Коллектив авторов - Рюмка водки на столе (сборник) Страница 13

Светка ржет как лошадь:

– Я не такая, – говорит, – я жду трамвая.

– Да ладно, – это я им. – Главное, чтоб не скучно было.

Вот и поезд. Мы заходим. Люди, если честно, на нас оборачиваются. Но мне пофигу. Все идет по плану, думаю. Только поссать бы все же не помешало.

– А ты симпатичный, – это Светка мне говорит на ухо, чтоб только я слышал. – У тебя, наверно, девушка есть?

– Ага, – говорю. – Две.

– Две девушки? И чего, справляешься?

– Да ничего, нормально.

– И с нами справишься? Или одну выберешь?

Тут мне уж и самому ржать охота. Тут мне вторая, эта Кристина, тоже в ухо губами лезет:

– А чего ты ее слушаешь? Опять тебе всякие глупости говорит? Она всегда, как немножко выпьет, начинает заигрывать. А я вот не люблю так.

– Правда? – это я ей. – А как ты любишь?

– Показать?

Тут она меня берет и целует в губы. Светка даже глаза выпучила от изумления.

– Ты смотри, – говорит. – Вот это подруга! А с виду такая тихая.

Кристина на нее смотрит и так загадочно усмехается:

– А ты меня еще плохо знаешь. А хочешь получше узнать?

– Ну?

Она берет и ее тоже целует: да так смачно, взасос, что народ вокруг просто лег вповалку. Я смотрю, а они обе просто на ногах уже не стоят, держатся друг за друга, смеются. Им даже место уступили, они на сиденье и плюхнулись.

– Так чего? – Кристина Светке говорит. – Ты все еще мальчика хочешь? Или девочку?

– Что я, дура, что ли? – Светка отвечает. – Какие на хрен парни! Еще поцелуемся?

Тьфу ты, думаю. Вот это веселуха.

Хорошо еще, тут поезд подваливает к «Электросиле». И я незаметно за чужими спинами эвакуируюсь.

Тут и Крепыш снова звонит.

– Слушаю, – говорю.

– Как наш счетчик? – Крепыш интересуется. – Много натикало?

– Плюс-минус два! – это я ему отвечаю, и самому смешно. – Сперва плюс, потом минус.

– Ладно, пофигу, – говорит Крепыш. – По пятой?

– Да погоди ты. Поссать надо.

По-моему, «Электросила» – самое место, чтобы это сделать. Что называется, насилу доехал. Говорят, когда-то давно один пассажир попробовал отлить с платформы, попал на контактный рельс, его и убило током. Может, в честь него станцию назвали?

– Какое поссать? – Крепыш негодует. – Договора такого не было! Эксперимент есть эксперимент. Нельзя наверх выходить! Может, еще домой сгоняем? Поспим часок?

– А как же тогда?

– Да мне все равно, как. Думай.

Я отключаюсь. Злой как собака.

Ладно. Эксперимент есть эксперимент. На что мне мой мегамозг? А пустые банки на что?

Вот как раз и на платформе стало малолюдно. Если в самый конец зайти, туда, где хвост поезда, так и вообще никто не увидит. Надо просто спокойненько так встать, боком к стене прислониться и делать вид, что смс-ку пишешь.

Так, минутку. Минутку.

Нет другого такого счастья, я отвечаю.

Банка наполняется. Что-то такое на ум приходит из детства. Ч-черт, какая она уже тепленькая.

А люди, между прочим, на платформу выходят. И из тоннеля дует ветер. Поезд приближается.

Пофигу.

Сумка соскальзывает с плеча. А, т-твою мать! Брызги во все стороны.

А вот и поезд. Люди выходят. Некоторые оглядываются. Но мне уже все равно.

Теперь осталось аккуратно-аккуратно поставить баночку к стеночке, и…

– Что это у вас? – раздается голос за спиной.

Я резко оборачиваюсь.

Рядом стоит полицейский. Такой, как все полицейские в метро. С усиками. Расхлябанный, усталый и сизый от подземной жизни.

– Это пиво, – говорю.

– Пиво?

Он на меня смотрит, а я на него. Пиво в метро – тоже нарушение. Но только я знаю, что он знает, что это совсем не пиво. А он знает, что я знаю.

– Пиво «балтика», – говорю.

– Ну что, – он говорит так спокойно, – допивайте. И со мной в опорный пункт.

– Зачем?

– Что зачем?

– Допивать зачем?

– Вы хотите, чтобы я допил?

Мы молчим.

Я наклоняюсь, чтобы банку поставить в уголок. Он не дает.

– Пей, – говорит. – Пей, я сказал.

Давно замечено: что после минуты полного счастья неизбежно наступает такой же полный п…здец. Он всегда подкрадывается незаметно и сзади. Так, что хрен обойдешь.

– Ну? – спрашивает полицейский.

– Осторожно, – говорят в поезде. – Двери закрываются.

Тут я совершаю поступок. Такой, знаете, необдуманный и спонтанный. А именно: подбрасываю баночку в воздух. Она там весело вертится, брызгается и снижается прямо над полицейской фуражкой. А владелец фуражки, конечно, машинально задирает голову. Всего на миг. Но этого мига достаточно, чтоб мне вместе с сумкой втиснуться в двери, которые закрываются. Бах! Вот уже и закрылись.

Я внутри. А он снаружи. Охреневший и без фуражки. Потом поезд так презрительно делает «пш-ш» и трогается с места.

– Слушай, – это Крепыш оживает в блютусе. – Я тут подумал: может, и правда нам тормознуть? Ну, дать десять минут на оправку, хе-хе?

– Нет, – отвечаю. – Теперь все будет строго. Эксперимент превыше всего. Следующая станция «Московские ворота».

А сам гордо усаживаюсь. Лезу в сумку. Достаю пятую.

Пятое пиво – оно как… оно как встретиться с подружкой, с которой гулял в шестом классе. А потом она переехала в Колпино и там потерялась. И вот ты ее встретил спустя много лет и много раз. Она симпатичная, конечно, и ты ее снова хочешь. Но между вами – жизненный опыт. Ну, или первые четыре банки.

Подружку, кстати, Маринкой звали. Такая худенькая, длинноногая. С алыми губами.

Помню, как мы в первый раз поцеловались. Кажется, тоже пива выпили. Для смелости. Пиво тоже было по серьезке в первый раз. С кем-то вместе мы его купили, еще долго уговаривали продавщицу, не с Крепышом ли?

И вот мы сидим у нее в подъезде. Мы ее домой провожали. Дома у нее мамаша и старшая сестра. На улице минус десять, на часах – десять вечера.

Мы стоим, друг на друга смотрим. Глотаем попеременно из горлышка. Такой дистанционный поцелуй. Довольно романтичный, кстати.

А Крепыш на подоконнике сидит, курит, ухмыляется.

«Че вы тормозите», – говорит.

Ну, мы и поцеловались.

Это было очень приятно. Особенно если глотнуть непосредственно перед этим. Наверно, с тех пор, лет с тринадцати, у меня эти два процесса идут рядом: секс и пиво. По-научному это называется импринтинг. Не уверен, что Маринка знает такое слово.

Я достаю телефон. Ее номер должен где-то быть.

И правда, вот он.

Еще несколько минут я тупо гляжу на экранчик.

У Маринки нет даже аватарки. Не представляю, как она теперь выглядит. Я ее даже в контакте не нашел. А ведь искал.

Позвонить?

Или лучше допить банку?

Или допить банку и позвонить?

Помню, тогда она все же пошла домой. Там ее мамаша спалила и устроила скандал. Запретила нам встречаться. А потом, через месяц где-то, они переехали в Колпино. Не из-за меня, конечно, а из-за жилплощади.

Я доглатываю банку. Хр-рум! – алюминий хрустит в руке. У-у-у! – поезд тормозит на «Московских воротах».

– Алло, – говорит Маринка в наушнике блютуса.

Разговор по телефону имеет одно неоспоримое преимущество: по телефону не видно, что ты бухой. И даже почти не слышно. Ну, если не считать того, что ты начинаешь громче говорить. И шумнее радоваться.

– Привет, Марина, – говорю я чуть громче, чем надо. – Не узнаешь?

– Нет.

– Это Денис. Из Купчино. Помнишь?

– Здравствуй, Денис из Купчино.

Она говорит так холодно, равнодушно, даже не поймешь, узнала или нет.

– У тебя, – говорю, – голос совсем не изменился.

– А у тебя изменился.

Значит, узнала?

– Маринка, – говорю. – Хочешь, я к тебе приеду в гости?

Я не вру. Пусть только скажет, и я приеду. Всего-то надо сесть на обратный поезд, до «Звездной», а оттуда на маршрутке. И к черту Крепыша.

Она не отвечает. Только в наушнике что-то шуршит, как будто там у нее дует ветер. Будто она далеко-далеко.

– Думаю, это лишнее, – говорит она потом. – Извини, я сейчас не могу говорить. Пока-пока.

Тут она и вправду отключается.

Мне грустно.

Странно, думаю я. Может, вся моя предыдущая жизнь, включая этот гребаный эксперимент, была нужна только для того, чтобы сегодня я вспомнил Маринку. Чтобы мы снова встретились. И чтобы я сказал ей, что хотел сказать тогда, давно. А я так и не сказал.

Значит, вся жизнь прошла зря?

– Ты чего не отвечаешь? – спрашивает Крепыш в наушнике. – О чем там думаешь?

– Да так, – говорю. – О жизни.

– Ого, – радуется Крепыш. – На думку пробило. Ты это, не спи, а то замерзнешь.

Я улыбаюсь.

Говорят, что каждое мгновение в жизни неповторимо. Я точно знаю, что к пиву это не относится. И я лезу в сумку за шестой.

Пш-ш, – это поезд трогается. Следующая станция «Фрунзенская».

Хр-русть, – откликается шестая банка.

Шестое пиво – оно почти как пятое. Только жестче. Вот позвонил ты девушке, с которой гулял в шестом классе, а она тебе говорит, что не может говорить, и тебе остается говорить только с самим собой.

Наплевать, думаю я. Телки – это телки, а друзья – это друзья. Крепыш – это друг. Я его знаю лет пятнадцать. Пивом, которое мы с ним выпили, можно наполнить железнодорожную цистерну. Да и с телками тоже все было весело.