Вадим Норд - В поисках Евы Страница 13

– Не могу даже представить, где они нашли такой сочный малиновый цвет! – захлебывалась от восторга Августа. – Это – нечто! Такой удачный выбор! Красный – приводил бы в ярость, а малиновый радует.

Как бы между делом Августа поинтересовалась сегодняшними планами Александра.

– Нет ли какой срочной операции? Или чего-то еще в этом роде?

– Самое приятное в моей специальности – это отсутствие срочных операций! – рассмеялся Александр. – Все плановые.

– Как так можно?! – шутливо возмутилась Августа. – А если у девушки завтра свадьба, а сегодня ей окончательно и бесповоротно разонравился ее нос?! Что тогда?!

– Хороший вопрос! – одобрил Александр. – Философский. У нее есть два пути.

Вдруг что-то кольнуло внутри, подозрение, слитое с догадкой.

– Скажи-ка, а почему тебя интересуют мои сегодняшние планы? – поинтересовался Александр.

Августа обычно спрашивала, может ли он разговаривать, не более того. Прошлое, то есть уже случившееся и ставшее новостью, интересовало ее, а ближайшее будущее, то есть планы Александра на день – практически никогда.

– Ну-у.. – Августа выдержала небольшую паузу, нагнетая интригу, – наверное, потому, что я сейчас стою перед твоим домом! Это веская причина для того, чтобы интересоваться твоими планами, или не очень?

– Ну и шуточки у тебя! – Александр выглянул в окно кухни, но Августу внизу не увидел. – Ты что – реально в Москве?!

– Конкретно! – передразнила Августа.

– А зачем тогда звонишь? – удивился Александр.

– Так интереснее! И вообще, мало ли что. Вдруг ты не один.

– Выпорю! – пообещал Александр. – Поднимайся немедленно!

Августа ойкнула, демонстрируя испуг, и отключилась. За минуты, прошедшие до ее появления, Александр успел ликвидировать остатки завтрака, включить чайник, зарядить в кофеварку порцию кофе, помыть помидорчики-черри, порезать ветчину и колбасу… До сыров руки уже не дошли, потому что раздался протяжный звонок в дверь.

Жизнь сплошь и рядом вносит коррективы в наши планы. Стоило Августе обнять Александра и прижаться мягкими жадными губами к его губам, как он напрочь забыл древнюю традицию, гласящую, что вначале гостя следует накормить-напоить, а потом уже все остальное.

– Плащ! – тихо стонала Августа, пока Александр нес ее к кровати. – Сапоги!..

Александру некогда было отвечать, потому что язык и губы его были заняты другим делом.

– А выпороть? – вспомнила Августа, когда из всей одежды на ней остались только серебряные сережки с голубым топазом. – Ты обещал!

– Потом! – неопределенно ответил Александр и, будучи не в силах (да и не желая) сдерживать восхищение, добавил: – Какая же ты красивая! Как же я по тебе соскучился!

– Тебе меня не хватало? – зачем-то спросила Августа, лукаво улыбаясь.

«Не то слово!» – хотел ответить Александр, но вместо этого склонился над любимой и начал покрывать лицо страстными поцелуями.

Августа застонала и, обняв Александра, заскользила своими прохладными ладонями по его спине. «Я счастлив, потому что рядом – женщина моей мечты», – отметил в уме Александр, и то была последняя связная мысль, родившаяся в его голове. Дальше мыслей уже не было, их сменили волны наслаждения, накатывающие одна за другой до бесконечности. И каждая из этих волн была сильнее, острее, сладостней предыдущей.

Александр держал Августу нежно и бережно, как хрупкую драгоценную вазу, и продолжал целовать. Августа благодарно мурлыкала в ответ, лаская его руками. Когда Александр коснулся языком ее соска, она протяжно вздохнула и выгнулась под ним, прижавшись к нему всем своим горячим телом, а затем запустила пальцы в его волосы и притянула его губы к своим губам, чтобы начать целовать их со всей страстью, которую только можно было себе представить. Александр почувствовал, как уходит из реальности, или то реальность ушла от него. Мир сузился до того объема, который занимали их сплетенные друг с другом тела, и в то же время расширился до безграничных пределов, до самой настоящей бесконечности, которую в обычном состоянии никто не ощущает.

Внутри у обоих трепетало и пульсировало желание, поцелуи становились все более страстными, дыхание сбилось с ритма и стало прерывистым, но они, тонко чувствуя настроение друг друга, не торопились доходить до последней черты и проваливаться в томную бездну самого высшего из всех наслаждений. Дразнить любимого человека скорым обещанием блаженства, но все не давать его, и испытывать такую же ответную муку – разве не в этом высшее искусство любви, квинтэссенция сексуального гурманства? Предвкушение увеличивает остроту наслаждения.

Очередной страстный стон Августы, громкий и протяженный, прозвучал как сигнал, побуждающий к самым решительным действиям. Одновременно она задрожала всем телом и призывно-приглашающе приподняла бедра, чтобы Александр смог как можно глубже войти в нее. Их тела слились воедино и задвигались во все убыстряющемся ритме, потому что никто уже не мог сдерживаться, контролировать ситуацию и дозировать наслаждение. Оставалось одно – упиваться каждым сладостным мгновением, мучительно сознавая его быстротечность и стремясь насладиться им полностью, испить его до дна.

Трижды достигнув вершины, они лежали в объятиях друг друга, утомленные до предела и до предела же счастливые. Если у счастья есть пределы, то это становится ясно именно в такие мгновения. Что есть предел? Это когда человек счастлив настолько, что больше ничего ему не надо, ни малейшей добавки, ни мельчайшей крупицы, ни штришка, ни черточки. Хочется петь, но сил нет, да и ни к чему лишние звуки.

ПАС, называл такое состояние Александр. Полное Абсолютное Счастье.

– Я лечу! – потягиваясь и щурясь от невообразимого удовольствия, сказала Августа. – Улетела и никак не могу вернуться!

Она приподнялась, опершись на локоть, и медленно облизала свои припухшие от поцелуев губы кончиком языка, а затем улыбнулась соблазнительнейшей из улыбок. Александр, залюбовавшийся завитками светлых волос, прилипшими ко лбу любимой, почувствовал, как внутри его снова нарастает возбуждение. Да и как же ему можно было не нарастать, ведь близость стройного, гибкого тела Августы, ее пряный запах, трепет ее языка, ее томный пристальный взгляд, ее вновь напрягшиеся соски – все это было так прекрасно и так манило. Сегодня утром, всего каких-то четыре часа назад, проснувшись, Александр и подумать не мог, что его ждет праздник.

Предвкушая новую порцию сладкого удовольствия, он положил руку на плечо Августы, но та ускользнула от него и встала.

– Давай оставим что-нибудь на вечер! – попросила-приказала она, кокетливо прикрывая ладонями свои точеные груди.

– Да на вечер у нас. – начал было Александр, но тут же осекся под ироничным взглядом любимой и выразил недосказанное в глубоком вздохе.

– Недавно я, мать-ехидна, проспорила Даньке пятнадцать эклеров, – вдруг вспомнила Августа. – И, что хуже всего, у меня не хватило ума для того, чтобы зажилить выигрыш.

– Это было бы неправильно! – возразил Александр, слегка удивляясь такому повороту разговора. – Проспорила – так плати.

– Он съел двенадцать, – усмехнулась Августа, – и больше на эклеры смотреть не может. Мужчин нельзя перекармливать.

Она нагнулась, чаруя и дразня Александра пластикой своего гибкого тела, подхватила с пола трусики и вышла.

– Великолепно! – простонал Александр, оценивая этим словом и неожиданный приезд любимой, и испытанное наслаждение, и предстоящее наслаждение, и даже то, как поддела его Августа своим: «Мужчин нельзя перекармливать».

Вставать Александру не хотелось. Пока лежишь, есть еще надежда, остается еще шанс, пусть и весьма условный, коварно заманить любимую в постель, попытаться объяснить ей, что он, образно говоря, находится на стадии второго по счету эклера и ни о каком переедании и речи быть не может. И вообще хотелось блаженно бездействовать, но это желание входило вразрез с долгом гостеприимства и правилами приличия.

К моменту появления на кухне завернувшейся в полотенце Августы стол был накрыт полностью. Заветревшуюся в ожидании своего часа нарезку Александр убрал в особый контейнер, стоявший в холодильнике, куда он складывал остатки продуктов, предназначенные для варки солянки. Солянка варится из того, что осталось невостребованным, из того, что есть под рукой, в этом-то и кроется ее прелестная неповторимость. Всякий раз под рукой оказывается разный набор продуктов, оттого и солянка всякий раз получается неповторимой. Новую нарезку Александр разложил фигурно на двух блюдах – мясное отдельно, сыры отдельно – и украсил зеленью, оливками и помидорчиками. Кроме того, он заварил зеленого чаю покрепче и насыпал в вазочку крекеров. Не бог весть какой роскошный стол, но для того, чтобы заморить червячка, вполне годится. Потом они «выйдут в свет» и где-нибудь пообедают как следует. Или поужинают, скорее всего – поужинают.