Алексей Серов - Жизнь не так коротка (сборник) Страница 13

– Мне нравится, дорогуша. Отстань. Ты в этом ничего не понимаешь.

Андрей Петрович тяжело вздыхал. Когда женщине за сорок, она, случается, выделывает странные штуки со своей внешностью.

Лидия Сергеевна готовилась к корпоративной вечеринке, которая должна была состояться уже через три дня. Надо спешить. Надо выглядеть. Они с Андреем Петровичем работали на одном предприятии с самой своей юности. Здесь встретились, полюбили друг друга, расписались. Получили от завода квартиру, потом, когда родились дети, – другую, большей площади. Андрей Петрович трудился начальником бюро пропусков, Лидия Сергеевна была делопроизводителем. Они всю жизнь получали скромную зарплату и жили по средствам. На предприятии ни разу не слышали, чтобы Андрей Петрович повысил на кого-то голос. Это был очень спокойный, сдержанный человек. Жена, которую он нежно любил и слегка побаивался, была его полной противоположностью. Резкая, крикливая, обожающая скандалы… Очевидно, сказывалось тут детство в огромной коммуналке. Вздорный характер, однако, не мешал ей быть прекрасным специалистом. Правда, коллеги от нее стонали и закатывали глаза: о, наша Лидочка – это крепкий орешек… Год за годом чета Караваевых спокойно работала на предприятии. Оба они – и муж, и жена – уверены были, что так и просидят в своих кабинетах до старости и с этих своих неизменных должностей уйдут на пенсию. И вдруг на заводе произошла череда кадровых перетрясок, многократная смена руководства, и в результате спокойного, исполнительного и надежного Андрея Петровича неожиданным вихрем забросило на должность гораздо более высокую, чем он занимал раньше. На хорошо оплачиваемую должность. Денежный вопрос в семье Караваевых прежде был не сказать чтоб очень острым, но довольно-таки болезненным. Получали они, как уже говорилось, зарплату скромную, лишних трат на дорогие шубы или автомобиль не предусматривающую. Тянули от получки до получки, иногда приходилось даже занимать. Ни о каких больших накоплениях им и думать не приходилось. И тут это новое назначение. Андрей Петрович был уверен, что с новой работой не справится. Ночами он плакал Лидии Сергеевне в нагое белое плечо и жаловался: подчиненные не слушаются, творят, что хотят, и, наверное, начальство, видя все это, скоро выставит его за ворота.

– Будешь меня тогда кормить? – спрашивал он жену полушутя.

– Нет, сиди голодным, – холодно отвечала Лидия Сергеевна. – Мне нахлебник не нужен. Изволь-ка справляться со своими обязанностями. Единственный раз в жизни повезло вырваться из нищеты, и вот он уже начинает нюнить. Не слушаются его, видите ли. А ты заставь! Будь мужиком! И чтобы я у тебя этих соплей больше не видала.

Вот так. Делай что хочешь. То ли слова Лидии Сергеевны подействовали должным образом, то ли финансовые соображения сыграли свою роль, но вдруг, на удивление всем, спокойный Андрей Петрович из доброго и мягкого человечка начал превращаться в свирепого начальственного монстра. А может быть, сказалась тут скрытая тяга всякого полуинтеллигента к деспотизму. Он ведь втайне мечтает о крепостном праве, хочет быть добрым барином, который по субботам для порядку сечет своих крестьян розгами. Да только кто ж ему даст.

А тут вот дали.

И он стал внедрять на предприятии жесткую дисциплину со свирепой системой штрафов. Наставил всюду видеокамер. В каждом цеху появились надсмотрщики, единственным занятием которых было ходить и смотреть, чтобы все непрерывно работали. Караваев сделал так, что перерывы и обед были теперь минута в минуту, по распорядку. Запретил курение. И если уж кто попадался на чем-то незаконном, у человека был один путь – за ворота. Наймем других, говорил в таких случаях Андрей Петрович. Вон их сколько по улице ходит, голодных.

Сам Караваев забыл, как это бывает, когда в кармане у тебя нет денег. Теперь деньги всегда были, и он начал приобретать вкус к хорошей одежде, модным аксессуарам, поездкам на такси, обедам в ресторане и прочим удовольствиям, которые может себе позволить обеспеченный человек.

Андрей Петрович отрастил брюшко, стал ходить вразвалку, говорить медленно и веско, научился давить подчиненных взглядом. Должность обязывала, положение. Не будешь выглядеть серьезно – пропадешь, сожрут.

Только одно он всегда обходил стороной: других женщин. Тут принципы у него были твердые. Лидочка – его законная жена, у них крепкая семья, изменять нельзя. Пусть знакомые руководящие работники развлекаются с продажными бабами, а он этого делать не будет. Просто не будет, и всё. Андрей Петрович относился к адюльтеру презрительно и не понимал тех, кто рассказывал о своих многочисленных победах. Морщился недовольно: к чему это? Что вам, семнадцать лет, что ли? Лучше бы о работе думали…

Но случилось так, что к ним в отдел кадров пришла работать совсем молоденькая двадцатилетняя девочка: худенькая, с северными веснушками на полупрозрачной коже и серыми, вполлица глазами. Длинные пепельные волосы собраны сзади резинкой в простой хвост. Явно не заботится о своей внешности, о впечатлении, которое производит на мужчин. Вроде бы как даже забитая. Во всяком случае, при взгляде на эту тихую девушку Андрею Петровичу захотелось встать рядом с ней и защитить ее.

– Как ваша фамилия? – спросил ее Караваев при первой встрече. Спросил немного резковато – девушка, сидевшая за компьютером, раскладывала пасьянс. Он вошел в кабинет тихо и с полминуты стоял за ее спиной, наблюдая, как своими удивительно длинными пальцами она передвигает по столу мышь и нажимает на кнопки.

Девушка мгновенно сжалась и пролепетала:

– Брусникина Анна…

– Что же вы, Анна, в рабочее время играете?

– У меня сейчас обед…

– Все равно, нельзя использовать компьютерную технику не по назначению, – наставительно сказал Андрей Петрович. И счел необходимым слегка сбавить тон: – А почему вы не в столовой, раз у вас обеденный перерыв?

– Мне не хочется.

– Напрасно. Вон вы какая… худенькая. Вам надо… питаться. Идите-ка в столовую.

И Анна, вздохнув, покорно отправилась обедать.

С тех пор Караваев стал чаще бывать в отделе кадров. Он старался никак не выделять Анну, не показывать свое истинное отношение к ней. Да и сам еще не понимал, какое, собственно, у него к ней отношение.

Но отношение-то было. Караваев стал думать о ней, чем дальше, тем больше, и вскоре мог думать уже только о ней.

Тут, как нарочно, привезли на завод новое итальянское оборудование – фрезерный станок с числовым программным управлением, который способен был обрабатывать металл аж в пяти плоскостях, и что-то там еще умел очень хорошее и современное. Пришлось заводу влезать в большие долги, но технический прогресс того требует. Зато, говорил директор в узком кругу приближенных, теперь выйдем на мировой уровень качества! Дело хорошее, кивали приближенные. А работать-то на нем сможем? Сможем, русский мужик во всем разберется, уверенно бросал директор. У нас ведь такие орлы, что им эта Италия?

Ну и действительно, не в таком еще разбирались.

Через неделю приехали итальянцы, чтобы руководить процессом установки новой машины. В контракте было записано, что без этого фирма ничего не гарантирует. Вот, мол, установим, как положено, а там уж эксплуатируйте.

Не хотелось платить лишних денег, но контракт… Да и итальянцев было всего двое. Сдюжим и эти расходы, зато потом…

Ох ты, а ведь никто из наших не владеет итальянским. Как общаться-то? Опять придется все самим, а деньги зря только потеряем.

Но итальянцы свободно говорили по-английски, ага, это уже лучше, английский мы как-нибудь осилим, хоть со словарем. И все-таки нужен был человек, который мог понимать быструю и экспансивную английскую речь итальянцев.

Кинули клич по заводоуправлению – выяснилось, что оценки в дипломах у всех были хорошие, но отсутствие практики себя показало. Конфуз, однако. Итальянцев отправили ночевать в гостиницу, решив, что утро вечера мудренее. Завтра кого-нибудь найдем по родственникам и знакомым. Не хватало еще на переводчика разоряться.

На следующий день в обед Андрей Петрович заметил, что Анна Брусникина спокойно щебечет с иностранцами в цеху, возле пока мертвой громады станка, и все трое смеются.

– Аня, вы что же, английским владеете?

– Да, Андрей Петрович. У меня мама преподаватель…

– И вы все понимаете, что они говорят? – Начальственный маразм уже успел оставить отпечатки пальцев на мозговых извилинах Караваева, и теперь соображал он туго. Иногда своим было труднее понять его, чем иностранцев.

– Ну конечно! Ничего сложного здесь нет…

– Тогда будете переводчицей. А то не сладить нам с ними.

– Андрей Петрович, а вдруг я что-нибудь напутаю?..

– Не напутаете. Вместе разберемся, – сказал Караваев и по-отечески положил руку на ее плечо.

С того момента, как он к ней прикоснулся, как почувствовал под тканью кофточки тонкую, хрупкую кость ее ключицы, он понял, что обречен. Он пропал, обратного хода нет. С ним начало происходить что-то такое, над чем он был абсолютно не властен. Он словно в космос воспарил, в высокое безвоздушное пространство над землей, и висел там неподвижно в темноте, среди звезд, а в груди его был только расширяющийся шар восторга. И долго его не сдержать. «Пропал, пропал!.. Ну, вот и хорошо…»