Андрей Куц - Самое страшное преступление Страница 13

Митя и Саша, ещё утром предвкушавшие близость того, что завладело ими ночью, что нёс в себе этот, судя по всему, отвязно-отважный, бывалый низенький мужчина, надеялись, что они не обманулись, и он их не предал: неожиданно возникнув из ниоткуда, он не растворился в неизвестности столь же неожиданно.

Все нервничали.

В три часа дня Боброва на месте не оказалось.

Ребята облазили всю прилегающую территорию – никого! Пришлось возвращаться ни с чем. Для кого-то это было облегчением, для кого-то разочарованием. Они договорились, что сегодня ещё раз проверят шалаш, ближе к девяти часам, так как раньше не получится, потому что вечером придётся не только поливать посадки, но и таскать воду на завтра, чтобы за следующий день она согрелась под солнцем, лишилась бы холода глубокого колодца.

За час до возвращения с работы родителей Саша был дома. Он приготовил необходимый инвентарь к вечерним заботам и осмотрелся. Всё было в порядке. По его мнению, от родителей не должно было последовать никаких нареканий, ничто не должно было спровоцировать конфликта, который мог помешать вечерним планам мальчика.

Саша терпеливо дожидался их прихода.

Минуты таяли. Родителей не было.

Саша стал волноваться, предвидя пьяный галдёж, жалобы, недовольство – склоку.

В половине седьмого он услыхал двух женщин, разговаривающих у колодца на повышенных тонах. Один из голосов был ему особенно неприятен – это был голос матери. Существовало две причины, способные объяснить её дурное настроение: либо она выпила, либо не смогла увести из Житнино отца, куда-то намастырившегося с дружками. Последнее означало, что отец придёт часом-тремя позже и будет под «мухой», и неизбежен скандал, в эпицентр которого обязательно вовлекут Сашу. Чтобы проверить последнее, мальчик взял лейку с водой – вроде как он идёт к грядке с петрушкой для поливки, – дошёл до забора и осторожно посмотрел, что делается возле колодца и нет ли где-то рядом отца.

Мать разговаривала с Хромовой Евдокией, бабкой Кати, которая выползла на улицу, по-видимому, испить холодной колодезной воды, в надежде изгнать похмельную хворь. Мать Саши в который уже раз отвечала, что сегодня не видела её дочь, со вчера затерявшуюся в селе. И они перескочили на отца Саши, прогнавшего жену под предлогом, что он проворачивает в Житнино важную сделку, полезную для благосостояния семьи.

Саша отправился поливать грядки.

Он действовал споро, слаженно – привычно, – высокий, густо усеянный веснушками белёсый мальчик с большими ушами, выпученными голубыми глазами, с широким ртом, пухлыми губами, ширококостный, с голым торсом, загорелый, мускулистый: чем больше он успеет сделать, тем больше у него шансов избежать придирок матери и убраться со двора до появления отца.

Мать без слов прошла мимо сына. Она несла две нагруженные продуктами сумки, отдуваясь, потная, и затерялась за стенами избы. Татьяна Михайловна, попив чайку и переодевшись, через двадцать минут вышла на воздух и встала громоздким изваянием возле бочки с водою, из которой Саша наполнял лейку. Она скроила строгую физиономию, сплющив такие же как у сына полные губы так, что они выпятились далеко вперёд, отчего подбородок утоп в двух жировых складках под шеей, вроде как вовсе исчезнув с её круглого лица.

Сын споро работал.

Татьяна Михайловна не нашла, что сказать, и двинулась по огороду, прикидывая-оценивая, что и где надлежит сделать.

В половине восьмого перед домом остановился самосвал. Громко хлопнула дверца. Машина отъехала, чтобы пристроиться в накатанную колею у дома Потаповых. Послышался надтреснутый бас Михаила Борисовича Кулешова, обращающегося к сыну:

– Ты всё ещё поливаешь? Пора бы закончить. Небось, нас дожидался? – Не получив ответа, он продолжил. – Нас дожидаться нечего. Не маленький, должен понимать и мочь самостоятельно управляться с хозяйством. Дел у меня и без этого навалом. Я не прохлаждаюсь. Я думаю. Думаю, как в семью принести денег… да побольше, побольше, вот так… ага!.. ну, поливай, поливай, да не забудь натаскать воды на завтра, слышишь?

– Угу, – отозвался Саша, а сам между тем подумал: «Знаем мы, что у тебя за работа: воруешь так, что не спится ночью. И не потому не спится, что мучает совесть, а потому, что ещё много остаётся тобою неподобранного, а сразу всего не унесёшь. Вот руки и зудят, хотят они до всего добраться, всё захапать». – Саша окунул лейку в бочку.

– Явился, – завела тем временем давно заезженную пластинку мать. – Не запылился? Никак на ногах стоишь? Надо же! – съехидничала она.

– Я выпил самую малость, – пояснил муж.

– А! Ну как же! – Мать всплеснула руками. – Что слону дробина, так, что ли? Это какие же теперь нужны дозы, чтобы свалить тебя с ног?

– Жена, давай-ка прекращай, – строго сказал Михаил Борисович. – Я наладил одно дельце. Предвидятся неплохие барыши, а ты! Эх, мать, зачем ершишься? Ты же у меня понятливая, только вот иногда…

– Ну-у, – сурово протянула Татьяна Михайловна. – Продолжай.

– Тебя заносит. Упрёшься, как баран в запертые ворота, и хоть бы тебе что. Ум так и теряешь.

– Вот оно как? Значит, я безмозглая?

– Да не то чтобы… совсем, – Михаил Борисович масляно улыбнулся и полез обниматься с женою, – всего лишь чуточку, вот такусечки. – Он показал тоненький просвет между пальцами. – Дай, дай поцелую. – Татьяна Михайловна подставила щёку.

Но Михаил Борисович не ограничился поцелуем. Он показал бутылку водки, запрятанную во внутренний карман пиджака.

– Ну, пойдём в дом, – проворковала жена. – Переоденешься, умоешься, а я соберу на стол. Я кое-что купила.

Мать с отцом скрылись в доме, – а Саша собирал со дна бочки воду и бесился от переполнившего его отвращения, и злился, что ему опять предстоит в одиночку таскать воду из колодца.

Надо сказать, что Михаил Борисович работал в селе заведующим по механическому складу, где частенько безвозмездно и навсегда заимствовал вверенные ему запчасти или распределял их с умыслом, по определённой, взаимовыгодной договорённости. Мать же каждодневно возилась с кишками на небольшом заводике, расположенном на северной окраине Житнино, что не прибавляло ей, и без того ворчливой, благолепного восприятия окружающего мира. Их младший сын Дима, теперь забавляющийся в летнем лагере, был в фаворе – ему многое прощалось, при этом в равной пропорции больше взыскивалось с Саши. Но Диме тоже жилось несладко, и его нет-нет да захлёстывала волна, пущенная обширными телами родителей, где хранился неспокойный нрав. Затрещины и тычки, а то и ремень, прописывались обоим мальчикам, но с разной периодичностью.

Бориска раньше всех разделался с вечерними заботами, поэтому он помог Теличкиным заготовить воды впрок. Что поесть на ночь грядущую, у него было – не стоит беспокоиться: вечные щи-каша, сваренные им три дня назад из собственноручно заквашенной капусты, самолично купленного пшена и куска отборной парной свинины, который он добыл у частника в селе, а не в поселковом магазине.

Ожидая визита в шалаш и последующего ужина, Бориска уселся возле завалинки своего дома на маленькую скамеечку. К нему присоединилась Любочка, по малости своих лет немножечко, кое-как тоже подсобившая дедушке с бабушкой.

Шёл девятый час вечера.

– Бориска, – заговорила Любочка, – ты знаешь, Бориска, что мне приснилось ночью?

– Не знаю, Любочка, – сказал Бориска. – Что же?

– Мне приснился страшный маленький человечек. Он гонялся за мной по полю, в ку… ку-куюзе. Я пошла за водой для этого нашего дяденьки, и всё никак не могла дойти – я заблудилась в поле. Представляешь? А он, не дотерпев, без воды умер. И потом превратился в… карличка. И уже была ночь. И я испугалась, что не найду дороги. И он нашёл меня в кукуюзе.

– Кто? Мужик?

– Да. То есть нет. Карличек. Мужик умер и стал… кар…

– Карликом. Карлик.

– Да. Карликом. Вот. И этот карлик хотел наказать меня, потому что я та-ак долго несу воду… всё несу и несу… а он умер.

– Кто? Карлик?

– Ой, какой ты, Бориска, бестолковый! – возмутилась Любочка. – Как же карлик может умереть, если он стал карликом, потому что умер мужик. Мужик умер и появился из него карлик.

– А…

– Ну вот. И я от него убегала. А потом проснулась, потому что он меня догнал! И я уже не могла от него убегать, а он мог меня съесть! – Любочка многозначительно посмотрела на Бориску.

Бориска был суров.

«Ну вот, – подумал он, – маленькая Любочка ночью видит ужасы. А всё почему? Потому что мужик плохой! Я был прав и не виновата в том моя мнительность».

– Не думай о нём, – сказал мальчик. – Забудь. Он ушёл и больше не вернётся. Сейчас дождёмся ребята и сходим, проверим, убедимся, что его нет. И больше не будем о нём вспоминать. Да? И от этого станем спокойно спать. Как прежде. Спокойно спать и видеть только радостное и хорошее.