Сергей Носов - Франсуаза, или Путь к леднику Страница 13

– Будьте как дети! – напутствовал курильщиков доктор Фурин. – Ползайте на коленях, спорьте друг с другом, отстаивайте свое мнение! Докажите мне, что вы сплоченная группа. Что вы способны собрать легкое курильщика за четыре занятия!

Ползая на коленях вместе с другими участниками группы, Адмиралов пытался найти хотя бы две подходящие друг к дружке картонки. Доктор Фурин говорил, прохаживаясь между сидевшими на полу:

– Задача непростая. У вас не будет контрольного изображения объекта. Отсылаю вас к вашей памяти и вашему воображению! К вашим… не будем скрывать… к вашим страхам!.. Дерзайте, друзья, дерзайте!

Потом он сел за стол. И Адмиралову, сидевшему на полу, почему-то очень захотелось выкурить сигарету. Чтобы отвлечься, он подполз на коленях к Любови.

– Как ваш муж? – спросил Адмиралов. – Обошлось?

– О да! – горячо отозвалась Любовь, примеряя одну к другой две картонки. – Вчера обошлось. Вы не представляете, как я напугалась.

– Он похож на буддистского монаха.

– Что-то есть. Мой муж путешественник. Индия, Вьетнам, Китай, Непал…

– Это как путешественник? Профессиональный? Как Пржевальский?

– Где вы встречали сейчас Пржевальских? Просто он, когда есть возможность, куда-нибудь уезжает. Я тоже с ним иногда, но обычно у меня нет возможности отлучаться надолго. А вы знаете, кто самые большие ревнивцы? Моряки дальнего плавания и вообще путешественники. О, вы ничего не знаете. Смотрите, подходят, – она нашла две сопрягаемые картонки.

– Что-то он не похож на ревнивца, – сказал Адмиралов. – Надеюсь, он уже поправился.

– Спасибо, Андрей, – ответила Любовь. – Говорят, патологическая ревность не лечится. А вот уже три месяца без эксцессов. Нет ничего деревянного постучать?

Пол, по которому они ползали, был покрыт ковролином. Единственным деревянным здесь был стол. Люба потянулась к нему и трижды постучала по деревянной ножке.

– Прошу не расслабляться, – выступил из-за стола доктор Фурин. – Все сосредоточились только на одном!

– Если бы здесь нам с ревностью не помогли бы, – шепнула Любовь, придвинувшись к Адмиралову, – я бы сюда не пошла от курения. Нет-нет, – обратилась она громко к Полине (стрекоза, Одесса, зеленый), – вы же видите, они не подходят.

Доктор Фурин иногда вставал из-за стола, подходил к собирающим пазл и, присев на корточки, что-нибудь им подсказывал. Похоже, этот пазл он знал хорошо. Может быть, даже мог собрать с закрытыми глазами.

Но, несмотря на его подсказки, до конца занятий сумели собрать не более десятой части легкого курильщика. Доктор Фурин сказал, что это нормально, опыт подсказывает, что в следующий раз работа пойдет быстрее. Сохранность собранного он гарантирует. Незадействованные картонки сложили в коробку.

– Когда теперь ночью глаза закроете, не пугайтесь, если увидите то, что здесь у вас получается. Если с закрытыми глазами получается то, что здесь получается, это будет очень хороший знак, – сказал доктор Фурин, со всеми прощаясь.

Адмиралов, прежде чем уйти домой, зашел в туалет, а, когда он возвращался по коридору, в кабинете № 8 приоткрылась дверь. Высунулся психотерапевт Константин Юрьевич Крачун:

– Можно вас на минуту?

– Меня?

– Да, Андрей Андреевич, именно вас.

Вошел.

13

Я понял, что до сих пор не знал горных дорог, а если что и принимал за горные, то были сущие пустяки. Горная дорога – это вот когда посасывает под ложечкой ни в каком не фигуральном смысле. Поражает уверенность водителя, в чертах лица которого поневоле ищешь признаки маниакальности. Хотя тень маниакального ужаса на наших лицах – это как раз то, что должно веселить его. Он действительно весел.

Грудоподобные горы сменились кучеподобными.

Выезд на день из Леха, всего-то делов. А впечатлений, черт их дери, выше головы, слов не хватает!

Ровная однородная поверхность крутого склона горы пересечена почти пунктирной царапиной. Она не бросается в глаза, когда, выехав из-за поворота, открывающего взгляду очередной потрясающий вид, обозреваешь во всей полноте этот вновь предъявленный склон, больше похожий на стену, которая должна вот-вот осыпаться, и только потому, что знаешь, быть тебе где-то там – после еще одного загиба дороги, только поэтому и признаешь в той нечеткой царапине свой будущий путь.

Франсуаза! Ты поняла, что я сказал? Ты способна воспринимать столь длинные предложения?

Упрощаю. Представь: большая куча песка. Отсечем и уберем половину, а посередине среза наметим соломинкой горизонтальную линию – вот это и будет наша дорога.

Первая мысль: проехать там невозможно – и вдруг замечаешь медленно перемещающуюся точку, частицу, крупицу, соизмеримую с теми песчинками, из несметного множества которых состоит эта куча-гора. Что такое? Да неужели машина? А что же еще?! Беспокойную точку соотносишь с реальным объектом вроде того, в котором сам, вцепившись в держалку над дверцей, сидишь рядом с невозмутимым водителем, – вот тебе и масштаб для всей картины, и особенно для зрелища пропасти! Взбодрись: они едут навстречу и вам еще предстоит разъехаться!

Все ниже и дальше покинутая долина. Она каждый раз открывается взгляду на завершении очередного витка дороги. С каждым разом зеленое пятно уменьшается, тает, как, испаряясь, тает таинственный реактив, пролитый на стол. Послушай-ка, Франсуаза, уж если меня потянуло на такие сравнения, скажу тебе, на что похожа однородная поверхность того жутковатого склона – на легкое курильщика, вот на что! Но тебя, сколько помню, этот экспонат не очень увлек. Подожди, не сбивай меня с мысли.

Появляется снег. Снег и выше дороги, и ниже дороги. Еще чернеют крупные камни. Чем дальше, тем меньше впереди черноты. Всюду снег, и снежная пропасть по левую руку постепенно сходит на нет – мы приближаемся к перевалу.

Это Чанг Ла. Вот куда мы забрались!

Что-то пестрое впереди, шевелящееся. Это тысячи трепещущих на ветру флажков окутывают ступу на перевале.

Частично занесенная снегом времянка в виде белой невзрачной коробки с узкими окнами и щит на ней: “INDIAN ARMY”. Остановились. Ветер готов сорвать очки твои черные (то есть мои). Натяни на уши шапку! Если есть, надень капюшон!

Четыре джипа еще – мы здесь не одни. Красная стрелка зовет в “INDIAN ARMY”. Нам обещают “Complimentary HOT TEA”.

Молчаливый военный от лица армии угощает чаем забравшихся сюда путешественников. Его лицо защищает черная маска. Металлические стаканы сами моем в тазу, обязанность военного – управлять краном титана.

В стороне – на условной обочине – кузов автомобиля торчит из снега, стекол нет, правый борт вмерз в лед – кому-то сильно не повезло: начало прошедшей зимы застигло на перевале.

Большая палатка с красным крестом: “FREE MEDICAL AID”. Это правильно, это разумно. Кружится голова, едва не заплетаются ноги, вот и Люба говорит, что ее замутило как будто. Пожалуй, все-таки мы обойдемся без помощи военного фельдшера, просто не надо на этой высоте задерживаться.

Все в черных очках, у некоторых пол-лица закрыто шарфами до глаз. Это из тех джипов. Радостно фотографируются у вывески, обозначающей высоту в футах и метрах. Первых – 17586, вторых – 5360. Мать честная, мы выше пяти километров! А то я смотрю, снежные пики вдали – они ж на уровне глаз!

Таких высоченных дорожных перевалов больше нет нигде в мире.

Глазам не верю, говорит наш с тобою биограф, глядя на далекие вершины гор: мы ведь выше Казбека! (Словно Казбек в Гималаях…)

А Командор говорит: почти что Эльбрус. (Только мы в Гималаях, а он про Эльбрус…)

Тут еще храм – небольшой, причем индуистский. Размером, пожалуй, меньше троллейбуса… Трезубцы, символы Шивы, торчат из снега. Двери открыты, путь расчищен от снега: “JAI CHANGLA BABA BE KIND TO ALL RANKS AND FAMILIES”. Надо пройти под дугой с бронзовыми колокольчиками и подняться по разноцветным ступеням, их не больше десятка, но, честное слово, нету сил никаких. К тому ж там надо разуться. Наклониться – шнурки развязать? О, нет. Только не здесь. Но что же этот Чангла баба, он так и живет на перевале? Невероятно. Не может быть!

Ошметки облака ползут над нашими головами, задевая флаг над храмом и низкую крышу армейской постройки.

Пора уезжать. Спасибо за чай. Главное, чтобы водитель головой не поплыл, нам еще ехать и ехать. Нет, кажется, не плывет. Улыбается. Дело привычки. Лично я уже с трудом различаю дорогу. Плыву. Поздравляю себя: меня укачало.

Минуя заснеженную седловину, спускаемся вниз по другой стороне хребта. Щит на спуске предупреждает о сходе лавин. Наш водитель буддист. Его брата призвали в армию, ему служить пять лет. Неслабо! – Люба сказала. Командор со знанием дела, с видом стратега объясняет нам, дуракам, военное значение здешних дорог. Потеряй дорогу – потеряешь весь регион. Вот почему за дорогами, за их состоянием следит индийская армия.

Горы меняют облик, становятся глаже, положе. Горы похожи теперь на стадо спящих слонов. Слоны стряхнули снег и уснули. Снег лишь на дальних вершинах.