Владимир Земша - Курсантская исповедь Страница 12

Он снова отставал. Да и терять ему было уже нечего. И он потерял стимул особенно напрягаться, напротив, демонстрируя всем своим видом, что не собирается спешить. Он спокойно одевался, без излишней суеты.

В глазах старшины пробежали какие-то чёртики:

– Это кто это сказал? Очень умный, товарищ курсант? Благодаря вам, товарищ курсант, рота будет тренироваться до утра! Пока вы не научитесь! – он надвигался медленно, подобно бегемоту, способному проглотить и не поперхнуться.

– Товарищ старшина, а коллективные наказания также запрещены, – послышалось рядом.

– А это кто тут ещё умничает?! – старшина повернул голову.

Это был Тимофеев.

– Та-а-к! Завтра, вместо личного времени, рота будет заниматься тренировкой отбой-подъём. Причём, на плацу…

Рота зашипела на провинившихся. Казалось, их сейчас порвут на тряпочки дневальному. Но некоторые умудрялись всё ещё ехидничать.

– Это как, на асфальте, что ли? – кто-то усмехнулся.

– Нет, товарищ курсант! С коечками, стульями и тумбочками, которые вы туда вынесите, – лицо старшины выражало ликование.

Он записал ещё одну фамилию «вякнувшего» в «чёрный блокнот». Замкомвзвода и командиры отделений также усмехались, словно предвкушая будущие «минуты власти». Но некоторые из них тупо молчали, закатив глаза. Было очевидно, что всё это им нафиг не нужно. Ведь все эти «тренировки» и «дрючки» для основной массы младших командиров также ещё та нагрузка! Они-то сами добровольно лишают и самих себя отдыха, сна, покоя. Но курсантам эти властные младшие командиры казались слепленными из металла и бетона. Они только формально были курсантами, но, по сути, находились от них «по другую сторону», идя своим сержантским путём к выпуску, к таким же как и у всех лейтенантским пагонам! Сама мысль о том, что они нуждаются в сне и отдыхе, казалась абсурдной. Такой же абсурдной, как и мысль о том, что принцесса может ходить в туалет… Разве старшина с замкомвзводами могут хотеть спать? Нет! Они с радостью поднимут вас за полночь и будут компостировать мозг. С удовольствием погонят вас на восемь километров по грязи на зарядку каждое утро. Они разденутся сами и заставят вас раздеться в 10 градусный мороз и бежать с голым торсом, ведь им самим-то ни грязь, ни мороз не страшен. Да они все только того и ждут! А не нравится, товарищ курсант, – до свидания! Никто никого тут не держит! Только сперва рядовым в войска отдать долг Родине до конца, а уж только после – домой….

(Грустно было смотреть на выбывающих курсантов, переодетых в солдатскую форму, перед отправкой. Их красные погоны, уже без жёлтых курсантских полосок, с буквами «СА» вместо «К», солдатское «хэбэ» вместо «пэша», «жучки» (солдатские шапки), навевали грусть на остальных курсантов. Лишь ещё оставленные им курсантские яловые сапоги вместо солдатских кирзачей, напоминали о том, кем были они ещё несколько дней назад! Такие родные знакомые лица теперь были облачены в совершенно иное обличие. Казалось, это всё маскарад такой. Но, увы! Это становилось реальностью!

«Прощайте, друзья! Может, вам повезёт там, в этой какой-то дикой, тёмной и непонятной гражданской жизни, не сулящей ничего хорошего! Но, сперва, вам ещё предстоит потоптать солдатскими сапогами свой долгий путь к дембелю, пока ваши товарищи-курсанты, продолжат свой ранее вместе начатый путь к офицерским погонам. И тем, кому уже за двадцать, и тем, кто ещё едва дотянул до семнадцати и уж никак ещё не дотягивал до «призывного возраста»! Всем им предстояло идти в Советскую Армию рядовыми солдатами! Кстати сказать, это и удерживало очень многих от «рокового шага» в никуда…)

– Сейчас Тимофеев и Шаталов в каптёрку со швабрами!

Рота-а-а! Сорок пять секунд отбой!

Рота кинулась к койкам. На этот раз, почти уложившись в норматив.

– Вот видите, товарищи курсанты, можете, когда захотите! Теперь минута времени, заправить обмундирование…

– Макс, мне ещё ночью сегодня конспект по ППР писать за прошлый наряд, так я немного раньше закончу полы фигачить, ладно? – Тимофеев обратился к приятелю с просьбой.

– Ну, знаешь! Сдадим сперва старшине работу, а потом пиши себе хоть до самого утра!

– Да-а-а! Я-то тебе помогал, когда тебе было нужно.

– А я тебя не просил! Ты ведь всегда такой расторопный, вот и успеешь! – пожал плечами Шаталов.

(Это был ещё один урок, гласивший, что можно не спрашивая желания и, не ожидая просьбы других, делать людям добро, но не стоит рассчитывать на их встречную благодарность, ибо чаще мы получаем «я тебя об этом не просил…». А порой, вместо благодарности, может произрастать и зависть, порой переходящая даже в ненависть. Так что, «доброе дело» имеет ценность именно в тот миг, когда его делают. Утверждение о том, что «воздастся сторицей», не состоятельно. Не воздастся. Хорошо, если маленькая толика ваших добрых дел вернётся к вам хотя бы голой, но искренней благодарностью. Не каждый чувствует потребность и обязанность в том, что бы воздать добром за добро. Но всё же творите добро и не ждите в ответ ничего, кроме чёрной неблагодарности. Ибо это нужно, прежде всего, вам самим. Не ждите слишком много от людей вокруг, тогда не придётся в них разочаровываться… Ведь чем более они эгоцентричны, тем менее испытывают искреннюю потребность в совершении добра, требуя внимания всего мира лишь к собственной персоне. А если у них нет потребности в этом, значит если они и совершают дела благие, то лишь как обременительную обязанность, а вы ведь, совершая по отношению к ним добро, их ни к чему не обязывали! Так что если уж и хотите «воздаяния», то фиксируйте «должок» незамедлительно, «баш на баш», только слишком уж это как-то по-коммерчески… Поэтому лучше будет, если и вы сами начнёте обращать внимание на совершаемые по отношению к вам добрые поступки, а не только ждать этого от других. Научитесь сами быть благодарными, глядишь тогда только и «воздастся всем сторицей»! Ведь всегда нужно начинать с себя, прежде чем требовать от иных.)

«Мышкари»

Лес окутан белой дымкой, ветер листья ворошит

Туча хмурая гуляет в небесах седых, молчит

Тишина, лишь где-то тихо слышно пенье ручейка

И тоскливые берёзки наклоняются слегка.

Ручеек бежит, искрится, лижет камушки на дне

Средь коряг прогнивших рыба засыпает в глубине

Слёзы свежие сверкают на завянувшей листве

Ветер листья обрывает и гуляет в серой мгле.

Вся природа словно плачет, осень дышит дремотой

По земле таёжной скачет, принося тайге покой

Верхнебуреинский р-н, БАМ.

Осень в этих краях, подобна красочной вспышке. Природа торопливо отдаёт вызревшие плоды короткого лета, бурно увядая на глазах, сопровождаясь массовым бегством всего живого! Это напоминает смелое массированное наступление зимы на быстро и трусливо капитулирующее лето.

Но всё же, не всё живое покидает эти края! Есть тот, кто, преодолевая сотни и тысячи километров, наоборот стремится сюда, выбиваясь из сил, преодолевая немыслимые преграды! Это тернистый и неблагодарный путь, забирающий жизни большей части этих беззаветно преданных зову своей совершенно неласковой Родины! Это путь к местам своего рождения! Путь на нерест лососевых! Хоть и совершенно не ласково встречают их здесь! Кровью и потом проложен этот путь, подобный восхождению на Голгофу! За что послал господь этим тварям божьим такие немыслимые мучения? Каков в этом великий замысел творца? А, не так ли всё и у нас, у людей!? За что нам, людям русским столько страдать отмерено за право на своё место под солнцем? А всё же нет ничего краше её, суровой и неласковой, но всё же родной и единственной на всём белом свете Родины! Росси-и-я! Видимо на то его, Гóспода, особая воля, принять которую нам суждено во имя нашего же спасения. Спасения же души нашей, но не тела тленного!.. И за это мы должны быть ему безмерно благодарны!..

– Вставай, сынок! – Женя услышал голос отца. Солнце ещё не встало, за окнами была кромешная темень.

Женя поёжился, тепло одеяла покидать явно не хотелось. Но впереди была рыбалка! Женя подскочил. Умылся под струями ледяной воды. Через полчаса, они с отцом, экипированные по-таёжному, уже грузились в подошедший УАЗик.

– Что Женька! Разбудили? Спать бы и спать ещё, а? – Андрей Чон, сослуживец отца, подмигнул сонному мальчишке.

– Ага!

– Да ты залезай, да спи себе дальше на заднем сидении!

Женька отодвинул лежащий на сидении АКС – автомат Калашникова со складным прикладом, устроился подобней и продолжил прерванный сон…

Уазик прыгал по ухабистой насыпи, извивающейся среди сопок и марей, среди дикой природной стихии, разбросившейся своими бесконечными просторами, ещё не освоенными человеком, вырывая мощным прожектором из мглы желтые бугры гравия, глинистые борозды от колёс, чавкающие лужи, палки и брёвна. Светало. Всё ярче и ярче проступали на небе очертания сопок и хмурые макушки сосен. Отступала мгла и солнечный свет совершал, словно волшебное превращение мрачного жутковатого леса в лес, наполненный жизнью и сказочным таёжным великолепием, полным загадок и открытий.