Валида Будакиду - Пасынки отца народов. Квадрология. Книга вторая. Мне спустит шлюпку капитан Страница 12

За какие такие «грехи» именно Аделаида должна быть «лучше всех», она по-звериному чувствовала кожей, но пока не совсем понимала мозгами. Собственно, очень даже обидно: почему она, впервые в жизни получив «двойку», должна бояться идти домой?! «А может, вовсе не надо бояться?» – вдруг встрепенулась она, даже мотнув головой в такт своим мыслям. Как это в той сказке про зайца, который тоже всего боялся, боялся, а потом взял, разозлился и перестал бояться? Вдруг мама и папа как раз поймут, что произошло, как она испугалась Лилю Шалвовну с пряжками на туфлях и названий министерств? Малиной, которая пересадила её на первую парту? Как она испугалась слова «директорская», испугалась трубных речей завуча, её грозных обещаний «наконец разобраться, кто из них в классе чего стоит, и кому за какие глаза оценки ставят?!»

«Какая я глупая!» – Аделаида прямо опешила. – Конечно, я зря столько переживала! Даже температура поднялась, то ли простыла, то ли просто так, и сидела дома столько дней! На самом деле всё так просто! Ведь мама любит меня! Хоть, как она это называет – «люблю в строгости», но ведь любит же! Она всегда говорила, что всё делает для моего же блага, живёт для меня. Она всё поймёт и наоборот пожалеет. Ещё, конечно, надо будет извиниться. Сказать, что больше такое не повторится. Скорее всего, немного поругают для вида, но потом простят… Ладно! – вдруг приняла решение Аделаида. – Приду и сразу скажу вот так: Да! Я по математике получила двойку! Да! Я виновата! Я больше не буду и обязательно оценку исправлю! Я войду в колею и не останусь за бортом! Я буду усидчивая и не буду отвлекаться. Я перестану быть «несобранная». Я обязательно позанимаюсь дополнительно. Если хотите – я решу все задачки из учебника, а вы потом позвоните Береговой и она вам скажет: правильно ли я их сделала. За честное признание меньше наказания! Не убьют же меня мама с папой, в самом деле! Эх… И всё-таки, если б это была суббота, и деда бы приехал на своём «Запорожце» из Большого Города, как раньше, при нём бы точно не стали сильно ругать… Тогда мама была бы в хорошем настроении и всё было по-другому…

И деда даже не заступился, а просто посоветовал, как теперь поступить! Только он не приедет… Надо самой… Вот приду и прямо с дверей так и скажу! И не буду ждать, пока спросят: что получила? Да, папа ещё говорит: «Что принэсла?». Не буду ждать, пока спросят: «Что принэсла?»! Что, что? – Агнию Барто! Нет! Так не пойдёт! Надо принять серьёзное и грустное выражение лица и прямо с порога начать очень твёрдо и решительно: «Да! Я плохая ученица!..» Как там было дальше?..»

Однако чем ближе она подходила к дому, тем быстрее испарялась её решимость. Вот уже показался высокий шпиль Дворца Культуры металлургов. Розовые коттеджи… Садик с разбитыми лавочками…

«Нет. Всё-таки попадёт. И попадёт сильно… – она снова замедлила шаг, – плюс влетит за то, что опоздала после уроков! Завтра вторник, и папа, конечно, придёт в школу… И… и будет говорить с Лилией Шалвовной и Малиной… и другими учителями… ещё по истории я тогда забыла тетрадь и не знала про эту Первую революцию…

Вот произошло бы что-нибудь волшебное, как в сказке или в кино! Там всегда в последний момент кто-то приходит на помощь, и всё меняется! Как любит повторять мама во время разборов художественных произведений:

…почему Руслан преодолел все трудности и женился на Людмиле?

И надо вместе с мамой в два голоса на распев отвечать:

Потому, что добро-о-о всегда побеждает зло-о-о!..

В кино тоже все добрые, красивые и в конце обязательно женятся. Простой пример: в фильмах про войну сразу видно, что немцы отвратительные, тупые и злые, именно поэтому наши их и победили. И опять – добро победило зло – страшилищ со свастиками на мотоциклах и в чёрных касках!

Аделаида очень любит ходить в кино или смотреть его дома. Целых полтора часа можно молча не сводить глаз с экрана. Правда, мама часто в самый интересный момент начинает что-то спрашивать, как будто ей уже надоело, что никто на неё уже пятнадцать минут не обращает внимания. Начинает спрашивать, погладила ли она свой пионерский галстук на завтра, как будто об этом нельзя спросить позже! Если Аделаида, сразу не расслышав вопроса, ёрзает по стулу:

– Ну, мама! Ну, подожди! Самое интересное показывают!

Мама очень сердится:

– Не «нукай»! Я тебе не лошадь! Забыла спросить: когда мне можно говорить, а когда молчать! Спрашивают – значит, отвечай! Погладила, говорю?! На меня смотри! Я с тобой разговариваю!

Кинотеатр совсем недалеко от дома. Метрах в двухстах. Обычно они всей семьёй ходят на просмотры, не зная названия фильмов. Когда дают два первых звонка, папа вдруг говорит:

– Пашлы в кино! (Пошли в кино!)

Они с Сёмкой радостно скачут вокруг него. Мама надевает пальто прямо на домашний халат и они, опаздывая к журналу, перебегают дорогу.

С кино вообще проблема. В городе несколько кинотеатров. Но мама ходит только в Дом Культуры напротив дома, потому, что в КТМ – кинотеатре металлургов «звук плохой». До «Ласточки» ехать далеко. На «Химиках» собирается «шваль».

Что такое «шваль», Аделаида не знает, но, наверное, что-то плохое, потому что, когда мама ругается, она так и говорит:

– Что у тебя за друзья?! Шваль настоящая!!!! И ты – шваль! Уличная шваль! – и очень уверенно Аделаиде каждый раз обещает: – И ты пойдёшь по рукам!

Нет никакой разницы – хороший фильм идёт в этих «Химиках» или плохой, мама никогда не будет его смотреть, зная, что на соседнем стуле рядом с ней и ей семьёй в «Химиках» сидит и смотрит тот же самый фильм «шваль»!

Дом Культуры напротив дома не отапливается, и в начале сеанса очень холодно. Мама не разрешает сидеть в пальто:

– Сними! А то когда выйдешь из помещения – замёрзнешь! Сними пальто сейчас же!

Аделаида молча снимает пальто и мёрзнет весь сеанс. После фильма, когда она старается натянуть на себя ледяное пальто закоченевшими руками, оно её уже совсем не греет. Холодно! И холодно как-то не снаружи, а внутри, как будто все кишки слиплись и стали похожи на мясо из морозилки.

– А ты побеги вон до того дерева, – говорит мама, – туда и обратно, и сразу согреешься!

Аделаида бежит на непослушных, негнущихся ногах. Они подкашиваются, в них щекотятся мурашки, и всё зря – бег до «того дерева» не согревает… Хочется горячего чаю. Зачем было полтора часа сидеть без пальто, что потом «не замёрзнуть»?! Ведь до дому минут пять ходьбы! Может, лучше замёрзнуть «потом» и на пять минут, чем щёлкать зубами весь фильм, теряя линию сюжета?

Вообще мир устроен очень странно. Или нет: это скорее её мир устроен очень странно! Она же видит – все вокруг живут интересной, насыщенной жизнью, полной радостей и неожиданностей, ходят друг к другу в гости, что-то коллекционируют, посещают кружки, занимаются спортом. Только она, Аделаида, из кинотеатра напротив дома почему-то как бы и не вышла. Она осталась сидеть на жёстком стуле в холодном зале совсем одна. Все давно разошлись по своим тёплым домам, а она смотрит нескончаемое чёрно-белое, какое-то неправдушнее кино, в котором не может ни поучаствовать, ни поправить сюжет, ни встать на сторону добра или зла. И выключить проектор тоже не может… Он где-то в другой, спрятанной комнате. Поэтому надо жить каждый день. Жить так же, как жила – вчера, сегодня, завтра, послезавтра. Надевать на кухне фартуки, в которые сморкался Сёма, и есть на переменках омерзительное яблоко под названием «белый налив». Может быть, именно из-за этого она всегда хочет, чтоб было не так, как будет? Вот в кино кто-то кого-то потерял, а ей совсем не хочется, чтоб нашёл! И она всегда ждёт, ну, может хотя бы сейчас это самое надоевшее «добро» не сможет победить «зло»? Или в кино кого-то ранили и этот раненый в больнице. Она уже заранее знает, что он вылечится, выздоровеет и всё у него станет ещё лучше, чем было. А ей не хочется, чтоб он вылечивался! Она хочет, чтоб всё было по-другому! Чтоб было интересно! Ну вот умер, например. Или вот недавно сын одной учительницы с их школы попал под машину. Он катался на велосипеде, и его сбили. Его положили в больницу. Аделаида так надеялась, что он умрёт! Совсем не потому, что она эту учительницу не любила! Да она и не знала её вообще! Хотелось, чтоб умер потому, что это необычно. Будут похороны, соберутся люди и будет очень интересно. Когда умирает старый – неинтересно, потому что старые и умирают постоянно, а когда молодой – совсем другое дело! И потом ещё долго про это будут все в Городе говорить!

В присутствии смерти теперь у Аделаиды всегда возникает чувство болезненного ажиотажа. Это ни с чем несравнимое ощущение чего-то из ряда вон выходящего, но в то же время очень приятного и таинственного. Она всегда старается заглянуть в гроб, чтоб увидеть – симпатичный или нет? Если умер симпатичный – это ещё интересней. Лица, правда, совсем другие, не такие, как на улице, но видно-то всё равно, кто какой! Конечно, здесь «добро не побеждает зло», и это здорово. Щекотится всё внутри… Всё совсем не так, как мама говорила! Или вот недавно тоже какая-то девочка отравилась газом. Вот! Её прямо хоронили в школьной форме, с большими белыми бантами и пионерским галстуком. Было очень интересно! Они с Кощейкой шли почти за гробом и всё время смотрели не неё.