладно. Так что ты выбираешь?

– Хорошо, – сказал Сильвио. – Когда? – И уже двинулся было в подъезд.

Капитан посмотрел на часы.

– Сейчас.

– Сейчас?! Да вы шутите?

– Нет.

Из квартиры вышла Та. Она жила на первом этаже.

Видя, что Сильвио собрался уходить, Та сказала, что не отпустит его. У меня готовы манты. Заходите.

– Я один зайду, – сказал Оловянный.

– Нет, нет, Сильвио, заходите. Я вас не отпущу.

– Я должен идти.

– Куда вы пойдете? Оставайтесь. А ты, Оловянный, отстань от него. Иначе сам пойдешь на манты в казарму. Там тебе будут и манты, и панты.

– Я им не командую. Он сам хотел куда-то идти.

– Вот и хорошо. Иди сюда, Сильвио.

И он зашел в квартиру, съел два манта, и… заснул. Как Оловянный не будил его – бесполезно. Сильвио спал, как убитый.

– Этого не может быть, – сказал Оловянный. Пот капал с его лица. Наконец, он выдал:

– Кто-то подсыпал ему снотворное.

– Думаю, это не снотворное, – сказала Та. И знаете почему? Он не дышит.

– Отравился мантами, что ли? – сказал Оловянный.

– Да какими мантами? – возмутилась Та. – Ты ел, а жив. Я ела – и тоже жива. Он не ел, – она кивнула на Леньку Пантелеева, который до сих пор так и не пришел в себя, а тоже не умер. Манты здесь не при чем. Ты меня не пугай.

Тем не менее, Сильвио не шевелился.

Никто не заметил – все были увлечены варкой мантов – как бессознательный Ленька Пантелеев чуть-чуть приоткрыл глаза, приподнял голову и бросил в тарелку Сильвио маленький шарик. Он был незаметен среди крупных лепестков черного свежемолотого перца. Сразу-то еще можно было его заметить, Он только через минуту исчез среди перчинок. Но, как я уже сказал, все были заняты варкой мантов. Один просил добавить побольше соли, другой черного свежемолотого перца, другая хваталась за голову, что забыла добавить стручок красного острого перца, без которого манты можно сразу, не пробуя, выбросить на помойку. И кроме этого каждый еще насыпал себе перцу в свою тарелку. Как будто люди никогда не ели перца. Но, во-первых, это была баранина, во-вторых, в этот вечер Та хвалилась новым способом измельчения перца горошком. А это была импортная ступка с гранитным пестиком. Та уверяла, что в Германии теперь так все делают.

– И знаете почему?

И сама же себе ответила:

– Так вкуснее.

– А секс мантов между собой не обязателен? – пошутил Оловянный. Но Та ничего не ответила. Она была поражена сексуальной озабоченностью Оловянного. Обычно, кроме бокса, кроссовок, адидасов, в голове его ничего не было. Нет было, я просто забыл. Главное, что в ней было, это выпить с кем-нибудь вина или водки. И что самое главное:

– На халяву. – Он считал, что это нормально. Ибо:

– А откуда у капитана деньги на водку? – А тем более на брусничный финский ликер или на Белую Лошадь, которая, впрочем, ничем не лучше нашей самогонки. Но название… Нет, не в этом случае. Белой Лошади даже название не помогало. Самогонка и больше ничего. Только бутылка не обычная. Вот он, Дикий Запад, бутылка красивая, а внутри все то же дерьмо. Так говорил Заратустра. Ибо:

– А что еще он мог сказать? – Вкус хорошего вина заложен в людях генетически. А иначе:

– Почему им не нравится самогонка? – Да и водка тоже. Более того:

– Им не нравится даже полусладкое шампанское. И брют, если и пить, то только со льдом. А где его столько взять, если льдогенератор постоянно ломается?

– Может и мне лечь? – спросил Оловянный.

– Зачем?

– Все лежат, почему бы и мне не очухаться? Точнее, не окочуриться. Все равно меня теперь грохнут.

И он с дуру рассказывает Та, что через час Сильвио должен был идти на дело.

– Двадцать пять тысяч, – говорит он.

– И все ты возьмешь себе?

– Половину. Половину от этой половины я должен был отдать этому Сильвио. – На самом деле он сказал неправду. Деньги Сильвио должны были пойти в уплату, придуманного Юристом для Сильвио долга.