Галина Болтрамун - Храм Страница 12

Письмо было длинным, убедительным и довольно справедливым. Несмотря на это, спустя несколько недель королю доложили, что в регионе неспокойно и правитель решительно настроен на обособление. Следовало хорошо подумать, какие меры предпринять. На успех официального послания надеялись мало, просто необходимо было соблюсти формальность. Обе стороны отлично понимали ситуацию, и Верховный Бог тут был ни при чем, его лишь использовали в качестве удобного предлога. Дело заключалось в том, что Прадос в последние годы стремительно поднимал экономику, чему способствовали обилие плодородных земель и самый удобный в империи порт. Чиновники провинции при возможности скрывали от столичных ведомств реальные доходы от торговли и пытались самостоятельно завязывать контакты с заморскими купцами. Разумеется, такого порта, такой прибыльной области держава не упустит. На что же надеется заносчивый наместник? Он не в силах бороться с мощной имперской армией. Чтобы утихомирить мятежников, было решено послать боевой отряд, и возглавить его вызвался отважный принц Рей. Он торжествовал. Само провидение уготовило ему такой случай, именно теперь начнется его карьера славного военачальника и мудрого властелина мира. Король не возражал, кампания была не рискованной, и все-таки он долго увещевал наследника, подозревая, что Рей попытается действовать по своей воле.

Младший сын принес государю новые огорчения, заявив, что ему решительно все равно, отделится Прадос или нет, но если жители края имеют такое намерение, то его следовало бы, по меньшей мере, рассмотреть.

– Как ты не соображаешь! – воскликнул король. – Жители тут мало замешаны! Это правящая верхушка провинции не желает больше подчиняться законному монарху и, обманывая народ, вовлекает его в бессмысленную бойню. В чем выиграют простые люди? Ни в чем! Более того, они проиграют, лишившись многих благ, которые дает им сильное и богатое государство. Зато правитель получит безграничную власть, и ради этого он подстрекает подданных к дурной авантюре, умело играя на религиозных чувствах и не только на них.

– Но ведь и для тебя с министрами благополучие населения Прадоса – на заднем плане. Обидно терять столь богатый регион.

– Ну, разумеется! – вспылил король. – Разумеется и это! Но почему ты высказываешься так, как будто упрекаешь меня? Ведь ты принц и в числе первых должен заботиться о процветании своей родины. Когда ты научишься мыслить как именитый гражданин великой империи?

– Никогда.

– Почему же?!

– Потому что к такой науке я совершенно не способен. Ты выкрикнул, что я ничего не понимаю. Это так, мне тяжело принимать всерьез напыщенные речи, секретные козни и хитрые махинации, кто бы их ни конструировал. Я не игрок в злокачественной возне, безыскусно прикрывающейся жалким пустословием. Можно долго обсуждать любую ситуацию и снабдить правотой каждую сторону, потому что и на поприщах и в побоищах все действия связаны и взаимообусловлены. Есть знатоки и любители выводить закономерности из событий, отыскивать центры тяжести, давать оценки и делать сенсационные переоценки. Меня это не занимает. Помнишь из математики: как ни переставляй слагаемые, сумма не изменится…

Король съежился. Его разум, его нутро не хотели воспринимать тот устрашающий факт, что любимый сын – непредсказуемый чужак, а может, он просто сходит с ума. Этого не должно, не должно быть! Однако другие обстоятельства требовали сейчас более пристального внимания.

…

В столице шли приготовления к военному походу, обывателей переполнял гражданский пафос. Воины прониклись важностью момента и своей собственной, их обмундирование сверкало новизной, отличную выправку дополняли торжественные улыбки. Никто не сомневался в том, что столкновение предстояло не серьезное, большие опасности не угрожали. И все-таки дыхание войны опьяняло, заражало, на улицах зазвучали патриотические песни, знамена и штандарты поднимали настроение. И более всех был воодушевлен принц Рей. Но жаркие волны эйфории в его груди скоро начали ослабевать, странные жалящие иглы тихо шевелилось внутри, умаляли доблестный пыл и душевную окрыленность. Подчас Рея охватывало неприятное чувство как будто натянутых нервов в теле, словно кто-то исподволь укрощает его существо, пытается подчинить себе. Это надо преодолеть! Он не инфантильный истерик с дурацкими фобиями, он будущий полководец, наделенный острым и недюжинным умом; мир распахнут перед ним, он пройдет по всем его дорогам как господин, сами боги позаботились об этом. Однако нечто неудобное упорно задевало сенсорику принца, сны его стали тревожнее, а пробуждения не озарялись безотчетной радостью, как прежде. Не сумев залечить невидимые зудящие раны, после нескольких почти бессонных ночей он решился на нелегкий для себя шаг. Подавляя бурлившие эмоции, однажды вечером он явился в кабинет своего брата, смешался, неловко поприветствовал его, тяжело опустился в кресло и устало улыбнулся.

– Ты удивлен, брат?

– Пожалуй… – улыбнулся в ответ Арри.

– Я думаю, с чего начать. У меня много на сердце, Арри, хочется все выплеснуть разом, но это не получится, поэтому рассказ мой будет сумбурным, наберись терпения, мне тяжело привести мысли в согласование.

Младший брат доброжелательно кивнул.

– Вероятно, начну с того, что я проходил по саду в тот вечер, когда ты сидел в беседке с философом, и я частично подслушал ваш разговор. Что мне теперь делать? Я, конечно, прошу прощения, мне неловко… и затруднительно объяснить свой поступок.

– Ах, Рей, ты мог не таиться, а подойти и остаться с нами.

– Я верю, что вы пригласили бы меня в свою компанию и задали бы несколько светских вопросов. Извини, но ваше радушие круто замешено на бездушии. Я остался в тени, слушал не все, уходил и возвращался, я не хотел мешать, я понимал, что для вас обоих эта встреча очень важна. Я стыдился своего поведения, но в голове складывалось смутное оправдание: мне казалось, что вторгнуться к вам невозможно в принципе, настолько все произносимое не имело ни к кому отношения. Вы были заняты лишь собой, посторонних как бы вообще не существовало, столь безразлично вам было все, что вне ваших интересов.

– Ну, в большой степени это действительно так, – сдержанно подтвердил Арри, – мы с учителем многое пережили вместе, и есть вещи, касающиеся только нас.

– Теперь слушай дальше. Я не знаю, что ты намеревался предпринять, чтобы навсегда оставить философа в резиденции. Я решил тебе помочь и взять заботу на себя, ведь в таких делах я разбираюсь лучше тебя, я умею улавливать настроения отца, а этот человек, извини, был не только твоим, но и моим учителем. Короче, я, используя удобное стечение обстоятельств, выпросил у отца для него пожизненно место архивариуса.

– Архивариуса?

– Ну, естественно, главного архивариуса. Не лазить же старому и почтенному человеку по лестницам за папками на верхних полках. Эта должность, как я выявил, предполагает достаток и минимум умственных и физических затрат. Конечно, он мог бы остаться и просто так, но ему не позволила бы гордость, а он уважаем тобой и в самом деле заслуживает хорошего отношения.

Арри легко встрепенулся.

– Ты удивил меня, Рей. С момента моего обещания я тщательно обдумывал эту проблему и уже начал склоняться к тому, что нужно обратиться к тебе за советом. И вот какая развязка! Ты сам пришел и уже все устроил, я тебе очень признателен.

– Не благодари, брат, – Рей закрыл глаза и через минуту, не открывая их, вымолвил, – поздно.

– Не понимаю.

– Я уже сказал, что мне трудно в моем состоянии излагать события связно. Полдня назад или около того философ умер.

У Арри дрогнули брови, но комментария не последовало.

– Он очень хотел видеть тебя, – продолжал Рей, – он был кроткий и какой-то… просветленный, что ли. «Я наконец освободился от Арри», – заявил он. Мы с ним общались примерно полчаса. Разумеется, я перед ним тоже извинился за подслушанную беседу. Он отреагировал так же как ты, то есть никак. Потом я доложил, что мы с тобой и отец хотим назначить его главой архива, что присутствие такого компетентного и авторитетного человека при дворе сделает нам честь, ну и так далее. «Вы очень милые мальчики», – ответил он. Потом он что-то говорил о своем пробуждении, я не понял, несколько раз упоминал тебя. В какой-то момент я заметил, что он устал, бледность чуть пожелтела, и, как бы сформулировать, некий налет образовался на лице. Даже я, не склонный к мистическим переживаниям, слегка затрепетал, почувствовал себя неуютно. «Вы отдохните, – сказал я ему, – а потом я вам пришлю брата». Он задумчиво кивнул, затем зорко оглядел меня с ног до головы, как будто впервые по-настоящему увидел, и опустил веки. Недавно слуги обнаружили, что он уснул навсегда.