Артем Патрикеев - Мир за дверью Страница 12

– Не надо никуда выступать, – прервал наш разговор Дуболес. – Попробуем более экзотический, но весьма практический опыт. Давай-ка начнем с тебя, Трапезунд.

Толстая длиннющая ветка спустилась с самой макушки Дуболеса и услужливо прилегла передо мной.

– Ложись на нее, – сказал Дуболес. – И ничего не бойся.

Я лег и чуть не вскрикнул от неожиданности. Ветка зашевелилась и начала подниматься все выше и выше. Вскоре я оказался на вершине мира, точнее, на вершине самого высокого дерева в лесу – дуба-Дуболеса.

– Спокойствие! – Голос в голове не сильно успокаивал. – Поехали!

Ветка, загнутая назад прямо за дуб, рванулась вперед и вверх. Я полетел. Барону Мюнхгаузену можно отдыхать, такого полета даже он не смог бы себе вообразить. Я, еле сдерживая крик, пролетал над макушками деревьев всего леса, но что-либо разглядывать внизу никаких моральных сил уже не оставалось. Впереди стремительно приближалась сосна. Мой путь явно намеревался с ней пересечься, чего я весьма боялся, хотя, с другой стороны, дальше был конец леса, а значит – голая земля (ну, не считая травы). Что является лучшей перспективой, понять было трудно. Зажмурившись, я предоставил свой полет на волю случая.

Уже с закрытыми глазами я почувствовал легкое касание и медленную остановку. Глаза распахнулись, и я смог наконец-то, почти спокойно, вздохнуть. Я сидел на макушке длинной и стройной сосны, которая находилась на передовом заслоне леса.

– Пора обратно, – послышался голос Дуболеса, но теперь он звучал как-то издалека. Похоже, что дальность расстояния играла для него существенную роль. А ведь это было и так понятно: если бы вся земля была в его власти, то люди вряд ли смогли бы отстроить свои города и так долго и планомерно портить землю, на которой живут. Хотя всего этого точно знать я не мог, ориентируясь в основном на знания, полученные еще в прошлой жизни, но люди, они везде люди. Думаю, здесь разногласий быть не может.

Сосна наклонилась почти до земли и запульнула меня в обратном направлении. Обратный путь дался немного легче. Похоже, я начал привыкать (да любой человек, в душе которого живет ребенок, с удовольствием покатался бы на таком аттракционе, тем более, бесплатно). Дуболес мягко поймал меня веткой и спустил на землю.

Ноги еще оставались немного ватными от пережитого волнения, но в целом (и в частности) я был в полном порядке.

Теперь была очередь Ратибора.

– Посмотрел я на твои полеты, классно получилось. Теперь попробую и я не закричать.

После запуска я наблюдал за его полетом по карте. Похоже, что Ратибор справился и удержал крик от выхода наружу. Вскоре он вернулся (Ратибор, а не крик) и присел рядышком.

– Это было круто! – только и смог он выдавить из себя, а потом задумался. – Честно говоря, даже не могу подобрать нужных слов, чтобы описать ощущения, которые я не испытывал уже ближайшие сто миров.

Не знаю, понял ли его Дуболес, но довольное хихиканье (ну, или скрипение) говорило о том, что понял (или же у него были другие радостные мысли).

Сон. Как приятно лежать под открытым небом в лесу! Этого никому не понять, ведь в обычном лесу любого отдыхающего сожрут за пару минут, стоит только расслабиться. И это сделают не дикие звери, это сделают комары. Смутные воспоминания из детства, когда я ходил в лес за грибами с кем-нибудь из взрослых, говорили о комариной агрессивности и аппетитности (точнее, об аппетите). На данный момент мы сами были их хозяевами (хотя и временными), так что ближайшие три-четыре километра оставались совершенно свободными от всяческих паразитов. К тому же, находясь под защитой Дуболеса, можно было чувствовать себя абсолютно спокойно, так спокойно мне не спалось даже в прошлой жизни. Как хорошо, что я сумел вырваться из нее и теперь нахожусь там, где интересно и, главное, там, где я нужен!

Ветер шелестел серебристыми листьями Дуболеса, которые приобрели окрас лунного света. Создавалось ощущение, что днем они питались солнцем, а ночью луной. Возможно, так оно и было, но лезть к Дуболесу с такими глупо-личными вопросами не хотелось.

Небо прочертила падающая звезда и тут же погасла. «Хочу, чтобы…» – это все, что я успел пожелать. Как жаль, что звезды сгорают так быстро, уже в который раз я не успеваю загадать хоть что-нибудь. Интересно ведь проверить, сработает или нет. В сказках срабатывает, во всяком случае, иногда.

Несмотря на общее спокойствие и тишину (совиное уханье, кряхтение кого-то большого за кустами, стрекотание цикад и некоторые другие посторонние шумы можно было и не считать), в голову лезли неприятные мысли. Над головой что-то темное прочертило небо, используя непонятные рваные зигзагообразные движения. Глаза увидели, а мозг тут же определил – летучая мышь. Интересное создание, но как ее можно использовать для боевых действий?

Противная мысль! Что я за человек такой (точнее, типичный человек), сразу начинаю думать о том, как бы мне ее использовать. Нет чтобы полюбоваться ее полетом, внешним видом, повадками. Так нет же – как мне ее использовать в бою!

Одернув себя и немного успокоившись, я решил использовать животных только в самых крайних случаях. Мы сами должны решать все проблемы, а не рассчитывать на других.

Освободив свою голову от всякого мусора (в частности, оценивания боевой мощи различных живых существ, начиная от мыши-полевки и кончая бурым медведем), я наконец-то сумел принять ночь такой, какой она была: самой спокойной, самой свободной и самой ночной ночью на земле (во всяком случае, на этой земле).

Поразмышляв еще какое-то время, я захотел что-нибудь сказать, а самые умные слова, пришедшие в голову, были:

– Ратибор, ты спишь?

– Частично, – последовал вполне разумный ответ.

– Это как? – поинтересовался я, зная, что мои мысли не всегда совпадает с его разумом.

– Наполовину, – последовал еще более вразумительный ответ.

– На какую половину – на правую или на левую, или же на нижнюю или на верхнюю? Или у тебя спит только одна половинка мозга? – Я попытался прояснить для себя этот вопрос, но запутывался все больше и больше.

– На ту половину, которая сегодня устала больше, а значит, нуждается в большем отдыхе, чем вторая половина, особо сегодня не напрягавшаяся.

– А как ты их определяешь?

– Очень просто – одна сейчас спит, а вторая разговаривает с тобой.

– И что, ты так можешь выспаться? – удивился я.

– Нет, потому что если я так и буду спать наполовину, то не спящая половина устанет еще больше, а когда отдохнувшая половина проснется, то перебросит на нее половину своей усталости, и получится, что они устанут одинаково. Иначе более рабочая половина уже давно бы сошла с ума. А пока что этого, по-моему, не произошло.

Такой ответ надолго заставил меня замолчать, заставив соображать, во-первых, о том, шутка это была или нет, а во-вторых, правильно ли я все понял. Мои размышления прервались довольным посапыванием, доносившимся с соседней корневой кровати, которое уже не давало мне повода продолжить разговор. Что ж, спать так спать, поговорить еще хватит времени, может, даже в этом мире.

Проснувшись, я обнаружил себя на белых полупрозрачных простынях, лежащих подо мной на кровати, более напоминающей койку специализированных заведений. Из носа и изо рта торчали какие-то трубки, которые мешали мне дышать не хуже хорошего кляпа, хотя должны были бы этому способствовать (все это понималось подсознательно, мышление перешло в автоматический режим). Подняться или даже приподняться не хватало сил. Поворот головы направо – и прекрасный вид на зарешеченное окно, выходящее прямо в небо (во всяком случае, так казалось при взгляде на него или в него снизу вверх), открылся моему взору. Поворот головы налево – еще одна койка и белая дверь, ведущая в неизвестность, хотя эту неизвестность знать не хотелось бы никому.

Рукам что-то мешало, увидеть, что это было, я не мог. Голова никак не хотела приподниматься, а продавленная подушка (если она вообще была) находилась вровень с матрасом, если не ниже. Правая рука всегда была сильнее своей напарницы, две-три попытки – и я сумел ее оторвать от простыни. Еще одно усилие и правая рука повалилась на левую, стараясь ее ощупать. Трубки, еще трубки. Такое ощущение, что они идут прямо из моего тела. Надеюсь, я не робот. Это легко проверить. Рывково-рвущими движениями я расчищал свою руку от трубок – одна, вторая, третья. Сколько же их?

За моей головой раздалось подозрительное пиканье. Все громче и громче, громче и громче. Барабанные перепонки уже с трудом выдерживали этот писк, когда за дверью раздались быстрые шаги (хотя могут ли быть шаги быстрыми, если я их не вижу? Да и вообще, бывают быстрыми шаги или походка? Или звуки долетают до меня с более короткими промежутками времени? Если так рассуждать, то, скорее всего, доносились частые звуки от чего-то или кого-то бегущего). Поворот головы в сторону двери на этот раз дался намного тяжелее.