М. Таргис - Сумеречная мелодия Страница 12

– Наздар, – неуверенно сказал журналист.

– Добрый вечер! – кивнул Павел. – Присаживайся, Владку.

Тунь послушно сел и нахмурился.

– А о чем мы с вами?..

– Prosit[10]! – поднял Павел рюмку. – Ты, кажется, собирался взять у меня интервью.

– А… конечно. Ваше здоровье, – Тунь выпил, подтянул к себе блокнот. – Так над чем вы сейчас работаете, пане… – Он сосредоточился, вспоминая: – Пане Шипку?

– Сейчас расскажу, – кивнул Павел, наливая еще по одной. – Будь здрав, юноша!

Павел не совсем твердой походкой прошествовал в сад. Ночь была ясной, светила полная луна. В доме было темно, но лунный свет достаточно хорошо освещал засыпанный жухлыми листьями мраморный бортик фонтана, чтобы тот мог служить ориентиром. Из-под ноги с истеричным мявом рванулась соседская кошка, не оставлявшая надежды выследить в саду ласку. Павел выругался и громко прошипел ей:

– Тссссс!

Павел еле удержал равновесие, так как бортик фонтана внезапно оказался ближе, чем он рассчитывал, и, чтобы не рухнуть в пустой бассейн, сел на холодный мрамор.

Посидев так некоторое время – ночной воздух был свеж и пах палой листвой, – Павел тяжело вздохнул, перебрался внутрь бассейна, сгреб руками побольше сухих листьев в одну кучу, заодно расчистив пространство вокруг, кое-как отряхнул ладони; обхлопав все карманы, отыскал наконец коробок спичек и развел костер. Куча противно зашипела, но сбоку, куда попали листья посуше, заплясал веселый рыжий огонек.

Композитор выпрямился, достал из-под пиджака папку, прикинул на мгновенье, не вынуть ли из нее Цестину фотографию, и, решительно мотнув головой, бросил папку в костер. Цеста вряд ли был бы рад узнать о существовании такого снимка.

Павел снова присел на бортик фонтана и, глядя, как серая папка потихоньку обугливается сбоку, закурил. Достав из кармана плоскую флягу с бренди, он плеснул немного в костер за компанию и сделал глоток. Соседская кошка с ненавистью смотрела на него из кустов. В пляшущем свете костра глаза ее превратились в два пустых желтых кружка, похожих на золотые монеты. Павлу хотелось кинуть в нее чем-нибудь, но, кроме бутылки, ничего подходящего не было, и он решил сначала допить.

Папка обуглилась на четверть, а костер уже больше дымил, чем горел, когда в одном из окон первого этажа вспыхнул свет.

– Что происходит в саду?! – донесся в приоткрытую форточку раздраженный женский голос. – Кто-то развел костер! Какие-нибудь алкоголики или хулиганье!

– Может, соседи сверху балуются, – сонно пробурчал густой бас. – Пан композитор.

– Пан композитор нам дом сожжет! – взвизгнула женщина. – Ну, долго будешь лежать? Ты мужчина или нет?!

В угловой квартире тоже стало светло, и Павел, тихо матерясь, залез обратно в фонтан, затоптал остатки огня, хлебнул еще раз в утешение, закупорил флягу, сунул в карман, взял недогоревшую папку, перемазав руки и пиджак сажей, и направился к пожарной лестнице, по непонятному капризу архитектора выходившей в сад. Из кустов доносились громкий шорох и звуки борьбы – дикая хищница сумела первой незаметно подкрасться к противнику.

Мелькнула полная обиды мысль о том, что Йиржи скорее всего уже сладко спит, сжимая в объятиях шикарное тело кинозвезды, а Павел тут страдает ради него…

Едва не прослезившись, Павел благополучно забрался в собственную квартиру и по кратком размышлении отправился заканчивать уничтожение документов в старинной ванне.

Глава третья

…Вчерашнее происшествие, поразившее жителей столицы, заставило муниципальные власти серьезно задуматься о неоднократно высказываемом гражданами предложении сделать административно-парадную часть города, так называемый «Холм», пешеходной зоной. Только благодаря находчивости и ловкости двадцатидвухлетнего певца Йиржи Цесты, как раз сейчас готовящего на радость поклонникам новую пластинку…

– Мне вот интересно… – Хрдличка нагнулся над бортом декоративного судна-ресторана и смачно сплюнул в воду между днищем и каменной стеной набережной.

– Веди себя прилично, а то еще оштрафуют, – произнес Цеста, привалившись к тому же борту рядом. Задрав голову, он оглядывал город над высокой набережной.

– Кто меня оштрафует? У нас социалистическое государство, так что можешь забыть о своих аристократических замашках – это вредный пережиток тяжелого прошлого.

– И в нашем социалистическом государстве все должны вести себя культурно, – Цеста пересчитал взглядом новенькие автомобили, стоявшие на прицепе здоровенной оранжевой фуры, возвышавшейся на берегу прямо над рестораном, загораживая почти весь вид на Холм. – Тоже мне, пролетарий выискался!

Хрдличка выпрямился, сжимая перила руками в перчатках.

– Мне интересно, можем ли мы начать работу или у тебя опять срочный заезд в какое-нибудь захолустье?

– Это было вовсе не захолустье. И я снова здесь. Можем начать. А то что? Пойдешь жаловаться Вальденфросту?

– На что жаловаться? Я столько раз объяснял ему, что капризы у артистов – явление ординарное и с этим надо считаться… Ну в чем дело, Цесто?

– Треплешься много, – проворчал Цеста, щурясь на автомобиль, осторожно съезжавший по чересчур крутому склону Холма на набережную. – Когда они наконец сделают Холм пешеходной зоной?

– Когда именитые посетители «Макса» научатся добираться домой своими ногами, – фыркнул Хрдличка, оглянулся на ресторанные столики за спиной и тихо произнес: – Я бы не сказал ничего такого, что могло бы тебе навредить.

– Откуда ты знаешь, что может мне навредить?

– Поверь, я хорошо знаю, что и когда я могу говорить. Я знаю. Ну хватит дуться, как барышня-недотрога! Это больше к лицу твоему дружку-компонисту, нежели тебе. И веди себя как мужчина. Мы должны делать свою работу. Твой очаровательный друг пишет отличные песни, ты исполняешь их, а я делаю это возможным…

– И мы все вместе убиваем людей? – кисло улыбнулся Цеста половиной рта.

Хрдличка посмотрел на Цесту.

– Ты же не хочешь сказать, что тоже воспринимаешь всерьез эту брехню? А как же тогда разговоры о том, чтобы отдать жизнь во имя искусства?

– Мало ли что я у «Макса» говорил. Конечно, все это на девяносто процентов совпадения и искусственно раздутая сенсация. Но если один-два случая действительно произошли по нашей вине…

– Да. Было бы лучше, если бы вы писали что-нибудь такое жизнерадостно-патриотическое, вдохновляющее на труд во имя светлого будущего?

– Это и без нас напишут.

– Вот именно!

– Как думаешь, это все когда-нибудь изменится? – Цеста снова прищурился, глядя на вершину Холма.

– Похоже, что уже не при нас.

– Думаешь?

– Если ничего не делать, то конечно. Но чтобы действовать – силенок не хватит. А пока надо просто работать. В конце концов, какая еще отдушина может быть у всех этих людей, – Хрдличка широко взмахнул рукой, охватив и Холм, и реку, – кроме нас?

Цеста улыбнулся и кивнул, все еще не сводя глаз с Холма.

– Ну что, мы друзья? – спросил Хрдличка.

Цеста повернулся к нему и протянул руку.

– Ладно. Пожми мне руку, Иерониме. Нет. Для этого нужно снять перчатку.

Хрдличка покачал головой.

– Тогда ты сам не захочешь, – он аккуратно подтянул перчатки изящными движениями тонких музыкальных пальцев.

– Больно? – спросил Цеста.

– Практически нет. Но возможности несколько ограничены.

– На войне?

Хрдличка усмехнулся.

– Уже после. И именно поэтому ты можешь не опасаться, что я скажу лишнее.

– Ты был музыкантом. На чем ты играл?

– Я на чем только не играл… – вздохнул Хрдличка. – Веришь ли, – даже на арфе!

– Вот как, – Цеста снова повернулся к берегу. В конце узкой, круто взбегавшей на Холм улицы показался автомобиль с закрытым кузовом и устремился вниз, быстро набирая скорость.

– Ч-черт! Что он делает? – выдохнул Цеста.

– Кажется, отказали тормоза, – ответил Хрдличка, резко побледнев. – Но тогда… Панове! – пронзительно крикнул он, оборачиваясь к сидящим за столиками.

Автомобиль ехал прямо на них.

– Нельзя отвести эту штуку от берега? – спросил Цеста.

– Не успеть, – Хрдличка прикинул расстояние до сходен, ведущих на берег с нижней палубы. Туда еще надо было добраться, а главное – сходни находились прямо на пути взбесившегося автомобиля. – Давай-ка в сторону…

– Подстрахуй меня! – вдруг попросил Цеста и недолго думая полез на борт. Хрдличка выставил вперед руки, и Цеста, балансируя на краю фальшборта, на мгновенье наступил ему на ладонь, оттолкнулся, приняв почти горизонтальное положение, уцепился за висевшую на стене набережной металлическую лесенку и с беличьей ловкостью перебрался на берег.

– А я? – ошеломленно спросил Хрдличка, наблюдая, как юноша перелезает через парапет.

– А ты – в сторону! – крикнул Цеста, вскочил на ступеньку внизу кабины грузовика, локтем вышиб боковое стекло и с еще более поразительной сноровкой ввинтился в окошко, просыпая внутрь мелкие осколки стекла. Машина заурчала, рванулась вперед и тут же резко затормозила, загораживая собой надводный ресторан. Люди убегали с открытой палубы, опрокидывая столики.