Сергей Узун - Почти книжка (сборник) Страница 13

– Во-о-от. А кто говорит? – мягко продолжил Петрович.

– Да разные люди говорят. Ты вона тоже говоришь, – опять непонятно разъяснил Садовник.

– В саду! В саду кто говорит?! – не выдержал Петрович.

– В саду никто не говорит. Там плоды созревают, – улыбнулся Садовник. – Хотя, конечно, и в саду говорить можно.

– Ты дурак какой-то, а? Или издеваешься надо мной? – вскипел Петрович так, что самовару стало завидно. – Я в саду… Я сам слышал!

– И я слышал. И что? – хихикнул Садовник.

– И кто у нас в садуууу? – сыграл в воспитателя детского сада Петрович.

– Никто-о-о! – сыграл в ребенка Садовник и засмеялся.

– Злой ты! – обиделся Петрович. – Трудно сказать, что ли? Уйду сейчас ведь!

Петрович даже встал и сердито засопел, показывая, что вот-вот уйдет.

– Присядь, Петрович, – миролюбиво сказал Садовник. – Просто скучно мне. А ты забавно так волнуешься. А потом я все объясню и станет неинтересно тебе. Пропадет азарт.

– А если не скажешь – мне тоже станет неинтересно, – присел Петрович. – Потому как я сейчас помру от любопытства, а у жмуриков интересы очень ограничены. Мало чем интересуются. Ну расскажи, что там у тебя.

– Слова, – сказал Садовник.

– Опять?! – взвыл Петрович.

– Не-а. Слова у меня там растут. В саду, – серьезно сказал Садовник.

– Не понял? – действительно не понял Петрович.

– Слова. Слова ведь не просто так говорятся. Слово – оно назреть должно. Вот у меня и созревает, – просто сказал Садовник. – Зреет, зреет. Потом с дерева срывается. Созрело стало быть. И кто-то кому-то эти слова говорит. Или не говорит. А у меня слышно. Иногда незрелое падает.

– Я готов жизнь за тебя отдать! – закричали радостно в саду.

– Вот. Незрелое как раз. Ванька-Казанова ляпнул опять кому-то, – покачал головой Садовник.

– Ленькин сын который? – уточнил Петрович.

– Он. Ляпает чего не попадя, балабол, – кивнул Садовник. – Во-от.

– Ха-ха-ха-ха! – засмеялся Петрович. – Погодь-погодь. Так меня чехвостили не за забором, а те, кого я доставал там? Или нет? Они ж молчали… Чет не сходится у тебя.

– Сходится, сходится, – уверил Садовник. – Оно у них назрело. Просто сказать побоялись. Они ж там кто, по-твоему?

– Слушатели? – попытался угадать Петрович.

– Не-а. Слюнтяи они. Сидят и чужое подслушивают. А потом говорят чужими словами. Ну или подслушивают, чего им готовы сказать близкие. Так себе народишко, – махнул рукой Садовник.

– Значит, правильно я им мешал, – с удовлетворением сказал Петрович. – Нефиг им… О! А мои слова тут не растут разве? Не слышал совсем.

– Растут. Просто у тебя в унисон получается. Созрело – сказал.

– О! И у тебя. Я-то думал эхо в саду, когда с тобой говорил, – сказал Петрович.

– И как? Неинтересно стало? – подмигнул Садовник.

– Интересно. Посидим, послушаем, – подмигнул в ответ Петрович. – Налей-ка чаю еще, а?

В саду вдруг бахнуло отборным, затейливым трех-этажным матом. Да так бахнуло, что Садовник чуть чашку не выронил.

– Ого! – уважительно протянул Петрович. – Вот это вызрело у Гришки-Прапора…

– Ага. Он, – согласился Садовник. – Видать, спот-кнулся опять.

И они пили чай и неспешно говорили, пока не созрело последнее слово в саду.

Мебельная сказка

Жила-была семья стульев. Крепкая мебельная семья. Михаил Степаныч Стул, Анастасия Федоровна Стул и сын их оболтус – Сенечка. Оболтус, потому как маленький и постоянно валялся где попало. А попадало обычно под ногами у хозяев. Наткнется кто – выругается всенепременно, да к стенке Сенечку поставит. Не в смысле расстрела, а чтоб с дороги убрать. И поделом – нет, чтоб как отец с матерью, степенно у стола стоять.

Конец ознакомительного фрагмента.