Маша Трауб - Вторая жизнь Страница 13

– Да, люблю, наверное. Но у нас собак редко держат.

Рома начал готовить для Бэтси порошок. Точно так же Мария Васильевна давила для Ольги Борисовны таблетки, которые ей сложно было проглотить, – между двумя ложками. Лиза однажды заехала к матери и наблюдала весь процесс. Тогда ей стало страшно. Она посидела для приличия полчаса на кухне и уехала. Мать ей ни слова не сказала.

Ольга Борисовна вдруг разучилась глотать. Пищу она проглотить могла, а таблетки нет. Давилась и задыхалась. Раньше такого не наблюдалось. Верная Мария Васильевна толкла ей лекарства на неделю вперед, заворачивала каждую порцию в пакетик из пергаментной бумаги и раскладывала в специальный контейнер с обозначенными днями недели. Ольга Борисовна высыпала содержимое пакетика и запивала водой. Лиза тогда подумала, что это она должна была толочь таблетки, нарезать пергаментную бумагу на квадратики и заворачивать в каждую порошок. На ее месте, на стуле в углу, сидела Полина и аккуратно вертела пакетики. Лиза выложила на стол деньги и уехала.

Кошка улеглась на коленях у Ромы и начинала шипеть и дергать хвостом, если к ним приближалась Лиза или если Рома хотел спустить ее с колен.

– Ром, я не люблю животных, ненавижу комнатные растения, не умею готовить, – перечислила Лиза.

Рома пожал плечами. Он всегда ей улыбался, отвозил домой и ехал присматривать за очередным домом, где прорвало трубу, где нужно покормить собаку и погулять с ней, проведать больную бабушку. Лиза не верила в то, что Рома помогает всем бескорыстно – не до такой же степени он идиот. Но спрашивать не хотела. Лиза не смотрела на Рому как на жениха до тех пор, пока на работе не пошли слухи. Коллеги были удивлены их союзом. Одни считали, что Рома ей не подходит – она птица другого полета. Другие утверждали, что она не пара Роме. За что только ей такой мужик достался? Особенно страдала секретарша, которая была убеждена, что Рома ухаживает за ней. Лиза допускала, что у Ромы были другие женщины, которых он так же возил по дачам и квартирам, но выяснять подробности считала ниже своего достоинства. Лиза, конечно же, была в курсе слухов и чувств секретарши, но не собиралась ни подтверждать, ни опровергать сплетни. Рома был для нее просто Ромой – случайно затянувшейся связью. Лиза не испытывала к нему никаких чувств, кроме дружеских.

Рома позвонил неожиданно.

– Я внизу, – доложил он, – откроешь?

Лиза опешила и нажала кнопку домофона. Ей было неприятно, что Рома увидит ее квартиру, нарушит ее личное пространство. Но прогнать его она не могла. Голос у Ромы был странный.

– Мне нужно с тобой поговорить, – начал он, стоя в дверях, не решаясь пройти. Это был другой человек. Никогда раньше Лиза не видела его таким… не хозяином в чужом доме.

– Что-то случилось?

Рома прошел на кухню, притулился на табуретке. И сделал ей предложение. Даже достал красную бархатную коробочку, в которой лежало грубое и пошлое кольцо. Лиза сморщилась.

– Да, я знал, что тебе не понравится. – Рома засунул коробку в карман.

И дальше говорил так, будто они сидели в офисе, в переговорной комнате. У него открываются возможности, повышение, деньги. Но ему нужна прописка, регистрация. Он-то прописан в Заокске. А с московской будет проще. Меньше проблем. Если Лиза пропишет его у себя, он обещает купить квартиру. Через два года. Если они продадут потом Лизину квартиру и добавят то, что заработает Рома, то у них будет лучшее жилье в городе. Не в центре, но в хорошем районе.

– То есть ты мне предлагаешь сделку? – уточнила Лиза.

– Почему сделку? Нет, – разволновался Рома.

– А брачный контракт мы будем заключать?

– Что? Нет. Зачем? Если ты хочешь. Я подумал… но если ты против, то я…

– И ты мне гарантируешь, что через два года ты заработаешь на новую большую квартиру?

– Да, гарантирую, – серьезно ответил Рома.

– Хорошо, я согласна, – ответила Лиза, – а что мне терять? Мне же давно пора замуж, разве нет? А то стали ходить слухи, что я тебя недостойна. – У нее начался нервный смех.

Сойдясь странно и, можно сказать, противоестественно – без особого желания и чувств, – Рома с Лизой поженились. Они все же заехали к Ольге Борисовне. Та приняла Рому хорошо – разливала чай, беспокоилась по поводу торта. Мария Васильевна намешала салатов, Полина была вызвана для подстраховки, чтобы поддержать беседу. Рома вел себя тихо, спокойно, починил кран в ванной, который давно капал, оставляя ржавую борозду на белом кафеле. Ольга Борисовна утверждала, что кран вовсе не капает, просто нужно не до конца завинчивать вентиль. Но Рома был рад приложить руки к привычному делу.

Мария Васильевна если и была удивлена выбором Лизы, то виду не подала. Полина искренне радовалась за подругу. Рома ей нравился домовитостью и сдержанностью. Да, они были совершенно разные, но, может, именно такой мужчина и нужен Лизе?

В конце вечера, когда Рома с Лизой, собираясь, толкались в прихожей, Ольга Борисовна вдруг разразилась пламенной речью в адрес покойного супруга. Она рассказывала, каким он был замечательным ученым, прекрасным человеком, раз у него такие достойные ученики, которые не забывают, помнят и приходят проведать ее, вдову.

Мария Васильевна переглянулась с Полиной. Лиза замерла. Так она узнала, что у ее матери начались проблемы не только с ближней памятью и днями недели. Рому она приняла за одного из учеников и подопечных покойного мужа. А новость про свадьбу забыла, едва услышав. Она не готова была принять мужа дочери, и ее несчастный мозг поставил защиту на подобную информацию.

Ольга Борисовна церемонно прощалась, желала Роме всяческих успехов, дописать диссертацию и стать достойным своего учителя молодым ученым. С Лизой она простилась вежливо, сдержанно и слегка удивленно.

Полина вышла их проводить.

– Она меня не узнала или мне так показалось? – уточнила Лиза у подруги.

– Скорее всего, не узнала. Она только маму узнает сразу. Меня иногда с тобой путает, – ответила честно Полина.

– Дальше будет хуже?

– Думаю, да. Она пьет препараты, но сама понимаешь – потрясение, возраст.

– Как же она работает?

– Давно не работает. Но думает, что работает. Собирается, делает прическу, выходит из дома и забывает, куда шла. Возвращается домой и думает, что была в институте.

– Может быть, ей нужно сказать? Что у нее провалы в памяти?

– Мама ей говорила, но Ольга Борисовна забыла. Понимаешь, она живет прошлым, в том времени, когда была счастлива. Рассказывает, как мы были маленькими, как ходили в садик, как они с Евгением Геннадьевичем ездили в Гурзуф летом. Она все помнит, в мельчайших подробностях – как проходили через будку, делали отметку в медкнижке, брали лежаки. Она помнит, какого цвета у нее был купальник и как Евгений Геннадьевич далеко заплывал, а она волновалась. Помнит пирожки с вишней, которые покупали каждый день на набережной. Вишни тогда было много, пирожки растекались, она съедала сразу два и волновалась за фигуру. Кстати, она очень интересно рассказывает – как покупали домашнее вино, катались на катере, жили в крошечной комнатушке и были счастливы. Просто удивительно, какая у нее память на детали – она помнит толстую медсестру, которая отмечала в курортных книжках проход на пляж, и даже помнит, что у той была помада морковного цвета, почти такого же морковного цвета волосы, и она расстегивала халат почти до пупка от жары. И отдыхающие мужчины краснели и бледнели, глядя в ее внушительное декольте. А эта медсестра не собиралась никого завлекать своими формами, просто ей было жарко. Они еще шутили, что Евгений Геннадьевич чересчур долго сдает их книжки, а Ольга Борисовна делала вид, что ревнует его. Мама говорит, что Ольге Борисовне так проще – помнить то, что ей дорого, что казалось важным. Знаешь, она вспоминала, как купила тебе сарафан. И как ты радовалась обновке. Иногда она думает, что Евгений Геннадьевич уехал в командировку – читать лекции, и ждет его возвращения.

– А если она начнет забывать закрыть воду, выключить плиту?

– Нет, в быту она очень организованна.

– Но почему она меня не узнала? Разве я для нее не важна?

– Лиз, я не знаю, правда. Она тут предложила забрать твои детские платья. Помнишь, я всегда за тобой донашивала – ростом была ниже.

– Помню. Мне было жалко отдавать тебе свои платья.

– Да? А я радовалась. Ольга Борисовна смотрит на меня и видит девочку, подружку своей дочери. Она сказала, что ты опять вытянулась и нужно перебрать гардероб – выбрать платья, которые мне подойдут.

– И что мне делать?

– Не знаю. Мама говорит, что это может длиться годами, а может закончиться неожиданно. Зависит от сердца. Сердце у Ольги Борисовны, слава богу, здоровое.

– Ты считаешь, что жить так – это слава богу? Не узнавать собственную дочь – это слава богу? Не знать, не слышать, что я вышла замуж, – это ты называешь слава богу? И узнавать чужого человека – это слава богу? – Лиза расплакалась. – Как ты думаешь, она перестала меня узнавать из-за того, что я не была на папиных похоронах?