Татьяна Устинова - Вселенский заговор. Вечное свидание (сборник) Страница 12

– Да нет, Маргошка жива, слава богу, но бабушка говорит, что он её непременно уморит. А дед отвечает, что сейчас уже ничего не поделать, раньше нужно было лучше смотреть за ребёнком. Это он в том смысле, что бабушка недосмотрела за Маргошкой! У деда всегда и во всём виновата бабушка. Слушай, может, квасу, а?.. Невозможная жара!..

– А Воскресенский? – бухнула Маруся.

– Мишаня? – удивилась девица. – А что он? Мишаня – наш человек.

– Подожди, – сказала Маруся. – Ты про академика Воскресенского говоришь?

Агриппина достала из холодильника глиняный кувшин и поставила на стол. Кувшин сразу покрылся мелкими капельками, как будто седой ледяной сеткой, и она полезла в буфет за стаканами.

– А ты про кого говоришь? В физике только один Воскресенский и есть – академик!.. Дедов любимый ученик. Он прикольный.

Маруся недоверчиво посмотрела на безмятежную собеседницу. Академик Воскресенский прикольный?..

– Они с Басалаевым дружили?

Агриппина залпом допила из стакана квас, икнула и уставилась на Марусю.

– Ты что, с ума сошла? Дружили! Мишаня его терпеть не может! Как увидит, так сразу уходит. Пойду, говорит, от греха, а то ненароком в глаз ему дам. Квасу хочешь? Холодный!

Маруся кивнула, и Агриппина налила ей.

– Мужикам, что ли, отнести? – сама у себя спросила она. – Угорят они там, в колодце. Ты сиди, а я отнесу.

Она ловко составила на поднос стаканы и кувшин и сбежала по ступенькам. Собака Грольш подумала, поднялась и поплелась за ней.

Маруся вздохнула и оглянулась по сторонам.

…Какая жизнь, подумалось ей. Как в викторианском романе, точно!.. Собаки, академики по имени Мишаня, ледяной квас, трельяжные окна, бабушка в Карловы Вары укатила. Разве можно так жить сегодня, сейчас?.. Но вот же люди, и они так именно… живут! Вон книжка забыта в качалке, фарфоровая миска на полу, видимо, из неё пьёт собака, коричные яблоки в корзине, шлёпанцы на пологих ступенях – один на верхней, а другой на нижней, видимо, сбросили впопыхах.

Гриша как-то сказал, что все они живут в одном городе и в одно время, а такое впечатление, что на разных планетах.

…Может, вторжение, предсказанное непонятным Басалаевым, началось уже давно? И часть мира захвачена враждебным, злобным, скользким инопланетным разумом, который вот-вот подчинит себе остатки человеческой цивилизации? И задача этого враждебного разума – начисто стереть из памяти Вселенной старые липы, дачные участки, людей, занятых любимым делом, доброту, бережное отношение к миру, порядочность, совесть, честь?..

…Может, этот дачный участок в Малаховке и есть передний край обороны и ни при чём скопления небесных тел, увиденные в объектив радиотелескопа? Тем более что, как выяснилось, у радиотелескопов не бывает объективов!..

На дорожке зазвучали голоса, послышались шаги, и Маруся почему-то вскочила. Со стороны клумбы показалась Агриппина, следом за ней Гриша – собственный Марусин Гриша – почему-то без футболки и без очков, с масляным пятном на лбу и переносице!..

– Ты мне просто покажи, где щиток, – говорил Гриша, – а там я разберусь.

Не взглянув на Марусю, он зашёл в дом, чем-то там пощёлкал и заорал на весь сад:

– Сергей Сергеич, включаю!

– Давай!.. – донеслось через некоторое время как из-под земли, впрочем, из-под земли и донеслось!

Вновь щёлкнуло, и где-то в отдалении ровно и приглушённо загудело.

– Ну?! – воскликнул Гриша тоном победителя. – Я же говорил!

И сбежал с крыльца.

– Кажется, сделали, – заметила Агриппина. – Ура!..

Из травы перед террасой приятно зацокало и застрекотало, вверх ударила водяная струя, и пошла раскручиваться поливалка!.. Бриллиантовые брызги повисли в воздухе, и сразу запахло свежестью.

– Может, кофе сварить?

– А? – Маруся заворожённо смотрела, как солнце прыгает и кувыркается в каплях.

– Или обедать?

– А?..

– Деда, ну что? Починили?

– Ты же видишь! – Крепкий, жилистый, загорелый, как астраханский рыбак, старикан в одних только вытянутых тренировочных штанах, подпоясанных солдатским ремнём, поднялся по ступеням на террасу, налил себе квасу и, не отрываясь, выпил. Полуголый Гриша тоже подошёл и тоже выпил залпом.

– Реле давления, чтоб его, – сказал старикан и налил себе ещё.

– Провод отгорел, – поддержал его Гриша и тоже налил. – Зачистили и прикрутили.

– Бабушка правильно говорит, что насос менять давно пора, – влезла Агриппина.

– Бабушке бы только менять! – гаркнул старикан. – А что там менять?! Ещё послужит!

– Ничего не нужно менять, – опять поддержал его Гриша.

– Обедать, обедать, – приказал старикан, с наслаждением отдуваясь. – Пятый час! Граня, подавай!

– Сей момент! – отвечала красавица Граня. – Ты бы штаны поприличней надел, деда!

– А что такое? Ах да!.. – Он ни с того ни с сего поклонился Марусе. – Вы меня извините, барышня, я без галстука.

– Да ничего, – пролепетала Маруся.

– А я там в клумбе футболку забыл, – сообщил Гриша.

– Граня, майку чистую ему принеси! Он свою уделал!

– Да, сейчас, дед.

– Там, за беседкой, летний душ, – сказал профессор Астров Грише. – Ты пойди ополоснись. Вода в баке прогрелась, лучше не придумаешь! Полотенца чистые на полке, а шлёпанцы можешь вон те надеть. Иди, иди! А я сейчас…

Они говорили, двигались, действовали, как будто не было ничего более естественного и правильного, чем отправлять незнакомого молодого человека в душ, потчевать обедом, выдавать ему из запасов чистую футболку!..

Гриша как ни в чём не бывало отправился в «летний душ», старикан куда-то делся, а Граня внесла тяжеленный поднос, уставленный тарелками и стаканами. Под мышкой у неё был какой-то ком.

Она поставила поднос на стол и запулила в Марусю комом:

– На, отнеси ему. Она совершенно чистая.

Маруся поймала футболку и, оглядываясь на террасу, где Агриппина, напевая, расставляла на столе тарелки и раскладывала приборы, пошла в глубину участка. Сосны здесь стояли просторно, широко, в зарослях бузины возилась и попискивала какая-то птица, и висел между деревьями полосатый гамак.

«Летний душ» оказался далеко, у самого забора. До Маруси доносились шум льющейся воды и Гришино блаженное фырканье.

– Гриш! Гриша!..

Никакого ответа, фырканье и хрюканье.

– Гриш, я тебе футболку принесла!..

Хрюканье и шум воды прекратились, отдёрнулась занавеска со слонами и жирафами, и перед Марусиным взором предстал Гриша, совершенно голый.

Несколько мгновений они молча глядели друг на друга, а потом разом завопили:

– Ты что?! Закрой занавеску!.. Я тебе футболку!.. Вон там положи!.. Я не нарочно!..

Занавеска была судорожно задёрнута, слоны и жирафы закрыли голого Гришу, Маруся перекинула футболку через перекладину и только тут захохотала.

– Ну, ты даёшь, – говорил из-за занавески Гриша. – Я тут моюсь, ты что, не знаешь, что люди моются… без штанов?!

– Без галстука, – поправила Маруся, давясь от смеха.

– Ещё смеётся надо мной!

– Я не над тобой, я просто так!

– Знаю я как!..

Он выскочил из-за слонов и мгновенно намотал ей на голову мокрое полотенце.

– Так-то лучше.

Маруся сдёрнула полотенце, собираясь страшно отомстить, но он оказался очень близко и сразу схватил её за плечи.

Маруся попыталась вырваться, не смогла и уставилась на него – слишком близко. Так близко в последний раз они были, когда купались в речке Северке, а с той поры никогда. Да и надобности никакой не было так… приближаться друг к другу!..

Его ладони оказались прохладными, на незагорелой коже капельки воды, и волосы мокрые. Без очков он делался слеп и теперь смотрел на неё каким-то странным, как будто несфокусированным взглядом. Он был худой, как подросток, рёбра, локти, ключицы острые и угловатые, джинсы съехали на бёдра.

Маруся быстро и коротко вздохнула.

Гриша продолжал молча смотреть на неё.

– Ты что? – шёпотом спросила она, хотя прекрасно понимала – что. – Отпусти меня.

Он не пошевелился.

Маруся взяла его за руки, подержала их ладонями вверх и оттолкнула. Он шагнул назад.

– Что ты делаешь?

– А ты что делаешь?..

Всё изменилось, подумала Маруся с внезапным ужасом, что-то теперь будет?..

Не глядя на неё, Гриша нацепил очки, потом стал надевать майку, уронил очки, они клацнули по деревянному настилу. Он нагнулся и поднял их.

Маруся собралась было взять его за плечо и ещё пять минут назад обязательно взяла бы, но сию минуту, сейчас, это оказалось совершенно невозможно, нельзя. И оттого, что это было нельзя, Марусе очень захотелось к нему прикоснуться. Никогда раньше ей не хотелось его касаться!..

– Пошли, – бесцветным голосом сказал Гриша, и Маруся поплелась за ним.

– А-а, – закричали с террасы, когда они приблизились, оба тихие и как будто пришибленные. – Наконец-то!.. Щи стынут! Водка греется! За стол, за стол!