Алексей Лухминский - Мой Ванька. Том второй Страница 13

– А давайте, я ночью всё помою, – вдруг вмешивается Ванька. – По крайней мере, чисто будет.

– Ваня, ваш благородный порыв мне понятен, – старшая с улыбкой смотрит на него. – Я уже поняла, что вы всегда готовы подставить плечо. Только если уж вас использовать таким образом – лучше помыть кабину лифта. Вот Павел Николаевич говорит, что на выходных его отремонтируют и можно будет пользоваться, а кабина невозможно грязная.

– Ну, Ванюха, ты попал… – подсмеиваюсь я. – С Еленой Михайловной не забалуешь.

– Так я готов! Елена Михайловна, скажите, где взять тряпки, щётку, ведро, ну и мыло какое-нибудь. Моющих средств, наверное, ведь нет!

– Пойдёмте…

– Там женщина пришла… – сообщает охранник.

– Ленка, наверно, – и Павел идёт встречать.

Расположились перекусить. Вскипятили чайник. Такая милая, почти семейная обстановка.

– Надо Ваню позвать, – спохватывается Елена Михайловна и, глядя на меня, говорит с укором: – Забыли вы про брата.

– Это пока ваш сотрудник, – ехидничаю я. – Вам и разбираться.

– Начальство всегда выкрутится! – в тон мне отвечает она и собирается выходить.

– «Скорая» пришла, – докладывает охранник, практически вталкивая её обратно.

Выходим встречать.

– Принимайте жертву поножовщины, – хмуро сообщает фельдшер. – Удар в живот. Боялись не довезти. Думаю, большая потеря крови.

Осматриваем парня. Одет более чем… Ясно – не сельский.

– Я ничего… Я сейчас… – бормочет он, бессмысленно водя взглядом по нашим лицам. – Я сейчас… Только… папе… не надо…

Кошмар… Рана от кровотечения залеплена обычным пластырем. Значит, всё там, внутри…

Этого мне только и не хватало! Раза три я ассистировал в Булуне Николаю Фёдоровичу в похожих случаях, но сам ещё ни разу не оперировал. Это тебе, Елизов, не аппендициты резать. Чувствую своей холкой обычный мерзкий страх. А что мне остаётся в этой ситуации? Глаза боятся, а руки делают. Ведь если не я сейчас, то больше уже никто этому парню не поможет. До города он не доедет. Смотрю на Шитову.

– Давно последний раз в операционной стояли?

– Почти три года назад…

– Готовьте операционную. Паш, позови Ваню. Надо его по лестнице поднять.

– Так давайте и я помогу, – предлагает охранник.

– Спасибо. Втроём будет поаккуратнее, – соглашаюсь я.

Павел с Леной во все глаза смотрят на меня.

– Ребята, ужин откладывается.

– Ничего… Это всё потом…

В операционной вместе с Еленой Михайловной готовим парня к операции. Он стонет и дёргается.

– Не знаю, что делать с анестезией, – озабоченно вздыхает старшая медсестра. – Мы же не знаем, что ему можно.

– Погодите… Сильно плохо? – спрашиваю я парня, заставляя его обратить на меня внимание.

– Пло-охо… – стонет он.

– Как звать?

– Саша…

– Я тоже Саша. Значит, мы тёзки, – я улыбаюсь, стараясь не отпустить его взгляда.

Парень в ответ тоже пытается улыбнуться.

– Значит, так, Саша, – начинаю я медленно говорить, глядя ему в глаза, – чтобы стало лучше, тебе сейчас надо поспать. Проснешься, и тебе будет гораздо лучше. Поэтому давай, засыпай… Ты сейчас будешь спать… и не будешь ничего чувствовать… Просто будешь спать… Ты очень хочешь спать… На счёт три ты заснёшь… Раз… Два… Три!

Делаю лёгкий щелчок пальцами и вижу, как закрываются его глаза.

– Так, Елена Михайловна. У нас с вами часа три есть. Вперёд!

У неё вид человека, ударенного пыльным мешком.

– Александр Николаевич! Вы что…

– Елена Михайловна, у нас с вами ещё будет время об этом поговорить за чашкой кофе. Поехали! Работаем!

…Усталость сгибает. Пациент в палате. Кажется, обошлось… Сижу у стола, тупо уставясь в чашку с кофе, и не могу заставить себя взять её в руку. Два с половиной часа мы с Шитовой трудились над этим парнем. У меня всё время в голове звучал голос Михал Михалыча, который говорил мне про точнейший расчёт любого моего движения. Пришлось позвать Ваньку, который почти всё это время стоял рядом со мной и вытирал с моего лица пот, при этом стараясь не смотреть на операционный стол.

– Саш… Сашка! – с трудом доносится до меня Ванькин голос. – Хоть кофе попей!

– Водки бы… – выдавливаю я. – Жаль, что нельзя.

– Нужно! – резко звучит голос Елены Михайловны, и передо мной появляется мензурка. – Пейте! Это спирт.

– Елена Михайловна, нельзя мне, – вяло отбояриваюсь я. – Вдруг ещё кого-нибудь привезут.

– Пейте, я сказала! Если привезут, то от вас сейчас толку столько же будет, сколько от моего младшего. Пейте! Ну!

– Сашка, пей, тебе говорят! – в один голос кричат на меня Ванька с Павлом.

Беру мензурку и осушаю.

– Молодец! – одобряет Павел и интересуется: – А сколько вашему младшему?

– Четырнадцать. Александр Николаевич, а теперь на кушетку и спать! Хотя бы час, – жёстко приказывает Шитова. – Это я вам как медик говорю.

– Сашка! Хватит геройствовать! Чем быстрее ты отрубишься, тем быстрее приведёшь себя в порядок, – поддерживает её Ванька.

– Ладно, пора вспоминать про солнышко и пляж, – вяло говорю я и перебираюсь на кушетку, стоящую тут же. – Только если что – будите!

– Не сомневайся! – бурчит Павел.

– Весело у вас тут, – со вздохом шепчет Лена, до сих пор сидевшая безмолвно. – Скучать не приходится…

– Так это же и прекрасно! – Елена Михайловна встряхивает причёской, и это последнее, что я вижу и слышу.

Выпроводил Ваньку на работу. Всё-таки я заставил его три часа поспать этой ночью. Бедняга. Он-то за что страдает? Павла с Леной я тоже выпроводил домой, как только сам проснулся. Это было часа в четыре. Елену Михайловну, проснувшись, я заставил лечь поспать на третьем этаже. Сам с Лизой теперь сижу возле нашего инфарктника. Пока всё тихо.

– Здравствуйте, работники!

Поднимаю голову. Марья Васильевна! Шесть часов… По ней можно часы проверять!

– Доброе утро, Марья Васильевна! Павел Николаевич ту выгнал. Вы там сами посмотрите, что она вам оставила. Подсобница осталась.

– Ладно, разберусь, – по-старчески ворчливо откликается она. – Только на подсобницу у меня есть подруга моя. Можно ещё найти… Мне бы лучше двух. Выходные-то у меня должны быть!

– Значит, будут две! Обещаю.

– Спасибо. Ну я пошла.

– Это кто? – спрашивает Лиза, когда она уходит.

– Новая повариха.

– А ту выгнали? – с тихим восторгом спрашивает Лиза.

– А что с ней ещё делать? Она же алкоголичка!

– Не, всё правильно. Больные так жаловались… – рассуждает она и вдруг стреляет глазами. – Александр Николаевич, у вас такой классный брат!

– Тебе понравился Ваня? – я невольно ухмыляюсь.

– Угу… Такой серьёзный… и симпатичный…

– Лиза, а ты почему пошла именно в медицинское училище? – меняя тему, задаю я вопрос, который меня интересует с первого знакомства с ней.

– Ну, Александр Николаевич… Надо же было куда-то идти после школы.

– Скажи, а ты понимаешь, что сегодня тут у нас произошло?

– Елена Михайловна сказала, что вы спасли две жизни…

– Ну жизни спасали мы все вместе, – поправляю её.

– Что, и я тоже? – она поднимает брови.

– Ты же сидела с больным, за капельницей следила…

Я не даю ей впрямую ответа, но обращаю её внимание на причастность ко всему, что сегодня происходило.

Видно, как Лиза задумывается.

– Александр Николаевич, а вы всегда хотели стать врачом?

– Нет, Лиза… Я по первому своему образованию инженер-механик. Вот на выходных лифт наш чинить буду.

– Что, правда?

– Правда.

– А почему вы потом стали врачом?

– Знаешь, когда понимаешь, что только ты можешь спасти своего родного и очень любимого человека, в голове происходит своеобразный переворот. Ты на всё начинаешь смотреть по-другому. Тебе становится интересно всё, что может помочь это сделать. Так было со мной.

– И поэтому вы стали врачом?

– Наверно, поэтому… Мне стала интересна медицина. Я стал читать умные книги, искать учителей, которые мне могут растолковать разные премудрости, ну и так далее.

– Александр Николаевич, а как вы думаете, у меня получится быть хотя бы медсестрой?

– Если не будешь интересоваться своим делом, то не получится ничего. Причём это в любом деле. Повторяю, если человек работает без интереса, где бы он ни работал, результата не будет.

– Вы говорили, что искали учителей. Что, всяких профессоров?

– Да нет же, – с некоторой досадой говорю я, потому что мне кажется, что она совсем бестолковая. – Моей первой учительницей была медсестра Вера Петровна. Я ведь начинал с того, что выносил горшки, перестилал кровати, потом стал ещё и разносить таблетки. Потом начал делать уколы…

– Вы и уколы умеете делать?

– Умею. И умею так, что больной не чувствует, как я делаю. И это потому, что я очень хочу, чтобы ему не было больно. Ему ведь и так плохо, зачем же причинять человеку лишние страдания?

– А вы думаете, меня будут учить, если я попрошу?