Валерий Ковалев - Золото по ленд-лизу Страница 12

– Это потому, что салажонок ты еще, Санек, да и в лагере почти дошел. Так, что давай, наворачивай. А мне не впервой. Считай третий раз к своим выхожу – жестко прищурился старшина, блестя глазами.

Приятели стали жадно глотать сочную рыбью мякоть, обсасывая кости, а потом принялись за грибы. Пресные, но вполне съедобные.

– На вот еще, хлебни. У фрица в кармане нашел, – протянул старшина другу миниатюрную плоскую фляжку.

– Когда успел? – я и не заметил.

– И В Ростове мало кто замечал. Я пацаном водился с беспризорными и по карманам ловко притыривал, – беззвучно рассмеялся Тим.

     С одесского кичмана, Сбежали два уркана, Сбежали два уркана, Да домой, Лишь только уступили, В ростовскую малину, Как поразило одного, Грозой…

с чувством напел он, подмигнув Сашке

– Вот жалко курева у фрица не оказалось, видать здоровье берег. Щас бы в самый раз подымить (вздохнул).

Сашка отвинтил колпачок, сделал глоток из фляжки и поморщился.

– Ну как? Получше «шила»? – поинтересовался старшина.

– А я его на «охотнике» один раз только и пробовал. Боцман не давал. Тоже говорил, что салага.

– Это коньяк, – приняв у него фляжку, сделал глоток и Тим. – Давай теперь ногу твою поглядим и спать.

Морщась, Сашка поднял до мосластого колена широкую штанину робы. Нога, от щиколотки до лодыжки, у него сильно посинела и распухла. Тим отчекрыжил финкой от парашютного лоскута длинную ленту и крепко забинтовал ею ногу матроса.

– Типа тугой повязки. А теперь спать. Утро вечера мудренее.

Друзья, как и в прошлый раз, сдвинули в сторону от прогоревшего костра горячие угли, вынули из котомки унты и скользкое полотно шелка, после чего улеглись на теплый гранит.

Унты они сунули себе под головы, полотнищем накрылись сверху и закрыли глаза. С неба невесомо продолжал сеять мелкий снег. Кружась в воздухе и не тая.

Утром, когда друзья проснулись, накидка и все тундра кругом, были покрыты его серебром, которое искрилось в лучах робкого солнца.

– Лето и зима одновременно, – пробурчал Сашка, стряхивая снег с шапки, и сладко зевнул. – Впервые по настоящему выспался. Без кошмаров.

– Еще бы, – откликнулся, лежащий рядом Тим. – Мы поели и неплохо согрелись.

Затем друзья встали, умыли снегом чумазые лица, и старшина ощупал унты. Они были полностью сухие.

– Снимай свои «гады», – кивнул на Сашкины, истертые до дыр ботинки. Тот уселся на котомку, сбросил ботинки с ног, стряхнул с них драные куски мешковины и пошевелил бледными, распухшими от сырости и стертыми в кровь пальцами.

Тим разрезал надвое, служивший им скатертью за ужином кусок шелка и протянул куски товарищу. После этого стащил с ног свои размокшие пьексы, и отрезал от одной из шелковых накидок, еще два куска. Аналогичного размера.

Приятели туго навернули на ноги эти шикарные портянки, и снова обулись.

– Тим, тепло, как в печке, а веса никакого, – притопнул кожаным унтом о мох Сашка и улыбнулся потрескавшимися губами. – И кашель меня почти не бьет.

– Погрызи еще леденец и мне дай, – запихав в мешок остатки шелка, протянул к нему широкую ладонь напарник.

Матрос достал из кармана бушлата леденцы и оделил одним приятеля. С минуту они посасывали их, чувствуя на языках прохладу и щурясь от удовольствия.

Я уж и забыл, какой он есть на вкус, сахар. Оказывается сладкий, – пошутил старшина.

– А шоколад? – вскинул белесые брови Сашка.

– Так он же горький был. Ну, ты давай, достругивай приклад и готовь костерок, а я к озеру. Может рыба какая сдуру поймалась. Заодно и веток там наломаю.

Не появлялся он довольно долго, потом над озером гулко разнесся выстрел, и Сашка испуганно вскочил. Выдернув из ножен финку.

Через минуту из кустарника появился Тим, несущий в руке какую -то птицу и волокущий за собой несколько корявых сухостоин.

– Ух ты, куропатка! – удивленно воскликнул Сашка, пряча нож и всплеснул руками.

– Держи, – бросил ему еще теплую, рыжеватой окраски птицу, старшина.

– В березнячке подшиб. Там их целая стайка почками кормилась. Хороший у «вальтера» бой, – похлопал по рубчатой рукоятке торчащего за поясом пистолета.

– А вот рыбы нету, удочки я снял. Дай-ка мне портмоне фрица, там много бумажек. Я с вечера мха подсушил, может, приспособлю какую под цигарку.

Сашка достал из внутреннего кармана бушлата кожаный бумажник и протянул Тиму, а сам начал ощипывать куропатку.

Тот же, присев на корточки, достал из бумажника тонкую пачку рейхсмарок, несколько фотографий и какие-то сложенные вчетверо листки. Судя по всему, письма.

Снимки привлекли внимание старшины, и он поочередно стал их внимательно разглядывать.

На одном погибший был в парадной форме офицера «люфтваффе» и с какой-то расфранченной девицей в мехах, на втором в летном комбинезоне у «мессшершмита», а на третьей – рядом с грузным человеком. В высокой фуражке и мундире с аксельбантом, увешанном крестами, спесиво смотрящим в объектив.

– Вот тебе Геринг, – показал Сашке фото Тим. – Я видел его портрет в одной немецкой комендатуре, которую мы разгромили под Оршей.

– Ну и боров, – нахмурился матрос, заканчивая ощипывать птицу и смахивая рукой перья с колен. Кило на двести.

– И карта у этого фрица интересная, с их аэродромами и воинскими частями. Пригодится нашим. А вот из этого послания я себе самокрутку и сварганю, – развернул одно из писем старшина. – Судя по всему от «фрау. Бумага тонкая и духами пахнет.

Он ловко свернул из странички «козью ножку», достал из кармана бриджей горсть сухого бурого мха и наполнил ее. Примяв все большим пальцем. Потом взял из горящего костра ветку и прикурил. Задрожав ноздрями.

– У-у-у, – с наслаждением затянулся, и выпустил изо рта густую струю дыма. – Даже башка закружилась.

После этого, попыхивая цигаркой, Тим взял из рук Сашки ощипанную и ставшую намного меньше тушку куропатки, ополоснул ее в ближайшей лужице и насадил на шомпол.

– На, жарь пока, – протянул другу. – А я вон на ту горку взберусь, погляжу, как нам лучше озеро обходить (показал на высокую сопку).

Когда зарумянившаяся птица начала издавать дразнящий запах и постреливать в языках пламени голубоватыми искрами капающего с нее сока, старшина ввернулся и, тяжело дыша, присел у костра.

– Черт! Как вкусно пахнет. Да ты настоящий кок. Умеешь.

Затем разжал ладонь и показал Сашке два лежащих на ней кусочка металла. Это были изъеденный временем железный наконечник стрелы и позеленевшая бронзовая пряжка. С какой-то головой внутри. Зло улыбавшейся.

– Вот это да! – удивленно воскликнул матрос, взяв находки в руки и став их рассматривать. – Где взял? Я похожие видел в Эрмитаже.

– Там, – показал пальцем Тим на вершину сопки.

– На ней какое-то непонятное нагромождение камней, их довольно много, вроде колонн.

– А больше ничего нету?

– Нет, да и это я случайно обнаружил. Наколол ногу обо что-то. Нагнулся, смотрю, лежат подо мхом. Сколько этим штукам лет интересно? И чьи они, а, Саня?

– Наверное, викингов. Они с северными народами воевали, нам учитель по истории рассказывал. Слыхал о таких?

– Угу, – пробормотал старшина, – приняв назад находки. – Ну ладно, давай порубаем и в дорогу. Отложил их в строну.

Сашка рассек финкой куропатку на две равные части, протянул одну Тиму и они с наслаждением стали есть дымящееся мясо.

– Жирная, неплохо подъелась, – пробубнил старшина, вытирая ладонью текущий по подбородку сок. Приятель молча жевал, блаженно щуря глаза и дуя на дичину.

Через несколько минут от птицы не осталось даже косточек.

Тим вытер руки о мох, свернул очередную цигарку, закурил и, улыбаясь, поглядел на Сашку. Тот, причмокивая, облизывал масляные пальцы.

Потом снова взял в руки лежавшую рядом на котомке пряжку и еще раз осмотрел ее. Более внимательно.

– А ты знаешь, что на ней изображено? – потер находку о бушлат, взглянув на Тима.

Откуда? – в очередной раз затянулся цигаркой старшина, сплюнув горькую слюну. – Спроси чего-нибудь попроще.

– Это голова Горгоны.

– Что еще за голова? Впервые слышу.

– А вот послушай, – заблестел глазами матрос. – Это интересно.

По греческой мифологии, Горгона Медуза, она же стражник, защитница и повелительница, наиболее известная из трех сестер – чудовищ с женским лицом и змеями вместо волос. Ее взгляд обращал человека в камень. Была убита Персеем и упоминается в «Одиссее».

– Про Одиссея читал в книжке, – сказал Тим. – Ну-ну, давай дальше.

– Ну, так вот, – продолжил Сашка. – По преданиям, она была младшей дочерью морского волшебника Форка и единственная смертная из горгон. Родилась прекрасной, с чудесными волосами и победила богиню Афину в состязании по красоте. За что та, будучи мстительной, превратила волосы девушки в гидр, а затем предательски убила на поединке рукою Персея.