Борис Георгиев - Жнец. Швец. Игрец Страница 13

Жнец снова надел наушники. Теперь погружение в звуковую картину прошло без проблем, мозг Ноя быстро освоился, похвальная гибкость. На шумы можно не обращать внимания. Скрипит корпус «Ковчега», канат якорный шелестит в клюзе, гудит двигатель – пустое. «Хорошо я микрофоны поставил, Если закрыть глаза, кажется – там я, на дне. Канат, двигатель, корпус – далеко вверху за спиной. А здесь обычные утренние шумы, плески. Слышно, как подходит косяк мотыльков. Есть хочется. Скорей бы разделаться с заданием. А что будет после? Небытие. Опять задание. И снова небытие. До бесконечности».

– Эй атран! – услышал он. Сердце пропустило удар. Кла́ни. Это неизбежно. Сын за отца. В помёте каждого сезона, среди тысячи детей, только один, ну от силы два атранир. Этот лучший.

– А̀лкацр, А̀йсэ, зу̀леивена! Айс ама̀̀лпан кацр, – пел Леи кла́ни Акилс, лучший из сыновей, преемник. Лучшему суждено погибнуть.

Жнец сорвал наушники, не мог слушать. Эмоции, опять эмоции. Игла в сердце. Всё, пора, ждать больше нечего. Он встал. Колебался – надо ли врубить пугалки? Включил. Пусть работают, нечего головоногим на рифе делать. Тоже эмоции? Если разобраться, всё правильно. Пугалки обязательно надо включить. Пусть зудят Учредителю в мозг, когда тот влезет в головоногое тело и отправится вдогонку за яхтой. Жнец криво улыбнулся, хромая к двери. Начальство недолюбливал, особенно Учредителя. До сих пор неприязнь была чисто умозрительной, но теперь, когда к умозаключениям прибавились эмоции, он получил удовольствие от мысли, что начальнику придётся помучиться в теле моллюска.

***

Вода, облизывая корпус «Электры», гулко шлёпала в стенку дока. Не будь гудящего эха, можно было бы представить, что яхту, отшвартовавшуюся на ночь у какого-нибудь причала Адриатики, покачивает ровная, невысокая волна. Можно вообразить, что где-то тут, рядом с мостками, спрятался прибрежный ресторанчик, с минуты на минуту зажгутся его огни, к йодному духу добавится запах жареной рыбы, и полетит над шорохом прибоя, запрыгает плоским камешком фортепианная нота. Иллюзия. В реальности ничего этого нет. У свода ахтеркамеры столько же общего со средиземноморским небом, как у яичницы-глазуньи с полной луной, и пахнет в доке обычно гадостно.

Спускаясь по крутой стальной лесенке, Ной заметил, что запаха стоялой воды почти нет. Проветрилась камера, когда открывались створы. Вода в корыте теперь свежая, но ненадолго. «Какое мне до этого дело? Пусть хоть моча вместо воды, Ною тут больше не жить. И вообще нигде ему больше не жить. О деле нужно. К материку яхта пойдёт с приливом, старик сэкономит на топливе. Надо будет намекнуть ему, чтоб не торопился. Дать головоногому больше времени. Интересно, когда тебя перекусывают пополам, это очень мучительно? Чёрт, в колене стреляет при каждом шаге».

– Спиро! – крикнул на ходу Ной, чтобы отогнать мысли о смерти.

Не стоялой водой пахло в доке, а водорослями и…

– Спиро, где ты там?! – заорал Ной, остановившись у брошенной на мостки сходни.

Пахло жареной рыбой. Ною казалось, слышит шипение жира на сковородке. Иллюзия, конечно.

– Пень глухой, – проворчал Ной. Пришлось на борт подняться.

Сходня узкая, скользкая. Вот ещё тебе хромоногому радость. Люк, лестница. Всё маленькое, неудобное. Повернуться негде. Куда он делся? А, вот он. Старикова спина торчала из коридорной ниши. Там шипел и скворчал жир, щелкал по дереву нож. И пахло же оттуда!

– Спиро, чтоб тебя! – завопил Ной, сглотнув слюну. Есть очень хотелось.

– А?! – старик попятился, вылез из ниши. Голова платком обвязана, нож в руке, вид пиратский.

Ной не выдержал, пригнувшись, втиснулся вместо старика в камбуз. Крохотный, на шкаф похож. Так и есть, жарится рыба. Мотыльки, подумал Акиле. И в миске картошка – соломкой, добавил Ной. Жнец прикрикнул: ну хватит! К делу.

– Яхта готова? – спросил Ной, вылезши обратно в коридор.

– Да. Вот ещё сейчас картошечку поставлю.

– После, сначала отчалим.

– А как же…

– Говорю, после. Запускай двигатель, сходню не убирай, это я сам. По сигналу – самый полный назад. Ты понял?

– Сейчас, сынок. Я тут… – старик снова нырнул в камбуз.

– Давай же, время не ждёт! За борт готовку!

– Ну почему же обязательно за борт? – рассудительно прогудел Спиро, не вылезая из шкафа. – Сейчас я выключу печку, всё закреплю здесь. Рыба уже готова, картошку можно и после. Зачем за бортом жареная картошка? А нам с тобой она очень в жилу. Сам же говорил, есть хочется. Сейчас.

– Ну?! – выкрикнул Ной.

– Всё, теперь можно, – сказал Антониадис. Руки вытирал полотенцем, ножа у него уже не было.

Ной сорвался с места, на лестнице оступился, чуть не загремел обратно. Тише, успокоил Жнец, побереги себя для казни. Осторожно, здесь скользко. Успеешь, Учредителю сюда ещё добраться нужно. Далеко ли? Полторы тысячи щупалец, подсказала головоногая память. Вот, подумал Жнец, как раз отойдём от «Ковчега» подальше. Лучше, если бы успели обогнуть риф. А ещё лучше – в океане. Чтобы не застряли на скалах трупы. Концы в воду. Что за дурацкие идиомы, откуда они берутся? Откуда-то из прошлых жизней. Вытаскивает из моей памяти жиденький ментальный столбик что попало. К пульту. Жнец, заглянув в окошечко пульта, проверил, в каком положении чёрные щелкушки – тумблеры, нажал обрезиненную клавишу, кинулся к яхте. Теперь быстро, надо поднять сходню, пока не разошлись под днищем лапы. Мельком глянул – где Спиро? – ага, на кокпите. Не поскользнуться! Так, теперь сходню. Всё? Ветер. Затворы открылись. Палуба дрогнула.

– Давай, Спиро! – что было сил заорал Ной. – Назад! Самый полный!

Стоял на коленях, вцепившись в кормовой рейлинг, но всё равно чуть не свалился на бок. «Электру» подхватило хлынувшей в док водой, вынесло кормой вперёд, развернуло, потащило в кильватере, как подхваченный ручьём мятый комок бумаги. Цепляясь за холодную никелированную трубу, Ной увидел над водяным холмом огненное колесо с отрезанным боком – серп Альраи.

Десятый сноп

– Я называю эту рыбу мерлузой, – говорил Спиро. – Ты видел когда-нибудь настоящую мерлузу, Боб?

«Да, – подумал, разделывая рыбью тушку, Жнец. – Почему он назвал меня Бобом? А, понятно. Я же для него Роберт. Роберт Корк. Роберт, Боб и ещё как-то».

– Нет, – лениво соврал он. – Никогда.

На кокпите тесновато вдвоём, но старик не захотел бросать управление. Водомёты в режиме стабилизации хода, яхту несёт течением на север, прямиком туда, куда надо, и всё-таки. Мало ли что: порыв ветра – такое бывает, заглохнет двигатель – случается и такое, внезапное нападение – говорят, в океане такое бывает тоже. Но завтракать одному скучно, говорил Спиро, давай сюда, вместе с тарелкой. Я бы пропустил по одной, говорил старик, ты как, не против, сынок? Редко получается покалякать с кем-нибудь за завтраком, жаловался Спиро, разве что с рыбами. Это ничего, что время обеденное, давай будем считать, сейчас у нас с тобой утро. Я люблю выходить в море утром, до света, и возвращаться, пока солнце низко. Ничего, что рогатая пакость не похожа на солнце, давай будем считать, что это солнце. Старику надо было выговориться, и Жнец решил ему не мешать. Пускай болтает, может, выболтает что-нибудь полезное. Всё равно он считай что мертвец, как и я. Только в отличие от меня бессмертие ему не светит. Спиро болтал с видимым удовольствием, тарелку держал на коленях, к Роберту Корку обращался доверительно, то и дело называл сынком, а теперь вот – Бобом. «Сублимация, – думал Жнец. – Отыщи он сына, точно так же предложил бы ему позавтракать на кокпите и пропустить по одной за болтовнёй после завтрака. Это приятно. Странно, удивительно, но факт. Мне приятно слушать его болтовню».

– Так ты никогда не видел настоящую мерлузу? – поддевая на вилку ломтик картофеля, спрашивал Спиро. – Тогда я не смогу тебе объяснить. Если тебе никогда не приходилось её видеть. Понимаешь, сынок, она не то чтобы похожа, но что-то общее есть. По правде говоря, не слишком-то она на неё смахивает, и повадки совсем не те, особенно когда идёт косяком от берега, а когда тащишь её из воды, так и вовсе ничего общего. Но всё-таки что-то в ней есть. Я люблю её жареной, потому что мерлузу лучше всего есть в жареном виде, только что пойманную. Вообще-то, даже настоящую мерлузу деликатесом не назовёшь, и я никогда не слышал, чтоб её кто-то считал деликатесом, но всё-таки мне она нравится, если поджарить её свежую в масле. Поэтому я называю эту рыбу мерлузой, хоть ничуточки не похожа. Ну как, сынок, нравится?

– Да, – сказал Жнец, нисколько не покривив душой. Старик знал толк в готовке, поджарил как надо, до золотистой корочки. Белое мясо легко отделялось от костей, и было оно сладкое.

– Ты с картошкой, так ещё вкуснее.

Жнец послушал совета и не пожалел. Старик, точно, знал толк в готовке. Очень вкусно получилось, лук в самый раз обжарен. Соли чуть больше, чем нужно, но это ничего. Соли Ной почти не употреблял, но рыбье белое мясо было сладковатым на вкус и жареный картофель тоже, так что пусть.