Дмитрий Барчук - Александрия Страница 12

– Но зачем вам понадобился императорский титул? – недоумевал Александр. – Вы были Бонапартом, а стали всего лишь императором. В моих глазах это понижение.

Наполеон задумался. Уже совсем стемнело. На лугу застрекотала ночная живность. В ближнем перелеске заухала сова. А на небе появились мириады звезд. Корсиканец поднял глаза вверх и стал что-то высматривать в этом сверкающем великолепии. Александр не понял поведения собеседника, но тоже посмотрел на небо. И вдруг с небосклона резко сорвалась одинокая звезда и, оставив после себя лишь воспоминание об искрометном секундном полете, исчезла в бескрайней черноте.

– Вот он, знак судьбы! – по-мальчишески возрадовался Наполеон. – Моя мать рассказывала мне, что в самый канун моего рождения над нашим домом пролетела комета. Я верю в свою звезду. Сама судьба хранит меня и направляет на великие свершения. Так было на Аркольском мосту, когда я поднимал своих солдат в атаку под ураганным огнем австрийцев. Выжить в том кровавом месиве был один шанс из ста. Но я выжил. А однажды в Египте я лег отдохнуть под древней крепостной стеной и уснул. Вдруг раздался страшный грохот. Это обвалилась стена. Многих завалило обломками насмерть, а у меня ни царапины. Только пыль веков на мундире и древняя камея с изображением императора Августа на груди.

Александр смотрел на собеседника зачарованно, как влюбленная женщина. Ведь он знал, что такое Провидение и как оно может вести человека по жизни, особенно того, который верит в свою звезду.

– И тогда я окончательно уверовал в собственное предназначение. Нет, Ваше Величество, власть – это на самом деле удел избранников судьбы. Меня, безродного лейтенанта, короновал сам Папа, единственного из всех правителей после Карла Великого. Только, в отличие от Карла, не я приехал к Папе, а Папа приехал ко мне. Уставшая Франция хотела новой монархии, оплодотворенной революцией – великими идеями равенства людей перед законом. Как двести лет назад Московия, измученная Смутным временем, призвала на царство вашего предка. Только меня избрали не бояре. Я сам пришел по велению Судьбы, чтобы основать новую просвещенную династию в одряхлевшей Европе.

– А что если ваш наследник окажется недостойным вашей славы, вашего величия? Ведь такое случается очень часто, когда природа отдыхает на детях гениев. Если он будет походить, скажем, на столь ненавистного вам Людовика Восемнадцатого… Тогда французам снова придется устраивать революцию?

К этому вопросу Наполеон, похоже, не был готов. Он задумался на некоторое время, а потом ответил:

– Я постараюсь не допустить, чтобы мой сын хоть в чем-то походил на Бурбонов. Но, если честно, то я так далеко еще не загадывал. У меня сейчас столько врагов, что успеть бы разобраться с ними. Чтобы сыну не оставить их в наследство. Хотя через четверть века будет совсем другая Европа, другие вызовы истории, которые, вы правы, придется решать уже не мне.

– Но если вы верите в помазание Божие правителей, то казнь одного из них, герцога Энгиенского, должна была отвратить от вас Божью благодать? – недоуменно спросил Александр Павлович, пытаясь для себя уяснить «правду Наполеона».

Эта фраза, больше сказанная Александром для себя, сильно задела собеседника. Он вновь взвился и почти прокричал:

– Роялисты покушались на мою жизнь. Нужен был показательный суд над одним из Бурбонов. Чтобы мои враги увидели, что революция умеет защищаться. А чтобы они уяснили себе: моя гибель ничего не изменит, на трон взойдет наследник, – мне самому понадобилась корона. Герцог был замешан в покушении на правителя страны. А к убийцам, готовящим покушение на правителей, нужно быть беспощадным. Если бы вы, Ваше Величество, узнав, что убийцы вашего отца находятся за границей, захватили их, я бы никогда не возражал.

И Наполеон бросил полный ненависти и презрения взгляд на гуляющего рядом с его шатром барона Беннигсена. Александру нечего было на это ответить. Он встал из‑за стола, откланялся и пошел в ночь. Барон двинулся за ним.

– Немецкий городок Эрфурт. Сентябрь 1808 года. У Наполеона проблема с Испанией. Его войска терпят одно поражение за другим. А тут еще своенравные австрияки в любой момент могут выступить против него. Ему не осилить войну на два фронта. И он хочет убедить своего друга Александра в случае войны с Австрией поддержать Францию. Их нынешние переговоры, в отличие от походных условий Тильзита, проходят в парадных залах и театральных ложах. Наполеон – сама любезность, старается развлечь русского царя, как только может. Вызвал немецких королей, принцев и министров из Рейнского Союза с целым цветником жен и любовниц. Зная слабость царя к прекрасному полу, он привез в Эрфурт даже труппу «Комеди Франсэз»…

– Как вам нравится мадемуазель Жорж, мой друг? Она великолепна, не правда ли? А как кокетлива с вами мадемуазель Дюшенуа. Вы ей определенно понравились, Ваше Величество, – шептал на ухо сидевшему в соседнем кресле Александру французский искуситель на спектакле «Эдип», поставленном великим Тальма.

– А по мне лучше мадемуазель Бургонь. Своими пышными формами она напоминает мне русских красавиц, – признался царь и заговорщицки спросил Наполеона. – Как вы думаете, она мне не откажет?

Тот рассмеялся и прошептал:

– Уверен, что нет. Правда, весь Париж вскоре получит подробное описание Вашего Величества с головы до пят… и самый подробный рассказ о…

Царь хитро улыбнулся. Он подумал в этот момент о «маленьком друге» своего друга. Эта тайна Наполеона давно уже перестала быть тайной в великосветских кругах. Его бывшие любовницы, желая отомстить ему за нарочитое высокомерие в амурных делах (спать с женщинами, не снимая сапог, а в перерывах писать декреты), давно уже раструбили об его физиологических особенностях. Однако вслух Александр только поблагодарил Наполеона за разъяснение, точнее, за спасение.

Официальная же часть переговоров складывалась гораздо хуже. Александр постоянно напоминал Наполеону об обещанном в Тильзите Константинополе и проливах и не хотел подписывать простого письма с угрозами в адрес Австрии, не говоря уже о заключении военного союза. Поняв, что силовым давлением от царя ничего не добьешься, Наполеон сменил тактику. И однажды вечером он завел такой разговор.

– Беспокойная жизнь меня утомляет. Я нуждаюсь в покое и хочу дожить до момента, когда можно будет отдаться прелестям семейной жизни. Но это счастье, увы, не для меня. Без детей не может быть семьи. А разве я их могу иметь! Моя жена старше меня на десять лет. Я прошу простить меня: все, что я говорю, может быть, смешно, но я следую движению своего сердца, которое готово излиться вам.

И, может быть, тогда он впервые произнес слово «Развод».

– Его предписывает мне судьба. И этого требует спокойствие Франции. У меня нет наследника. Мой брат Жозеф ничего собой не представляет. Я должен основать династию. У вас есть сестры. Я отдам России Константинополь за руку вашей сестры!

Царь медлил с ответом.

– Если бы дело касалось только меня одного, то я бы охотно дал свое согласие, но этого недостаточно. Моя мать сохранила над своими дочерьми власть, которую я не вправе оспаривать. Я могу лишь попытаться на нее воздействовать. Возможно, она согласится. Но я все же не решаюсь за это отвечать. Поверьте, мной руководит истинная дружба, – дипломатично высказался Александр.

Но когда по возвращении в Петербург он передал предложение Наполеона вдовствующей императрице, на него обрушился весь материнский гнев.

– Блестящий мезальянс! Ваша дружба с Наполеоном и так дорого обходится России. Казна пуста. За год участия в английской блокаде рубль обесценился наполовину. Дворянство ропщет. Берегитесь, Ваше Величество, вы можете кончить, как ваш отец. Уже преданные нашей семье придворные задумываются, а не применить ли против вас азиатское лекарство. Даже мне, вашей матери, неприятно обнимать друга Бонапарта. А теперь вы еще собираетесь отдать на съедение этому минотавру свою родную сестру. Только через мой труп!

– Но, маман. Я говорил с Катрин. Во имя России она согласна на эту жертву, – робко возразил император.

– Я еще раз повторяю. Покуда я жива, никогда Романовы не породнятся с Буонапартэ. Даже если он вам пообещает всю Османскую империю!

Через месяц Екатерина Павловна поспешно вышла замуж за принца Гольштейн-Ольденбургского, тщедушного и прыщавого заику, которого Александру Первому пришлось назначать губернатором в Тверь, ибо другого занятия и места жительства у новоявленного родственника просто не было.

Но Наполеон не теряет надежды породниться с Романовыми, и в конце 1809 года через своего посла в Петербурге Коленкура сватается к младшей сестре русского царя Анне. Теперь он предлагает Польшу в обмен на русскую великую княгиню.